Когда он в одних панталонах, с ворохом остальной одежды под мышкой закрыл за собой дверь ее комнаты, он увидел Картера и горничную дамы, яростно споривших на пороге его комнаты.
Картер сразу же заметил его обнаженный торс и босые ноги и бросил на него презрительный взгляд, на который способны лишь камердинеры высочайшего класса.
Его вид не ускользнул и от внимания девушки. Она покраснела, можно было не сомневаться, до кончиков пальцев на ногах.
— Моя хозяйка! — воскликнула она, вздымая к небу руки, явно не сознавая, как непривлекательно она выглядит в бесформенной и мятой сорочке. — Бедная моя овечка.
— Тише, — приказал лорд Кенвуд. — Твоя бедная овечка цела и невредима, и она не попала бы в неудобное положение, если бы ты помнила, где твоя комната.
— Эта персона, — сказал Картер, обладавший талантом произносить слово «персона» так, словно это был червяк, оказавшийся у него под башмаком, — эта персона грозилась проломить мне голову кувшином для умывания, милорд. И я не знаю, что она делала в вашей комнате, если не собиралась украсть ваши ценности.
Бриджет, казалось, была готова взорваться, как наполненный горячим воздухом шар.
— Меня смертельно оскорбляют эти обвинения, — заявила она. — Я никогда не брала ничего дороже оловянной ложки, должна вам сказать.
— Тихо! — Грозный тон маркиза заставил замолчать их обоих. — Не сомневаюсь, ты нужна твоей хозяйке, девушка… Бриджет, не так ли? Забирай свое платье и, будь добра, немедленно отправляйся к ней.
Надо отдать должное девушке, она не потеряла сознания, взглянув на себя и обнаружив, как ужасно выглядит в своем нижнем белье. Если при виде маркиза она покраснела, то от собственного вида она чуть ли не почернела. Она тотчас же повиновалась ему, снова воздела руки, призывая высшие силы возлюбить их всех.
Оказалось, Картера, прикорнувшего на кухне возле потухшего очага, разбудило появление служанки, кипевшей от негодования. Она жаждала сказать пару слов о джентльменах, которые обещают дать работу на ночь ради которых не ложатся спать вовремя, хотя, видит Бог уже поздно, ради которых моют руки и лицо, причесывают волосы и брызгают на себя духами из единственно го драгоценного флакончика, и после этого узнают, вход: в их комнату, что там находится другая шлюха.
— Шлюха, — повторил маркиз. — Бриджет? О, это несправедливо, Картер, несправедливо. Бедная Бридже!
А затем обнаружить, продолжала служанка, что горничную уже променяли на хозяйку, с которой важный джентльмен предпочел развлекаться всю ночь… в ее комнате, как вам это нравится. Кем же считает себя эта шлюха? Принцессой королевских кровей?
Картер не очень внимательно слушал рассуждения девушки, но после того, как она ушла, а он еще час проторчал на кухне, он пришел к выводу, что комната хозяина свободна и было бы глупо не воспользоваться кроватью, которую он приготовил для себя вечером.
— Но когда я туда вошел, милорд, — мрачно и осуждающе сказал он, — я увидел на моей кровати эту персону, готовую разбить мне голову. Некрасивые дела происходят, если мне позволено так сказать.
— Говори что хочешь, — сказал лорд Кенвуд, с облегчением сбрасывая панталоны и наконец забираясь в собственную постель. — Но только очень тихо и своей подушке, Картер.
Но он не уснул. Черт дернул его за язык. Почему он просто не выполнил ее просьбу, когда она говорила «иди ко мне», и не вошел туда, куда его звали, и не поинтересовался, кто она, только после того, как удовлетворил свою страсть? Такая нежная. Такая податливая. Такая разгоряченная и возбужденная.
Проклятие!
Маркиз со злостью ударил кулаком по подушке, Картер молча поднял голову со страдающим выражением на лице.
Странная, странная ночь, думал маркиз, выигрывая третью партию. Почти ночь удачи. Еще бы несколько секунд — и было бы поздно для них обоих думать или интересоваться именами. Он больше никогда не увидит ее. Странно — испытать это и даже не посмотреть друг другу в глаза. Черт побери, он даже не знает цвета ее глаз.
Лестер раздраженно швырнул на стол карты, потянулся и подошел к входной двери.
— Еще час, — сказал он, — и мы сможем рискнуть. Дорога очень быстро высыхает.
— Вот и хорошо, — откликнулся лорд Кренсфорд. — Еще пара часов, и я на стенку полезу от скуки.
Маркиз подошел к служанке, деловито и яростно начищавшей медный подсвечник.
— Боюсь, я скучал без тебя этой ночью, моя дорогая, — сказал он, небрежно положив руку на ее бедро.
Она вскинула голову и поджала губы.
— А мне все равно, — сказала она. — Я порядочная девушка, как я уже вам говорила. Моему отцу не очень бы понравилось, если бы он узнал, что мне пришлось оказаться под одной крышей с парой первоклассных шлюх.
