Александр Гейман.
Настоящий мужчина

- Так что же, Бел, значит, завтра Главное испытание?
- Да, отец,- почтительно отвечал юноша.
Он стоял, склонив голову набок в знак уважения, как это
предписывалось при беседе со старшими родичами, а его отец
Глак сидел на скамье, вытянув вперед искалеченную левую ногу.
Бел давно уже кормил всю семью - он был добычливым охотником и
все еще, как все подростки, работал на огороде. Можно сказать,
что он и был теперь главой семьи, тем более, что его отец,
перестав ходить в набеги из-за увечья, в глазах соплеменников
не мог долее считаться воином и быть уважаем племенем. Но Бел
ни одним словом или движением не обнаруживал своего
превосходства, ведь Гонт говорил: настоящий мужчина соблюдает
все ритуалы. Правда, Бел еще не получил права так называться -
Главное испытание ему еще только предстояло. Но тем сильней
молодой охотник стремился пройти его, а до тех пор - свято
соблюдать все, что отличает настоящих мужчин от слизняков
вроде этих кемичей или беспомощных калек... вроде его отца
Глака.
- Кто поведет тебя в Мертвую пещеру? - спросил меж тем
Глак.
- Сам Гонт,- с невольной гордостью произнес сын.
- Вот как?
- Он удостоил меня этого после того, как я принес скальп
боевого вождя кемичей,- объяснил Бел.
- Ну да, это было твоим предварительным испытанием.
- Да, отец,- почтительно подтвердил молодой воин.
Глак покивал и отчего-то вздохнул. Казалось, он
собирается сказать нечто особенное и для того и затеял эту
беседу - ведь все сказанное Белом его отец знал и сам. Однако
Глак все тянул, не решаясь приступить к этому важному, и Бел
осмелился спросить сам:
- Что-то не так, отец?
- Что? А... Нет, все правильно,- пробурчал Глак,
застигнутый врасплох этим вопросом среди каких-то своих
размышлений. - Я только хотел пожелать тебе удачи, Бел.
Юноша склонился в поклоне.
- Напутствуй меня, отец.
- Да пребудет в тебе твердость духа истинного ипифта,-
произнес Глак традиционную формулу племени.
Бел поцеловал землю перед собой и начал пятиться к выходу
из отцовской половины дома. Когда уже он был на самом пороге,
Глак внезапно окликнул:
- Бел!
- Да, отец?
Глак заговорил, очего-то глядя куда-то в землю и с трудом
подбирая слова:
- Бел... Там, в пещере... Возможно, Каск не такой уж
трус... не все обстоит так, как ты привык думать... Возможно,
мы, ипифты, не самые... м-м... отважные... Мы лишь смертные
люди, в конце концов, даже самые могучие из нас...
Бел слушал с нарастающим недоумением.
- В общем, я верю, что ты сумеешь сделать правильный
выбор,- промямлил отец. - Да! Иди...
Бел вышел в большом смущении. Рассказывать о том, что
находилось в Мертвой пещере строго воспрещалось, и вот - его
отец чуть-чуть не проговорился о том вопреки табу. Да уж,
это, должно быть, и впрямь нешуточное испытание, раз его
калека-отец почти отважился заговорить об этом. Пойти и
броситься со скал он, например, не сумел - а это подобало бы
настоящему мужчине, если он перестал быть полноценным воином.
Что ж, старик любил Бела и был неплохим отцом, надо отдать ему
должное.
Впрочем, на следующее утро все мысли о неудачнике Глаке
начисто вылетели из головы Бела - впереди был главный день его
жизни. Бела отвели к Гонту двое воинов в боевой раскраске.
Вождь ждал их в запретной для женщин части селения, на
площадке перед мужcким домом. Он подбодряюще улыбнулся юноше.
Здесь же на площади выстроились наиболее заслуженные воины
ипифтов и несколько юношей, сверстников Бела. Друзья с
завистью смотрели на Бела - им-то еще предстояло завоевать
право на Главное испытание. От этих взглядов грудь Бела
непроизвольно выгнулась колесом - еще бы, сам Гонт хотел
сопровождать Бела в Мертвую пещеру! Не каждому выпадает такая
честь.
