https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/Roca/hall/
Неужели нет ничего, что показалось бы тебе здесь знакомым?
— Нет. — Девушка вздохнула. — Настойчивые расспросы не могут помочь, Мартин.
— А ты никогда не думала о том, что здесь все тебе казалось бы незнакомым, даже если бы ты не потеряла память? — продолжал он. — Ты не думала о такой возможности, что тебя впервые привезли в Пенхэллоу после твоего падения из экипажа?
Девушка бросила на него резкий взгляд.
— Не надо, — сказала она. — Ты пугаешь меня. — Она засмеялась, но ее смех был не очень веселым. — Это дом Кристофера, а я — его жена. Конечно, мы живем здесь. А где еще нам жить?
Мартин пожал плечами.
— Может быть, в Кингстоне, — вырвалось у него. — Может, ты жила там, Лиззи, с папой и со мной.
— Не делай этого, Мартин, — заговорила Элизабет. — Зачем ты пытаешься смутить меня и запугать? Почему мы должны были жить в Кингстоне, если наш дом здесь, в Пенхэллоу?
— Ты одна, — поправил Мартин. — Тревельян мог жить где-то еще. Он унаследовал этот дом после смерти своего отца, который умер год назад. Разве он не говорил тебе этого? А ты не спрашивала его, где он познакомился с этим довольно странным конюхом, камердинером или, лучше сказать, сторожевым псом, которого он держит в качестве слуги?
— Ты говоришь о мистере Бушаре? — спросила Элизабет. — Так он прибыл в Лондон вместе с кораблем, что привез меха для продажи, и захотел здесь остаться.
— Их пути с Тревельяном пересеклись случайно? — спросил Мартин. — Этот человек — французский канадец, Лиззи. Он принадлежит к категории людей, которые плавают на каноэ и занимаются скупкой мехов в самых глухих уголках Канады. Вряд ли он стал бы плавать на торговом корабле. Он сделал бы это только в том случае, если бы встретился, странствуя, с тем, кто смог убедить его оставить это занятие и стать слугой, например.
— Что ты хочешь этим сказать? — Голос и жесты девушки оставались совершенно спокойными, когда она остановилась и повернулась к Мартину. — Что мы с Кристофером жили отдельно?
Мартин наклонил голову и посмотрел на нее грустными глазами.
— Но такое возможно, Лиззи, правда? — сказал он.
— Это неправда, — возразила девушка. Но она почувствовала, как задрожали ее руки.
— Лиззи, — заговорил Мартин, — позволь мне обнять тебя. Позволь увезти тебя домой.
— Я и так дома. — Девушка гордо вздернула подбородок, и ее глаза сверкнули. — Но я хочу, чтобы уехал ты, Мартин. В Кингстон или в Лондон. Я не хочу, чтобы ты оставался здесь ради меня. Я хочу снова остаться с Кристофером. Я была счастлива до твоего приезда. Ты много рассказал мне о моем прошлом, и я благодарна тебе. Но думаю, я больше не хочу ничего знать, да мне это и не нужно. Я счастлива жить так, как сейчас.
— Есть еще одно обстоятельство, о котором ты должна узнать, Лиззи, — сказал Мартин.
— Нет.
— Я не стану говорить тебе этого сейчас, — заверил он. — Сегодня вечером должен вернуться из Лондона мой слуга. Я отправил его туда несколько дней назад. Он привезет то, что ты должна увидеть завтра утром.
— Нет, — ответила Элизабет.
— Должна, — настаивал Мартин.
Девушка повернулась и неторопливо пошла к дому.
— Лиззи. — Мартин бросился вдогонку, не пытаясь прикоснуться к ней. — Мне очень больно видеть тебя такой. Ты боишься узнать правду, да? Ты пугаешься, что это сделает тебя несчастной. Но ты не была несчастна, поверь мне. Совсем наоборот, ты была очень счастлива.
