– Утром надо многое сделать.
Бо вскочил и, положив руки на плечи Селии, усадил ее:
– Нет, о Боже, не сегодня! Не бросайте меня!
– Но…
– Сегодня я не могу быть один! – Селия услышала в голосе Бо такую мольбу, что не могла ему отказать. Она села и приняла из рук Бо третью рюмку. Сделав глоток, девушка почувствовала, что ей немного жарко, и бессознательно расстегнула ворот платья.
– Хотите поговорить, Бо?
– Поговорить?
– О вашем отце. Может, вам хочется вспомнить о нем?
– Что? Как он привез меня из Калифорнии, словно преступника? И только из-за сфабрикованного обвинения, которое так и не было доказано? Засадил меня здесь, в Маунтен Вью, как нашкодившего школьника, никогда не слушал моих предложений, обращался со мной так, словно я полное ничтожество. Вы не можете этого отрицать, вы все видели! – Бо осушил рюмку и потянулся за следующей. – Так вот, я собираюсь завершить то, что он начал. Я пророю оросительный канал, проведу к полям столько воды, сколько ему и не снилось.
Селия поудобнее устроилась в кресле, решив дать ему выговориться. «Любовь и ненависть, тесно переплетены, связаны в тугой узел», – подумала она. Вот что испытывал к отцу Бо. Пока он говорил, Селия потягивала бренди, чувствуя, что алкоголь и в самом деле расслабляет ее. Ароматный напиток смягчил остроту чувств.
Как легко и просто сидеть здесь, слушать монотонный голос Бо, ни о чем не думать…
Бо снова заговорил о Кинау, хотя Селия даже не помнила почему.
– Она ведь бесплодна, – сообщил он. – Многие гавайские девушки бесплодны. Из-за этого народ вымирает, разве вы не знали? Через поколение-другое гавайцев останется очень мало.
Селия пробормотала в ответ что-то невнятное. В тот момент все казалось ей нереальным. Какая разница, может Кинау иметь ребенка или нет? Хотя, конечно, приятно, что она не подарит Роману ребенка…
Бо все говорил и говорил, а Селия сидела с рюмкой в руке, думая о своем. Ей было жалко Романа, Джона, себя, свои разрушенные мечты… Бо прикончил графинчик, потянулся за следующим и стал наполнять рюмку, проливая виски на скатерть.
Смеясь, Селия попыталась смахнуть бренди со стола и нечаянно коснулась руки Бо.
Вдруг он вцепился в ее запястье:
– Селия… Я не хочу оставаться наедине с собой… Я не могу.
Девушке казалось, что все это ей снится.
– Какое совпадение, – рассмеялась она. – Я тоже не хочу оставаться наедине с собой.
– Тогда давайте не будем. Давайте избавимся от одиночества. Вы и я, Селия… О Боже, вы и я…
«Я не хочу оставаться наедине с собой… Я не могу». Жалость ли заставила ее потянуться к Бо и обнять его? Он тоже был несчастен, как и она, и тоже страдал…
Бо крепко обнял ее. От него пахло бренди, он тяжело дышал. Под воздействием бренди девушка, казалось, погрузилась в гипнотическое состояние.
Она словно не замечала, что Бо настойчиво гладит по спине, пытаясь расстегнуть платье. Селии было весело, смех неудержимо рвался наружу.
– Селия, – страстно шептал Бо; – О Боже… Разденьтесь ради меня. Я хочу видеть вас обнаженной. Пожалуйста!
Его слова наконец дошли до нее, а крепкие объятия привели в чувство.
– Бо! – Она оттолкнула его. – Бо, нет, вы сошли с ума!
Но дело зашло слишком далеко. Бо больше ее не слышал. Он вцепился в ее платье и стал его стягивать, задрал ночную рубашку. Его руки шарили по обнаженной груди Селии, гладили соски, вызывая у девушки болезненные и вместе с тем приятные ощущения.