Гонт всмотрелся в лицо Бела и спросил:
- Готов ли ты стать настоящим мужчиной, испытуемый Бел?
- Да!
- Что нужно, чтобы выдержать Главное испытание? -
спросил, вышагнув вперед, советник Гонта Чок.
- Всегда помнить пять превосходств ипифтов над всеми
прочими! - без запинки отвечал Бел - он уже не раз был
свидетелем ритуала и назубок знал все вопросы и ответы.
- В чем первое превосходство ипифтов? - выступил из строя
другой старейшина, Лас.
- Только мы носим великое имя ипифтов!
- Да!.. - взревел хор голосов, и мужчины на площади
вскинули оружие вверх.
- В чем второе превосходство? - последовал новый вопрос.
- Это наша мужская сила, все женщины кемичей мечтают о
мужьях-ипифтах.
- Да!..
- В чем третье превосходство?
- Мы, ипифты, культурный народ, всегда стоим навытяжку
перед старшими, а дикари-кемичи этого не делают.
- Да!..
- В чем четвертое превосходство?
- Нас избрал великий Логга для поклонения ему, а все
недочеловеки служат ложным богам!
- Да!..
- Пятое превосходство, Бел?
- Мы - храбрее всех, самые отважные и лучшие воины, а все
кемичи - трусы, как Каск.
- Да!..
- И именно потому,- подытожил Гонт,- великий Логга
даровал нам Мертвую пещеру и Главное испытание. В этом -
доказательство всех превосходств ипифтов.
- Да!..
- Клянись, Бел!
- Клянусь стать настоящим мужиной и скорей умереть, чем
уподобиться трусливому Каску!
Довольный Гонт похлопал Бела по плечу.
- Пора, юнец. Я отведу тебя сам, как обещал!
Воины свирепо вопили и потрясали копьями и топорами на
всем пути до Мертвой пещеры, следуя позади за Гонтом и Белом.
У Первого камня они остановились и встали на Первую стражу.
Затем Гонт с Белом достигли Второго камня, и здесь остановился
Гонт.
- Иди, юнец. Я подожду тебя здесь. Возвращайся мужчиной!
"Когда-нибудь,- сказал себе Бел, продвигаясь меж скал к
пещере,- я стану таким же, как Гонт!" Он восхищался вождем -
его доблестью и множеством подвигов, и силой, и твердостью
духа. На топоре Гонта было пятнадцать засечек - по числу
скальпов кемичей, а его грудь и спину украшали фигуры орла и
барса - татуировка храбрейшего из вождей. Бел был готов
умереть - и не раз, а сотню - чтобы удостоиться такого
рисунка. И теперь он не боялся Главного испытания - он был
рад, что наконец-то допущен к нему.
Бел вошел в пещеру и, как научил его Гонт, отвалил
большой камень, за которым был скрыт ворот для подъема
решетки. Подняв решетку, он осторожно пошел вглубь, давая
глазам привыкнуть к полутьме. Опасаться нападения зверей не
приходилось - и не только из-за решетки у входа. Мертвая
пещера на то и называлась Мертвой, что все живое избегало ее,-
здесь не водилось не только летучих мышей, но, кажется, даже
насекомых.
Мало-помалу ход пошел под уклон, и Бела обступила
совершенная темнота. Но останавливаться было рано - сначала
надо было достичь Пасти, а потом ждать, что будет. Бел шел,
делая маленькие осторожные шаги и выставив перед собой руку, и
вот - он увидел ее: в темноте светилась прямо в воздухе
широкая полоса, очерчивающая круг чуть менее роста человека.
Сверху и снизу в этом горящем круге было по два острых угла,
как если бы это выставлялись клыки - из-за такого сходства
этому кольцу света и дано было название Пасти.