— Я и сейчас счастлива, — ответила она и посмотрела на его бледное, озабоченное лицо. — Хорошо, Мартин. Я посмотрю на то, что ты собираешься показать мне завтра утром. Если только ты пообещаешь мне одну вещь. Пообещай, что ты уедешь из Пенхэллоу сразу же после этого. Я не могу умолять Кристофера, чтобы он попросил тебя уехать. Он любит тебя и настаивает, чтобы я так же относилась к тебе, и, конечно, он должен быть гостеприимным хозяином. Но я прошу тебя пообещать, что ты уедешь.
— Обещаю, — ответил он. — Я уеду сразу же, как только покажу тебе то, что привезет Маклин. Они молча пошли к дому.
* * *
Этой ночью они не занимались любовью, и в первый раз Элизабет не прижалась к Кристоферу в постели, чтобы оказаться в его объятиях. Она лежала на своей половине и смотрела в сторону, дыхания ее почти не было слышно. Кристофер даже не мог сказать, спала она или нет.
“Лучше оставить ее в покое, — подумал Кристофер. — Мне нужно постараться заснуть. Сегодня у меня был трудный день, и завтра будет такой же”. Завтра они с Мартином собирались заполнить все пробелы в ее истории, и тогда она узнает, что он не имел права привозить ее сюда, в этот дом, и укладывать в свою постель.
И тогда ему предстоит начать борьбу за нее или постараться забыть о ней. Что еще можно сделать, он не знал.
Кристофер осторожно дотронулся до ее плеча. Элизабет вздрогнула — она не спала.
— Ты не хочешь поговорить? — спросил он. Элизабет не отвечала.
Сначала он подумал, что она не собирается ему отвечать, но, повернувшись к нему, Элизабет заговорила.
— Мы уже давно живем в Пенхэллоу? — спросила она д ровным голосом.
“Да, — подумал Кристофер, — Мартин все-таки не утерпел. Интересно, многое ли он ей рассказал?”
— Мы жили здесь все семь лет? — последовал новый вопрос.
— Нет, — спокойно ответил Кристофер.
— А я бывала здесь до случившегося со мной несчастья?
— Нет.
— А где мы жили? — спросила она.
Кристофер приподнялся на локте и посмотрел на нее.
— Что он тебе рассказал?
Элизабет продолжала смотреть в потолок.
— В сущности, ничего, — ответила она. — Только предположения о том, что могло бы быть. Так мы были вместе?
Каждый ее вопрос словно нож вонзался в Кристофера.
— Нет, — ответил он.
Она закрыла глаза, и они довольно долго хранили молчание.
— Почему? — спросила она наконец.
— Между нами были некоторые недоразумения, — сказал Кристофер. — Ужасная ссора. Ты ничего не хотела слышать обо мне, и я сбежал.
— В Канаду, — добавила она.
— Да.
— И вернулся совсем недавно.
— Да.
Она неожиданно рассмеялась.
— Если бы я узнала, что все это случилось с кем-то, то я бы в это не поверила, — заговорила Элизабет. — Но это произошло со мной. И наверняка ты скрываешь еще многие подробности, да? Но я не хочу их знать, Кристофер. Не сейчас. Скажи мне только одно. — Она затаила дыхание, а потом спросила: — Мы были счастливы, когда снова оказались вместе? В том экипаже мы были счастливы — до того, как я упала? Кристофер открыл рот, собираясь ответить, но не смог произнести ни звука.
Элизабет снова засмеялась.
— Похоже, за этим несчастным случаем скрывается целая история, не так ли? — спросила она. — Почему я выпала из экипажа? Или меня вытолкнули?
Она заплакала, продолжая смотреть в потолок и даже не пытаясь закрыть лицо руками или отвернуться. Кристофер видел ее слезы в тусклом свете, пробивавшемся из окна.
— Элизабет. — Он провел пальцами по ее щеке, ожидая, что она отстранится или сбросит его руку.
Но вместо этого она схватила его пальцы и прижала их к своим губам.