– Бо… Пожалуйста, не надо…
– Вы должны стать моей, Селия, вы не знаете, вы не знаете, каково это – когда над тобой смеются, когда ты не можешь…
Бо взмахнул руками и, толкнув девушку на бархатную кушетку, придавил ее своей тяжестью. Селия не могла пошевельнуться.
– Селия… Селия, – хрипло и бессвязно бормотал он.
Она начала осознавать происходящее. Все это не было сном. Бо неловко снимал с себя одежду, но, когда Селия попыталась освободиться, завязалась борьба.
И вдруг он обмяк.
Селия не знала, каким тяжелым бывает бесчувственное тело. Едва дыша, она испытывала панический страх. Наконец ей удалось перевернуть Бо на бок и высвободиться.
Всхлипывая, Селия поднялась и натянула ночную рубашку. Полураздетый Бо, раскинувшись, громко храпел на кушетке. Если его найдут в таком виде… Но при мысли о том, чтобы дотронуться до него, Селия содрогнулась.
Накинув платье, она выскочила из библиотеки так быстро, словно сам черт гнался за нею.
У себя в комнате Селия дрожащими руками стянула ночную рубашку, вымылась, бросилась в постель и лежала, глядя на первые перламутровые проблески утренней зари и чувствуя себя падшей и грязной.
Она позволила Бо дотронуться до себя! «Нет, – с отвращением поправила себя Селия, – не позволила». Она сопротивлялась, но он был сильнее. Слава Богу, что Бо так внезапно заснул. И все же она знала, что спровоцировала Бо, обняв его. Зачем она выпила столько бренди? Какой бес в нее вселился?
Селия ворочалась в постели, то натягивая на себя простыни, то сбрасывая их. Девушку преследовали видения: обхватившие ее руки Бо, его хриплое дыхание, прикосновения и тяжесть его тела.
«Я думал о вас, – шептал Джон, умирая. – Я… я действительно любил вас».
И Роман нежно сжимал ее в объятиях и успокаивал:
«Ну, дорогая, поплачьте. Плачьте, сколько хотите. Я здесь. Я здесь».
Она предала их обоих, свою родню, пренебрегая правилами, по которым жила.
Селия так и не смогла успокоиться. Ни ее мозг, ни тело не отдохнули, хотя в комнату уже хлынул дневной свет. Она прислушивалась к утренним звукам, к щебету птиц-пересмешников, к стуку копыт. Может, слуга уже известили жителей острова о смерти Джона?
Сегодня надо сделать все приготовления к похоронам.
Селия устало протерла глаза, заставила себя подняться, побрела в гардеробную и принялась искать черное платье, которое взяла с собой по настоянию матери.
Вдруг Селия услышала быстрые шаги, и в комнату вошла Тина.
Увидев бледную девочку с красными от слез глазами, Селия почувствовала острые угрызения совести. Вчера вечером… Она заставила себя забыть о том, что едва не произошло с Бо.
– Селия! О Селия!
Селия наклонилась, чтобы обнять девочку, которая вцепилась в нее с неожиданной силой.
– Он умер!.. Мой папа умер!..
– Я знаю, детка, знаю…
– Почему это случилось? Почему Бог забрал его к себе?
Этот вопрос показался Селии слишком серьезным, но она все же попыталась ответить на него, крепко обняла Тину и зарылась лицом в ее волосы. Они долго сидели, прижавшись друг к другу, и Селия почувствовала, что присутствие Тины ее успокаивает.
Гаттерас лежала в шезлонге в своей комнате с ручкой в руке, читая список тех, кто должен был присутствовать на похоронах Джона. Ждали тех же людей, что приезжали на праздник урожая. Не могли успеть лишь те, кто жил на других островах. Гаттерас взяла на себя организацию похорон, ибо, кроме нее, сделать это было некому. Бо сидел у себя, и сегодня его никто не видел. Селия, измученная, днем, проведенным у смертного одра Джона и отвратительным происшествием с Бо, ощущала полный упадок сил. Она хотела одного – чтобы этот день быстрее прошел.