— Я уверен, ты порядочная девушка, — умиротворяющим тоном заметил он. — Позволь мне. — Он показал ей золотую монету, при виде которой ее глаза округлились до такой степени, что почти вылезли из орбит, и положил ее плашмя в вырез платья меж ее грудей. Она следила, как он двумя пальцами протолкнул ее вниз.
— О-о, сэр, — сказала она, — как приятно услужить такому джентльмену, как вы.
— Один поцелуй, — сказал он и наградил ее долгим поцелуем.
Лестер с усмешкой посмотрел на него, Эрни задумчиво наблюдал за происходящим, а Бриджет, направлявшаяся наверх с большим подносом, уставленным тарелками, густо покраснела.
— Я могла бы прямо сейчас подняться наверх вместе с вами, сэр, из-за погоды сегодня мало работы, — сказала служанка.
Маркиз коснулся пальцем ее подбородка.
— Ты порядочная девушка, моя дорогая, — ответил он. — Я бы не хотел воспользоваться твоей невинностью.
Прошло чуть более часа, и они наконец отправились в путь, лорд Кренсфорд с Лестером, как и раньше, в коляске, а маркиз Кенвуд верхом на своей лошади. Дорога все еще была грязной, и грязь летела из-под копыт, но уже не было так скользко.
Прежде чем выехать с небольшого конюшенного двора, лорд Кенвуд взглянул на окно, которое, как он знал, находилось в комнате леди. Как он и ожидал, она стояла у окна, глядя вниз, и, без сомнения, обрадовалась, увидев, что он уезжает. Его также не удивило, что она отпрянула назад, как только он поднял голову.
Но он все равно приподнял хлыстом шляпу и улыбнулся, глядя на окно. Он знал о женщинах достаточно, чтобы догадаться, что она недалеко отошла от окна, чтобы видеть, оставаясь невидимой.
Он уезжал от нее с глубоким сожалением.
Диана почти все утро простояла у окна, нетерпеливо постукивая пальцами по подоконнику. Как только она проснулась, ей сразу стало ясно, что по такой дороге ехать нельзя. Она всей душой желала, чтобы тучи рассеялись, выглянуло солнце и высушило дорогу так, чтобы можно было поскорее тронуться в путь.
Но, пока этот джентльмен остается в гостинице, невозможно уехать, и ей придется оставаться узницей в этой комнате. Хорошенькое положение для миссис Дианы Ингрэм, которая целый год гордилась своей мудростью и независимостью.
Но не могла же она рисковать встретиться с ним лицом к лицу. Она умерла бы от стыда. Вот так бы и умерла! При воспоминании она поежилась. Воображаемый возлюбленный, подумать только! Как он мог быть воображаемым? Он делал с ней такое, чего она никогда бы не могла придумать. Да она бы умерла от стыда, если бы ее воображение дошло до этого. А она наслаждалась каждым мгновением с безудержной похотью.
Какое безумие, какое унижение!
Оставалось лишь одно слабое утешение. Очень слабое. Она больше никогда не увидит этого человека. К. тому же она даже не узнает его, если встретит. Она ведь и видела-то его, только когда он заглянул в карету, тогда он был мокрый и покрыт грязью. А он видел ее только в тот момент, когда шляпа съехала ей на лицо. Кроме того, его больше интересовали ее ноги.
Нет, они не узнают друг друга, даже если случайно встретятся на улице.
Она и имени-то его не знает, как и он ее.
Но он мог оказаться ее невоображаемым возлюбленным? Как может тело реального мужчины быть настолько совершенным? Как мог реальный мужчина так безошибочно знать, как и где ласкать женщину? Может быть, он косоглазый и безобразный, думала она. Может, у него торчат уши. Но нет. Каким бы грязным ни был он в тот день, он показался ей чрезвычайно красивым мужчиной.
В эту минуту Диана пожалела, что Тедди не употреблял ругательств. Сейчас они бы ей пригодились. «Черт возьми!» — пробормотала она, но эти слова не выражали ее чувств.
Какой дешевой комедией была эта ночь. Как бы визжала и веселилась публика, если бы все это разыграли на сцене. Она соскочила с кровати совсем голая, а ее никогда ни один мужчина не видел голой. Она бы умерла. А когда она инстинктивно схватила простыни, — о Боже! — зачем она еще и раздвинула эти тяжелые занавеси на окне?
Она была слишком потрясена его наготой. Она даже никогда не видела Тедди без рубашки. А этот мужчина не только был голым; он был… О Боже! Она не должна думать об этом.
Когда Бриджет обняла ее, она целую минуту не могла опомниться и только потом сумела взять себя в руки.
— Бриджет, с тобой что-нибудь случилось? — спросила она, когда до нее дошло, что ее горничная тоже вся дрожит.
— Этот мерзавец! — после невнятного бормотания воскликнула Бриджет. — Обвинил меня в воровстве, вот как. Меня, мэм. В воровстве! Не знаю, почему он подумал, увидев, что я сплю в его кровати, будто я собиралась украсть ценные вещи из этой комнаты. Я бы проломила ему голову кувшином, проломила бы, если б дотянулась до него. Я воровка!