— Я не хочу знать больше ничего, — произнесла она, всхлипывая. — Не хочу, Кристофер. — Она повернулась и посмотрела на него. — Я ненавижу его. Может, так нельзя, но я ничего не могу с собой поделать. Он злой и хочет разлучить нас.
Кристофер сглотнул.
— Никто не может разлучить нас, кроме нас самих, — произнес он, — Я…
Но Элизабет быстро приложила пальцы к его губам.
— Не надо, — умоляла она. — Не говори больше ничего. Не надо, пожалуйста. — Она убрала свою руку. — Я не перестану любить тебя, Кристофер. Это выше моих сил.
Их близость нельзя было назвать нежной. Прежде чем войти в нее, заставив закричать от боли, смешавшейся с желанием, Кристофер торопливо раздел Элизабет. Их губы ласкали друг друга, а руки гладили, прижимались к коже, возбуждая и причиняя боль. Он всем телом прижал ее к кровати и вошел в нее, не чувствуя, как ее ногти впились ему в спину, и почти не слыша ни ее криков, ни своих собственных. Когда все закончилось, он продолжал лежать на ней всей тяжестью своего тела.
“Возможно, это было в последний раз”, — подумал Кристофер, когда к нему наконец вернулась способность мыслить. В груди у него заныло, когда он лег рядом с Элизабет. Он обнимал ее, зная, что она тоже не спит. Вскоре они снова начали заниматься любовью, теперь уже нежно и неторопливо.
Говорить было не о чем. Хотя они оба понимали, что скоро им придется поговорить о многом.
Маклин добрался до Лондона и вернулся гораздо раньше, чем предполагал Мартин. Он мог поговорить с Элизабет уже вечером, но ему хотелось, чтобы она была одна, когда он покажет ей то, что собирался показать. Больше не будет никаких намеков и недомолвок, все будет ясно сказано.
Кристофер уже ушел, когда Мартин утром спустился к завтраку. Его снова не будет целый день. Мартин вздохнул с облегчением, узнав, что планы Кристофера не изменились. Мартин завтракал в обществе Элизабет и Нэнси. Нэнси обращалась с ним с холодной учтивостью. “Как будто меня это волнует”, подумал Мартин. Глупая сучка, неужели она думает, что его волнует ее отношение к нему?
У Элизабет блестели глаза и раскраснелись щеки. “Она думает, что этим утром все разрешится, — догадался Мартин, — и считает, что сегодня ей удастся избавиться от меня”. Бедняжка Лиззи. Неужели она и вправду считает, что будет рада его отъезду? Мартину было не по себе — он знал, что причинит ей страдания. Он страстно желал, чтобы все это поскорее закончилось и он смог бы снова утешать ее, смог бы увезти ее подальше от этих мест.
— Я собиралась некоторое время побыть наедине с Мартином, Нэнси, — сказала Элизабет, поднимаясь из-за стола. — Ты не против?
— Нет, конечно, нет. — торопливо ответила Нэнси. Она улыбнулась Элизабет и даже не взглянула на Мартина. — Меня ждут неотложные дела. Когда они вышли из столовой, Элизабет спросила:
— Ты хочешь поговорить на улице?
— Нет, — ответил Мартин. — Думаю, подойдет любая комната, где никого нет.
Мартин заметил отчаяние, промелькнувшее в ее глазах, когда она кивнула ему, прежде чем направиться в библиотеку. “Она понимает, что наступает конец ее идиллии”, — подумал Мартин, и ему снова стало жаль Элизабет.
— Твой слуга вернулся? — спросила Элизабет, поворачиваясь к нему, как только он закрыл за собой дверь библиотеки.
— Да, — ответил Мартин.
— И что? — Элизабет расправила плечи и подняла подбородок.
— Это очень маленькая вещица, которую я собираюсь показать тебе, — ответил Мартин. Он достал из внутреннего кармана своего сюртука небольшой сверток и начал неторопливо разворачивать шелковую ткань.