– Селия, – сказала Гаттерас. – Я знаю, ты скорбишь по Джону, но тебе необходимо взять себя в руки. На похороны приедут десятки людей, и тебе придется с ними общаться.
Селия глубоко вздохнула. Ее не интересовали эти люди, ибо она их едва знала. Девушка словно впала в оцепенение. Джон умер. Она предала, обидела его. И разумеется, должна уехать отсюда.
Но как это сделать, ведь Тина так ее любит? А ученики, которых невозможно бросить? Эти мысли мучили Селию.
Селия с горечью призналась себе, что полюбила поместье Маунтен Вью, благородный дом с видом на океан, отдаленные острова, остроконечные зеленые холмы, поля зреющего тростника, «коас», пышные, всегда цветущие деревья, и даже сахарный завод с его запахом, грохочущими машинами и вечной суетой. Селии казалось, что она сроднилась с этими местами.
«Но ты здесь чужая, – мрачно напомнила себе девушка. – Ты не имеешь права любить все это».
Остаток дня она помогала готовиться к похоронам и пыталась успокоить Тину. Девочка была в отчаянии и не отходила от Селии ни на шаг. Когда Тина спросила о брате, Селии пришлось сказать, что тот ушел к себе, желая погоревать в одиночестве.
В ту ночь Селия плохо спала, ее мучили кошмары. Следующее утро было, как обычно, жарким и ясным, только над вершинами дальних гор висела серо-голубая дымка, а это означало, что в долине Яо скоро грянет буря.
Селия надела черное шелковое платье, черную вуаль и посмотрела в зеркало. Ее лицо не выдавало внутреннего смятения.
Леинани принесла ей на подносе завтрак – булочки, половинку папайи и кофе, но Селия не могла есть. Ни к чему не притронувшись, она пошла в комнату Тины посмотреть, как оделась девочка для траурной церемонии.
Тина в нижнем белье бросилась ей навстречу.
– Я не хочу идти в церковь!
– Но это необходимо.
– Не хочу! Я не хочу видеть папу мертвым!
– Дорогая, ты его и не увидишь. Он ушел на небеса и превратился в звездочку, а в церкви будут только его останки, но это только оболочка.
Когда Селия произносила эти слова, ее одолевали сомнения. Почему жизнь так сложна? Почему судьба сулила Джону умереть?
Стены маленькой церкви были расписаны поколение назад бродячим португальским художником, который в пастельных тонах изобразил сцены из Библии. Колонны упирались в потолок с цилиндрическим сводом, у алтаря стояли корзины с цветами.
Едва они вошли в церковь, Тина уцепилась за руку Селии. Гаттерас вели под руки двое слуг, за ними следовал красивый и мрачный Бо в черном сюртуке. Показалось Селии или он действительно похудел, а вокруг глаз появились темные круги? «Еще бы, – подумала девушка, – после смерти отца Бо почти ничего не ел». Как, впрочем, и она.
Девушка села между Тиной и теткой. Церковь была переполнена. Здесь были загорелые плантаторы с острова Мауи с женами, Мак-Рори, толстый десятник с завода, печальная Леинани и Кинау в свободном черном платье.
На задних скамьях сидели слуги и рабочие. Те, кому не удалось войти, толпились в дверях и у открытых окон.
Селия заметила, что некоторые рабочие бросали пристальные взгляды на Бо, словно размышляя о том, каким он будет хозяином и удастся ли с ним поладить. Одна из дочерей Чанг Лю заиграла на органе, и торжественные звуки наполнили церковь как раз в тот момент, когда вошел пастор Килохана Грегори.
Услышав тихий ропот, Селия обернулась и увидела в проходе между скамьями Романа с непроницаемым лицом. Он сел рядом с Бо. Пастор начал службу. Селия так крепко сжала пальцы, что даже сквозь перчатки ногти впились ей в кожу.