— Кто обвинил тебя в воровстве? — в недоумении спросила Диана. — В чьей кровати?
Вся история заняла очень много времени. Оказалось, что, когда Бриджет поднималась вечером по лестнице вместе с красивым джентльменом, он заговорил с ней. Она так разволновалась, что перепутала номера и вошла в его комнату.
— Вы когда-нибудь слышали о гостинице, где на дверях нет запоров, мэм? — осуждающе спросила она.
Бриджет осторожно пробралась к своей кровати, чтобы не потревожить сон хозяйки, и по той же причине не стала шарить вокруг в поисках ночной рубашки. Она просто сняла платье. И едва она успела заснуть, как на ее постель свалилась трактирная служанка «с ужасными ругательствами, мэм; с удовольствием бы вымыла мылом ее рот». Она очень разозлилась, обнаружив в кровати Бриджет. А Бриджет, уверенная, что девушка пришла, чтобы что-то украсть, дала волю своему языку, но высказала все шепотом. Наконец она поняла, что служанка ищет красивого джентльмена, и сказала ей, что он в соседней комнате.
— И эта девка имела наглость, мэм, заявить, что вы шлюха, — с негодованием сказала Бриджет. — Вылезая из постели, я запуталась в простынях, а то я показала бы ей за эту «шлюху».
А потом, когда Бриджет снова крепко заснула, этот человек, попытавшийся лечь в постель рядом с ней, который, очевидно, был слугой джентльмена, как догадалась Диана, вскочил и начал называть ее воровкой и угрожать ей мировым судьей.
— А затем, мэм, из этой комнаты вышел красивый джентльмен, — рассказывала Бриджет, — почти без ничего, и я подумала, что со мной случится смертельный обморок и я свалюсь на пол.
Но упоминанием о полуголом джентльмене и закончился рассказ Бриджет. Ее глаза начали привыкать к темноте, и она, раскрыв рот, смотрела на свою хозяйку. И хотя Диана не очень ясно видела ее лицо, она догадывалась, что в нем не осталось ни кровинки.
— О, мэм, — прошептала горничная. — Мэм, он был здесь. Я послала его сюда, думая, что это его комната. Мэм, он… Мэм, он не… — Но, не дождавшись ответа, она свалилась бесчувственной грудой на пол.
Диана с трудом приподняла и усадила горничную так, чтобы можно было похлопать ее по лицу, помочь ей прийти в сознание. Диана впервые за эту кошмарную ночь почувствовала, что ей хочется рассмеяться. Разве не она должна бы сейчас лежать в обмороке? Разве не горничная должна бы хлопотать над ней? Разве не она чуть не стала жертвой насилия?
Нет, не было никакого насилия. Совесть не позволяла ей употребить это слово. Бриджет наконец ожила, получив заверения, что нет, конечно, нет, джентльмен ничего ей не сделал, она забралась под одеяла и тут же заснула крепким сном. Диана, насколько возможно, привела в порядок свою постель и, свернувшись калачиком, улеглась на то место, на котором лежал он. Она уткнулась носом в подушку, все еще хранившую его запах.
Она не спала.
А теперь она оказалась в ловушке, вынужденная сидеть в своей комнате до тех пор, пока он не уедет. Бриджет принесла ей на подносе завтрак и затем ленч. Пожалуй, единственным положительным результатом этого ужасного происшествия было то, что она забыла о своей головной боли. Ее чувства были в таком смятении, что простая головная боль не имела значения.
— О, мэм, — возмущенно заявила Бриджет, врываясь в комнату с подносом в руках, — они наконец закончили игру в карты, и один из них сказал, что они, возможно, смогут уехать через час. Но этот красивый джентльмен, мэм, знаете, что он делал?
— Не знаю, пока ты мне не сказала, — рассудительно ответила Диана.
— Он целовал ту самую служанку, мэм, — сказала Бриджет, — прямо посреди трактира, где все это видели.
И он положил руку прямо ей на грудь. — Бриджет густо покраснела. — Я чуть поднос не уронила.
— Хорошо, что не уронила, — сказала Диана. — Я проголодалась. Но я вижу, он мерзкий тип, Бриджет. Должно быть, он… — Она замолчала, не закончив фразу.
Должно быть, ночью он принял ее за служанку. Кажется, он поджидал ее, потому что девушка явилась в его комнату. О Боже, он принял ее за трактирную служанку. Как это унизительно! Так вот чем джентльмены занимаются с распутными женщинами! Она прекрасно знала, что джентльмены не делают ничего подобного со своими женами.
Она даже с усмешкой подумала, сколько бы он заплатил ей. Но эта мысль была скорее ужасающей, чем забавной. Она чуть не стала продажной женщиной.
Прошло около часа, когда она увидела, что трое джентльменов покидают гостиницу. Двое из них — те, которые накануне чуть не опрокинули ее карету, и еще один джентльмен. Она не видела их лиц, поскольку они стояли под самым ее окном и на них были плащи и шляпы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27