Элизабет молча смотрела, сжав руки в кулаки, так что побелели пальцы.
— Это портрет, — пояснил Мартин. — Миниатюра, Лиззи. Удивительное сходство. Мы все так решили, когда он был написан на Рождество.
Элизабет не двигалась с места. Ее лицо окаменело.
Мартин подошел к ней ближе и повернул портрет так, чтобы девушке было лучше его видно.
Элизабет довольно долго смотрела в глаза Мартину, прежде чем снова перевести взгляд на миниатюру. Ее губы дрогнули, и она прикоснулась к рамке.
— Кристина, — выдохнула она. Мартин затаил дыхание.
— Ты вспомнила? — спросил он.
— Нет, — ответила Элизабет, отдернув руку, словно обжегшись. — Ее так зовут? Я не знаю ее. У нее темные волосы и голубые глаза. Она очень похожа на Кристофера.
Мартин наблюдал за Элизабет.
— Это его дочь, да? И моя?
— Да, — ответил он.
Она еще долго смотрела на портрет. Затем подхватила юбку и побежала. Задев ручку двери, Элизабет пронеслась по коридору и выскочила в холл. Мартин выбежал следом, он не попытался задержать ее. Он стоял под аркой и смотрел, как Элизабет распахнула входную дверь, не дожидаясь, пока это сделает слуга, и выскочила во двор.
Мартин посмотрел на портрет своей шестилетней племянницы и заставил себя остаться на месте. Она вспомнила имя своей дочери! Возможно, это та самая искорка, которая вернет ее память. Случится это или нет, но сейчас Элизабет необходимо побыть одной. Ее реакция оказалась более бурной, чем та, на которую он рассчитывал.
Элизабет бежала через долину к мысу, сильный ветер дул ей в лицо. Она остановилась, чтобы перевести дыхание, и зажала рукой разболевшийся бок, затем помчалась к тропинке и стала торопливо спускаться по ней, не обращая внимания на опасность сорваться вниз. Девушка поскользнулась на гальке у подножия скал и сильно поцарапала колено.
Кристина. Резкая боль вновь заставила ее вспомнить это имя и причину этого панического бегства. Элизабет знала имя ребенка, изображенного на портрете, хотя само лицо девочки казалось незнакомым. И все же она без малейших сомнений поняла, что это был их ребенок — ее и Кристофера и что девочки не было с ними в Пенхэллоу. А он никогда не упоминал о ней, даже когда Элизабет спрашивала его, почему у них нет детей.
Элизабет вдруг застыла на месте и прижала руки к губам. Кристина сосет ее грудь, а сама она все время плачет. Ребенок постоянно голоден. “Девочке не хватает молока”, — сказала няня. Они пытаются убедить ее нанять кормилицу. Кто они? Няня. Ее отец. Доктор. Но не Мартин. Мартин утешает ее, успокаивает, убеждает, что она должна прекратить плакать, оставить в прошлом свои печали и радоваться, глядя на дочь. Он повторяет, что если она будет это делать, у нее появится молоко и Кристина будет сыта.
Элизабет убрала руки от лица и ступила на прибрежный песок. Она заметила, что начинается прилив. Воздух был холодным. У нее на коже появились мурашки, но девушка совершенно не чувствовала холода. Это только видения, а не настоящие воспоминания. Память еще не вернулась. Она ничего не помнила. Ей неожиданно стало очень страшно.
Они не хотели, чтобы Элизабет назвала своего ребенка Кристиной. Папа хотел назвать Сарой — так звали мать Элизабет.
Некоторые предлагали имя Элизабет. Любое, кроме Кристины, утверждая, что в данных обстоятельствах это будет неприемлемо. Только один Мартин понимал ее. Он осторожно присел на краешек се кровати, подальше от колыбельки новорожденной, взял ее руку и улыбнулся своей доброй улыбкой.