Прошло время, показавшееся Селии бесконечностью. Участники церемонии вышли из церкви и двинулись к фамильному кладбищу Бернсайдов.
Солнце припекало, и Селии стало жарко. Она ненавидела черное платье и никогда больше не наденет его.
Вдоль дороги росли бугенвиллии, в зарослях цветов гудели насекомые, воздух казался тяжелым и густым от запаха сахара, который Джон никогда уже не ощутит. Но Селия глубоко вдыхала этот запах, думая о том, что сахарный тростник определил жизнь Джона Бернсайда от рождения до смерти, и он же убил его.
Они стояли у могилы – зияющей красноватой дыры, которую вырубили в скалистой породе. Гроб медленно опустили, и заплаканная Тина бросила на крышку первый цветок.
Бо сделал то же самое, а вслед за ним и все остальные. Гроб покрылся экзотическими гавайскими цветами.
Наконец все закончилось, и те, кто провожал Джона в последний путь, ушли. Тина отпустила руку Селии и убежала вперед, к Гаттерас. Селия, проходя мимо надгробий у входа, замедлила шаги. Черное траурное платье с его тяжелыми и громоздкими юбками, казалось, давило на девушку, а вуаль почти не давала дышать. Она откинула ее.
– Когда-нибудь, – прошептал позади нее Бо, – нас тоже похоронят здесь, вас и меня.
– Что? – Пораженная, она остановилась.
Бо стоял рядом, пристально глядя ей в глаза. Он указал на свободное место.
– Это для вас. А это, рядом, я выбираю для себя. – Селия с ужасом смотрела на него. Обычно рядом хоронили мужа и жену. Неужели эти жуткие слова предвещают, что она выйдет за него замуж?
– Это шутка очень дурного тона, – тихо проговорила она. – Я не буду лежать рядом с вами, Бо.
Он наклонился к ней:
– Вы уже лежали рядом со мной, дорогая. Вернее, подо мной.
В гостиной на длинном столе, некогда привезенном из Коннектикута, стояли холодные блюда. Во главе стола сидела в кресле Гаттерас и принимала соболезнования по поводу смерти человека, который пятнадцать лет управлял Маунтен Вью.
Бо пребывал в самом мрачном расположении духа. Он резко обрывал разговоры о разведении скота и сахаре. Роман тоже мало общался с собравшимися и не отличался словоохотливостью.
– Полагаю, вы возвращаетесь в Гонолулу? – спросила Селию Мелани Кузино, когда люди стали выходить из-за стола.
– Думаю, да, – не сразу ответила Селия.
– Значит, воспитывать Тину придется Бо?
Селия взглянула на любопытную молодую женщину, и сердце ее упало. Бо, воспитывающий Тину? Бо, который рядом с кратером вулкана шутливо предлагал столкнуть девочку вниз? Бо, почти не обращавший внимания на сестру и испытывающий к ней только раздражение?
Размышляя над словами Мелани, Селия направилась к лестнице и там увидела Бо.
– Селия, вы сегодня такая красивая. Ваши глаза сияют. Без сомнения, вы самая хорошенькая из дам.
Это замечание показалось девушке крайне неуместным, о чем она и сказала Бо. Он приподнял брови:
– Если мне хочется сделать вам комплимент, зачем мне сдерживаться? Вы мне нравитесь в черном платье, и я бы хотел, чтобы вы носили его чаще. Этот цвет делает вашу кожу почти прозрачной и гладкой, как алебастр.
Да это же мертвенная бледность, вызванная горем, чувством вины и бессонницей! Она посмотрела на юношу:
– Бо, как вы поступите с Тиной, когда мы с тетей Гаттерас уедем?
Их глаза встретились.
– Я справлюсь.
– Но как? Она ведь маленькая девочка, ей нужны внимание, любовь и забота. Разве вы можете дать ей все это? Может, вам следует подумать о том, чтобы послать ее в закрытую школу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36