И вдруг они словно послушались - понесли Максима во всю прыть с пригорка. Всё быстрее, быстрее, а потом с берега к чёрной реке, проскочили по гладким оледенелым мосткам - прямо в стылую воду. Вода обожгла Максиму лицо, до других мест она достала не сразу. И не сразу тонул Максим - плыл, как поплавок, по течению в плотном, застёгнутом комбинезоне. Комбинезон намокал. Максим погружался тихонько. Он увидел на берегу одного физкультурника с их улицы, тоже на лыжах. Закричал:
- Дядя Валя, дядя Валя! Вынь меня из воды!
Физкультурник дядя Валя прямо на беговых лыжа, влетел в воду, подхватил Максима и боком, боком вылез на берег.
На берегу он свои лыжи положил на плечо, Максима с лыжами взял под мышку - принёс его, мокрого, к себе в квартиру и, отдав жене, тоже физкультурнице, тёте Алине, велел натереть его водкой.
Максима натирали водкой, поили чаем с малиной выгоняли из его тела холод.
Тётя Алина высушила его одежду, повесив её над плитой в кухне. Выгладила утюгом. Под вечер дядя Валя отвел его домой.
Максимовой бабушке дядя Валя сказал:
- Мы извиняемся, он у нас в гостях был. Вы, наверное волновались. Вы его спать положите, он устал.
Прошлым летом, ближе к осени, Максим в другой раз тонул. Взяли его с собой большие ребята кататься на ппоту. Сами принялись песни петь, темнить свою и без того уже чёрную кожу на солнце и спорить о том, о чём взрослые и те едва знают. Максим сидел впереди на корточках, смотрел, как вода играет с его сандалиями. Слушал, как журчит она между брёвен. Засмотрелся и упал в воду.
Плот на него нашёл.
Большие ребята растерялись, опешили.
Только девчонка лет семи, Зойка, не дожидаясь, пока закричат все, нырнула под плот, ухватила Максима, вытолкнула его на воздух.
Зойка плавала плохо. Большие ребята их подхватили, вытащили на плот. Максим кашлял водой, перед глазами его теснилась плотная тень. Она отступала, уходила, свиваясь в круги. Когда ушла, когда грудь Максима освободилась, он поревел немножко, но отошёл вскоре. Ребята уговорили его не рассказывать о происшествии взрослым, особенно бабушке.
Он не сказал, и вскоре все об этом забыли. Может быть, и он позабыл бы, но иногда ему чудились Зойкины руки, которые уводят его от беды.
- Снова ведьма, - сказала Маруська и, попятившись, прижалась к Максиму.
- Где? - Максим поднял глаза от своих воспоминаний.
Впереди, меж камней, бабка Вера, то ли сама идёт, то ли несёт её ветер легко, как опавший лист.
И не успел Максим рта открыть, скрылась куда-то бабка - исчезла.
Максим и Маруська стояли на берегу. Вокруг камни, как шляпки грибов каменных, как лысые древние головы, высунувшиеся из земли, посмотреть, так ли прекрасен мир, как им помнится.
- Ведьма она, лесовица, - говорила Маруська и ногой топала. - Сквозь землю она провалилась. Она там живёт.
- Может, просто за камушек села.
- Ведьма, колдунья она.
Максим и Маруська спустились к реке, на мостки, где женщины полощут бельё после стирки.
Режут и жгут воду солнечные лучи, и яркие рыбы колюшки дерутся между собой. Текут в воде рыбьи мальки. Со стремнины ненадолго подходят плотвицы, крепкие окуни и щурята.
А посмотришь в глубь пристально - поднимется оттуда зыбкая тень, заполнит всю воду и река потечёт быстро и как бы расступится в разные стороны.
- Там, в глубине, царь живёт, - сказала Маруська. - И царские дочки, все красавицы.
Нету в воде никого, кроме рыб да козявок, да тёмного страха, да речной скользкой травы, - Максим знает. А может быть, есть?
- И русалки, - сказала Маруська. - Водяницы и берегини.
Нету в реке русалок - Максим знает. А может быть, есть?
- И водяной, - сказала Маруська. - Он зелёный и весь в пупырях, как лягушка.
- Нету в воде царя, - сказал Маруське Максим. - Дочек тоже нету. И никого нету - одна вода. - Сказал и поёжился. А может быть, есть?
Маруська надулась.
- Ты нарочно так говоришь, потому что не знаешь.
Маруська сидела на корточках. Ей хотелось на маленькую долю секунды увидеть царских прекрасных дочек. Проплывают в воде пузыри, будто легкие жемчуга, и Маруське кажется, будто манят они её за собой.
Тянутся вверх руки водорослей, чтобы поймать зазевавшийся солнечный блик, подарить его Маруське на место банта.
Максим увидел - покачнулась Маруська. Схватил её за красные шаровары. Но Маруська уже окунулась головой в воду.
Она тискала воду руками, словно хотела в неё упереться. Максим потянул её изо всей силы - вытащил из воды. Маруське нужно реветь, а чтобы реветь, нужно ей разогнуться. Стала разгибаться, тяжесть её пересилила Максимову силу, и она снова ткнулась головой в воду.
- Чего ты, - рассердился Максим. - Вылезай, тебе сказано! - Он снова дёрнул Маруську.
Маруська была тяжёлая. Максим оглянулся, чтобы крикнуть людям - пусть они помогут ему Маруську тащить. Увидел совсем пустой берег, только коза, выгнув острую спину, трясла и жевала куст на бугре. Что-то ударило Максиму в сердце и защемило.
- Маруська! - закричал он. - Я тебе говорю, вылезай! А то отпущу!
И вдруг понял, что он один, что нельзя ему отпустить Маруську, потому что Маруська нырнёт в глубину, обоймёт Маруську вода - и останется земля без Маруськи. Максим из последних сил дёрнул её на себя, но сил его не хватило, и он, покачнувшись, упал за Маруськой. Но, ещё не успев погрузиться, почувствовал - кто-то тянет его и Маруську обратно.
И лёжа на досках, он слушал Маруськин живой оглашенный рёв. Потом сказал:
- Ладно, будет реветь.
Над ними стояла старуха; может, она из воды вышла вместо тех царских дочек-красавиц?
- Не реви, - снова сказал Маруське Максим. - Чего ревёшь, как укушенная? Смотри, народ набежит. Поведут тебя домой. Могут ремнём выдрать. Мы сейчас пойдём к дяде Вале, у него высохнем.
Маруська реветь перестала, только дёргался Маруськин красный от влаги нос да с Маруськиных длинных ресниц, как с весенних веток, падали капли.
- И дома не говори, - наказал Маруське Максим. - Было и было, чего говорить.
Старуха кивала седой головой, и в её плывущих глазах закипало и уплотнялось синее чудо и ударило прямо в Максимову душу.
Снова поднесла старуха палец к губам, сухим и рассыпчатым, как дресва, и покачала пальцем, как бы остерегая его на будущее.

1 2