— Ты должна назвать ее так, как тебе хочется, Лиззи, — говорил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
— Нет. — Девушка вздохнула. — Настойчивые расспросы не могут помочь, Мартин.
— А ты никогда не думала о том, что здесь все тебе казалось бы незнакомым, даже если бы ты не потеряла память? — продолжал он. — Ты не думала о такой возможности, что тебя впервые привезли в Пенхэллоу после твоего падения из экипажа?
Девушка бросила на него резкий взгляд.
— Не надо, — сказала она. — Ты пугаешь меня. — Она засмеялась, но ее смех был не очень веселым. — Это дом Кристофера, а я — его жена. Конечно, мы живем здесь. А где еще нам жить?
Мартин пожал плечами.
— Может быть, в Кингстоне, — вырвалось у него. — Может, ты жила там, Лиззи, с папой и со мной.
— Не делай этого, Мартин, — заговорила Элизабет. — Зачем ты пытаешься смутить меня и запугать? Почему мы должны были жить в Кингстоне, если наш дом здесь, в Пенхэллоу?
— Ты одна, — поправил Мартин. — Тревельян мог жить где-то еще. Он унаследовал этот дом после смерти своего отца, который умер год назад. Разве он не говорил тебе этого? А ты не спрашивала его, где он познакомился с этим довольно странным конюхом, камердинером или, лучше сказать, сторожевым псом, которого он держит в качестве слуги?
— Ты говоришь о мистере Бушаре? — спросила Элизабет. — Так он прибыл в Лондон вместе с кораблем, что привез меха для продажи, и захотел здесь остаться.
— Их пути с Тревельяном пересеклись случайно? — спросил Мартин. — Этот человек — французский канадец, Лиззи. Он принадлежит к категории людей, которые плавают на каноэ и занимаются скупкой мехов в самых глухих уголках Канады. Вряд ли он стал бы плавать на торговом корабле. Он сделал бы это только в том случае, если бы встретился, странствуя, с тем, кто смог убедить его оставить это занятие и стать слугой, например.
— Что ты хочешь этим сказать? — Голос и жесты девушки оставались совершенно спокойными, когда она остановилась и повернулась к Мартину. — Что мы с Кристофером жили отдельно?
Мартин наклонил голову и посмотрел на нее грустными глазами.
— Но такое возможно, Лиззи, правда? — сказал он.
— Это неправда, — возразила девушка. Но она почувствовала, как задрожали ее руки.
— Лиззи, — заговорил Мартин, — позволь мне обнять тебя. Позволь увезти тебя домой.
— Я и так дома. — Девушка гордо вздернула подбородок, и ее глаза сверкнули. — Но я хочу, чтобы уехал ты, Мартин. В Кингстон или в Лондон. Я не хочу, чтобы ты оставался здесь ради меня. Я хочу снова остаться с Кристофером. Я была счастлива до твоего приезда. Ты много рассказал мне о моем прошлом, и я благодарна тебе. Но думаю, я больше не хочу ничего знать, да мне это и не нужно. Я счастлива жить так, как сейчас.
— Есть еще одно обстоятельство, о котором ты должна узнать, Лиззи, — сказал Мартин.
— Нет.
— Я не стану говорить тебе этого сейчас, — заверил он. — Сегодня вечером должен вернуться из Лондона мой слуга. Я отправил его туда несколько дней назад. Он привезет то, что ты должна увидеть завтра утром.
— Нет, — ответила Элизабет.
— Должна, — настаивал Мартин.
Девушка повернулась и неторопливо пошла к дому.
— Лиззи. — Мартин бросился вдогонку, не пытаясь прикоснуться к ней. — Мне очень больно видеть тебя такой. Ты боишься узнать правду, да? Ты пугаешься, что это сделает тебя несчастной. Но ты не была несчастна, поверь мне. Совсем наоборот, ты была очень счастлива.
— Я и сейчас счастлива, — ответила она и посмотрела на его бледное, озабоченное лицо. — Хорошо, Мартин. Я посмотрю на то, что ты собираешься показать мне завтра утром. Если только ты пообещаешь мне одну вещь. Пообещай, что ты уедешь из Пенхэллоу сразу же после этого. Я не могу умолять Кристофера, чтобы он попросил тебя уехать. Он любит тебя и настаивает, чтобы я так же относилась к тебе, и, конечно, он должен быть гостеприимным хозяином. Но я прошу тебя пообещать, что ты уедешь.
— Обещаю, — ответил он. — Я уеду сразу же, как только покажу тебе то, что привезет Маклин. Они молча пошли к дому.
* * *
Этой ночью они не занимались любовью, и в первый раз Элизабет не прижалась к Кристоферу в постели, чтобы оказаться в его объятиях. Она лежала на своей половине и смотрела в сторону, дыхания ее почти не было слышно. Кристофер даже не мог сказать, спала она или нет.
“Лучше оставить ее в покое, — подумал Кристофер. — Мне нужно постараться заснуть. Сегодня у меня был трудный день, и завтра будет такой же”. Завтра они с Мартином собирались заполнить все пробелы в ее истории, и тогда она узнает, что он не имел права привозить ее сюда, в этот дом, и укладывать в свою постель.
И тогда ему предстоит начать борьбу за нее или постараться забыть о ней. Что еще можно сделать, он не знал.
Кристофер осторожно дотронулся до ее плеча. Элизабет вздрогнула — она не спала.
— Ты не хочешь поговорить? — спросил он. Элизабет не отвечала.
Сначала он подумал, что она не собирается ему отвечать, но, повернувшись к нему, Элизабет заговорила.
— Мы уже давно живем в Пенхэллоу? — спросила она д ровным голосом.
“Да, — подумал Кристофер, — Мартин все-таки не утерпел. Интересно, многое ли он ей рассказал?”
— Мы жили здесь все семь лет? — последовал новый вопрос.
— Нет, — спокойно ответил Кристофер.
— А я бывала здесь до случившегося со мной несчастья?
— Нет.
— А где мы жили? — спросила она.
Кристофер приподнялся на локте и посмотрел на нее.
— Что он тебе рассказал?
Элизабет продолжала смотреть в потолок.
— В сущности, ничего, — ответила она. — Только предположения о том, что могло бы быть. Так мы были вместе?
Каждый ее вопрос словно нож вонзался в Кристофера.
— Нет, — ответил он.
Она закрыла глаза, и они довольно долго хранили молчание.
— Почему? — спросила она наконец.
— Между нами были некоторые недоразумения, — сказал Кристофер. — Ужасная ссора. Ты ничего не хотела слышать обо мне, и я сбежал.
— В Канаду, — добавила она.
— Да.
— И вернулся совсем недавно.
— Да.
Она неожиданно рассмеялась.
— Если бы я узнала, что все это случилось с кем-то, то я бы в это не поверила, — заговорила Элизабет. — Но это произошло со мной. И наверняка ты скрываешь еще многие подробности, да? Но я не хочу их знать, Кристофер. Не сейчас. Скажи мне только одно. — Она затаила дыхание, а потом спросила: — Мы были счастливы, когда снова оказались вместе? В том экипаже мы были счастливы — до того, как я упала? Кристофер открыл рот, собираясь ответить, но не смог произнести ни звука.
Элизабет снова засмеялась.
— Похоже, за этим несчастным случаем скрывается целая история, не так ли? — спросила она. — Почему я выпала из экипажа? Или меня вытолкнули?
Она заплакала, продолжая смотреть в потолок и даже не пытаясь закрыть лицо руками или отвернуться. Кристофер видел ее слезы в тусклом свете, пробивавшемся из окна.
— Элизабет. — Он провел пальцами по ее щеке, ожидая, что она отстранится или сбросит его руку.
Но вместо этого она схватила его пальцы и прижала их к своим губам.
— Я не хочу знать больше ничего, — произнесла она, всхлипывая. — Не хочу, Кристофер. — Она повернулась и посмотрела на него. — Я ненавижу его. Может, так нельзя, но я ничего не могу с собой поделать. Он злой и хочет разлучить нас.
Кристофер сглотнул.
— Никто не может разлучить нас, кроме нас самих, — произнес он, — Я…
Но Элизабет быстро приложила пальцы к его губам.
— Не надо, — умоляла она. — Не говори больше ничего. Не надо, пожалуйста. — Она убрала свою руку. — Я не перестану любить тебя, Кристофер. Это выше моих сил.
Их близость нельзя было назвать нежной. Прежде чем войти в нее, заставив закричать от боли, смешавшейся с желанием, Кристофер торопливо раздел Элизабет. Их губы ласкали друг друга, а руки гладили, прижимались к коже, возбуждая и причиняя боль. Он всем телом прижал ее к кровати и вошел в нее, не чувствуя, как ее ногти впились ему в спину, и почти не слыша ни ее криков, ни своих собственных. Когда все закончилось, он продолжал лежать на ней всей тяжестью своего тела.
“Возможно, это было в последний раз”, — подумал Кристофер, когда к нему наконец вернулась способность мыслить. В груди у него заныло, когда он лег рядом с Элизабет. Он обнимал ее, зная, что она тоже не спит. Вскоре они снова начали заниматься любовью, теперь уже нежно и неторопливо.
Говорить было не о чем. Хотя они оба понимали, что скоро им придется поговорить о многом.
Маклин добрался до Лондона и вернулся гораздо раньше, чем предполагал Мартин. Он мог поговорить с Элизабет уже вечером, но ему хотелось, чтобы она была одна, когда он покажет ей то, что собирался показать. Больше не будет никаких намеков и недомолвок, все будет ясно сказано.
Кристофер уже ушел, когда Мартин утром спустился к завтраку. Его снова не будет целый день. Мартин вздохнул с облегчением, узнав, что планы Кристофера не изменились. Мартин завтракал в обществе Элизабет и Нэнси. Нэнси обращалась с ним с холодной учтивостью. “Как будто меня это волнует”, подумал Мартин. Глупая сучка, неужели она думает, что его волнует ее отношение к нему?
У Элизабет блестели глаза и раскраснелись щеки. “Она думает, что этим утром все разрешится, — догадался Мартин, — и считает, что сегодня ей удастся избавиться от меня”. Бедняжка Лиззи. Неужели она и вправду считает, что будет рада его отъезду? Мартину было не по себе — он знал, что причинит ей страдания. Он страстно желал, чтобы все это поскорее закончилось и он смог бы снова утешать ее, смог бы увезти ее подальше от этих мест.
— Я собиралась некоторое время побыть наедине с Мартином, Нэнси, — сказала Элизабет, поднимаясь из-за стола. — Ты не против?
— Нет, конечно, нет. — торопливо ответила Нэнси. Она улыбнулась Элизабет и даже не взглянула на Мартина. — Меня ждут неотложные дела. Когда они вышли из столовой, Элизабет спросила:
— Ты хочешь поговорить на улице?
— Нет, — ответил Мартин. — Думаю, подойдет любая комната, где никого нет.
Мартин заметил отчаяние, промелькнувшее в ее глазах, когда она кивнула ему, прежде чем направиться в библиотеку. “Она понимает, что наступает конец ее идиллии”, — подумал Мартин, и ему снова стало жаль Элизабет.
— Твой слуга вернулся? — спросила Элизабет, поворачиваясь к нему, как только он закрыл за собой дверь библиотеки.
— Да, — ответил Мартин.
— И что? — Элизабет расправила плечи и подняла подбородок.
— Это очень маленькая вещица, которую я собираюсь показать тебе, — ответил Мартин. Он достал из внутреннего кармана своего сюртука небольшой сверток и начал неторопливо разворачивать шелковую ткань.
Элизабет молча смотрела, сжав руки в кулаки, так что побелели пальцы.
— Это портрет, — пояснил Мартин. — Миниатюра, Лиззи. Удивительное сходство. Мы все так решили, когда он был написан на Рождество.
Элизабет не двигалась с места. Ее лицо окаменело.
Мартин подошел к ней ближе и повернул портрет так, чтобы девушке было лучше его видно.
Элизабет довольно долго смотрела в глаза Мартину, прежде чем снова перевести взгляд на миниатюру. Ее губы дрогнули, и она прикоснулась к рамке.
— Кристина, — выдохнула она. Мартин затаил дыхание.
— Ты вспомнила? — спросил он.
— Нет, — ответила Элизабет, отдернув руку, словно обжегшись. — Ее так зовут? Я не знаю ее. У нее темные волосы и голубые глаза. Она очень похожа на Кристофера.
Мартин наблюдал за Элизабет.
— Это его дочь, да? И моя?
— Да, — ответил он.
Она еще долго смотрела на портрет. Затем подхватила юбку и побежала. Задев ручку двери, Элизабет пронеслась по коридору и выскочила в холл. Мартин выбежал следом, он не попытался задержать ее. Он стоял под аркой и смотрел, как Элизабет распахнула входную дверь, не дожидаясь, пока это сделает слуга, и выскочила во двор.
Мартин посмотрел на портрет своей шестилетней племянницы и заставил себя остаться на месте. Она вспомнила имя своей дочери! Возможно, это та самая искорка, которая вернет ее память. Случится это или нет, но сейчас Элизабет необходимо побыть одной. Ее реакция оказалась более бурной, чем та, на которую он рассчитывал.
Элизабет бежала через долину к мысу, сильный ветер дул ей в лицо. Она остановилась, чтобы перевести дыхание, и зажала рукой разболевшийся бок, затем помчалась к тропинке и стала торопливо спускаться по ней, не обращая внимания на опасность сорваться вниз. Девушка поскользнулась на гальке у подножия скал и сильно поцарапала колено.
Кристина. Резкая боль вновь заставила ее вспомнить это имя и причину этого панического бегства. Элизабет знала имя ребенка, изображенного на портрете, хотя само лицо девочки казалось незнакомым. И все же она без малейших сомнений поняла, что это был их ребенок — ее и Кристофера и что девочки не было с ними в Пенхэллоу. А он никогда не упоминал о ней, даже когда Элизабет спрашивала его, почему у них нет детей.
Элизабет вдруг застыла на месте и прижала руки к губам. Кристина сосет ее грудь, а сама она все время плачет. Ребенок постоянно голоден. “Девочке не хватает молока”, — сказала няня. Они пытаются убедить ее нанять кормилицу. Кто они? Няня. Ее отец. Доктор. Но не Мартин. Мартин утешает ее, успокаивает, убеждает, что она должна прекратить плакать, оставить в прошлом свои печали и радоваться, глядя на дочь. Он повторяет, что если она будет это делать, у нее появится молоко и Кристина будет сыта.
Элизабет убрала руки от лица и ступила на прибрежный песок. Она заметила, что начинается прилив. Воздух был холодным. У нее на коже появились мурашки, но девушка совершенно не чувствовала холода. Это только видения, а не настоящие воспоминания. Память еще не вернулась. Она ничего не помнила. Ей неожиданно стало очень страшно.
Они не хотели, чтобы Элизабет назвала своего ребенка Кристиной. Папа хотел назвать Сарой — так звали мать Элизабет.
Некоторые предлагали имя Элизабет. Любое, кроме Кристины, утверждая, что в данных обстоятельствах это будет неприемлемо. Только один Мартин понимал ее. Он осторожно присел на краешек се кровати, подальше от колыбельки новорожденной, взял ее руку и улыбнулся своей доброй улыбкой.
— Ты должна назвать ее так, как тебе хочется, Лиззи, — говорил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49