Как учили, Бел присел на корточки и стал ждать, что
произойдет дальше. Он потерял счет времени, когда ему вдруг
показалось, что началось землятрясение. Все сильно качнулось,
у Бела даже клацнули зубы, а затем это световое кольцо
наплыло на Бела - или, может быть, его самого кинуло туда от
содрогания земли. Белу почудилось, что он угодил в какую-то
подземную воронку - его как бы что-то засасывало или
заглатывало в совершенно непроглядной темноте, и от этого Бел
испытывал чувство неудержимого животного ужаса.
Он пытался вырваться и убежать, даже начал кричать,
призывая на помощь. Из этого ничего не получилось - рот ему
будто залепило, а все его удары пропали попусту - он словно
барахтался в каком-то вязком болоте. А затем Белу почудилось,
что он завис в совершенной пустоте - или, может быть, падал
куда-то на дно земли. Юноша потерял голову от страха и ни с
чем не сравнимого отчаяния - он вдруг осознал, что пропал
окончательно и помощи ждать неоткуда - ни от Гонта, ни даже от
великого Логги. Неизвестно как он знал, что пещеру завалило, и
ему никогда не выбраться наружу, но его ужасало даже не это.
Просто ему было невыносимо горько и больно от полного
одиночества и ужаса в этой нечеловеческой бездне, и он
сознавал лишь одно: в с е з р я. Ни в чем не было ни
малейшего смысла - ни в его жизни, ни в жизни его
соплеменников, ни вообще в природе, и все эти схватки, охоты,
испытания, рождение детей, смерть, любовь, еда,- все это
шевеление тел и языков,- все это было попусту, полная чушь,
никчемнейшая бессмыслица,- и Белом овладело наконец ледяное
безразличие.
В этом холодном спокойствии к нему неожиданно стало
приходить прозрение, понимание всего сущего и всех вещей на
свете. Бел не только ясно различал ненужность и мнимость всех
существ и существований, но и много чего помимо этого.
Пламенное отчаяние отпустило его, и Бел как будто откуда-то с
высокого неба разглядывал все на земле, существа и людей, их
жизни и смерти, понимая все их стремления и причины. Он с
презрительным безразличием видел, что все эти глупости о пяти
превосходствах ипифтов не просто совершенная ерунда, но
выдуманы из-за такого же отчания, что он переживал здесь в
Мертвой пещере - ложь, призванная заслонить эту вот
всеобщую никчемность, и не более того. Впрочем, кое-кому она
служила на пользу - тому же Гонту и старейшинам - удобный
способ держать в узде племя, особенно таких молодых идиотов,
как он сам. Но это не меняло дела - и Гонта, и старейшин ждало
такое же Ничто, которое поглотило его, Бела, и лишнее
мгновение отсрочки было опять же никчемным цеплянием за
никчемную жизнь.
И когда Бел понял все это, ему вдруг показалось, что
стало светлеть - в непроглядной темноте неожиданно стали
проступать слегка светящиеся контуры предметов. Бел осознал,
что по-прежнему сидит на корточках - как оказалось, на краю
уступа. Бездна было внизу под ним - и Бел в нее еще не
свалился, как это померещилось ему раньше. Более того, ему
вдруг стал открываться противоположный край пропасти.
Неожиданно, будто вспыхнуло небесное пламя, этот берег
осветился весь, представ взору Бела в полной
головокружительной зримости. И насколько был кошмарен и
беспросветен мир, каким он открывался Белу до этого, настолько
же прекрасен и сияющ был этот представший мир. У Бела не
хватило бы не только слов, чтобы описать эту счастливую
красоту - у него недостало бы чувств, чтобы вполне ощутить ее.
Но... Но этот мир был т а м, на другом краю, отделенный
бездной, куда едва не угодил Бел.
И вдруг - вдруг с того берега протянулся лучик, все более
яркий и широкий, и приблизился прямо к ногам Бела. Перед ним
был мостик - его приглашали к себе. Не помня себя от радости,
юноша вскочил на ноги и уже было занес ногу над этим лучистым
мостом. Но на него тотчас нахлынула волна жуткого страха: ведь
предстояло вновь заглянуть в ту же самую бездну! Бел боролся с
собой - и не мог заставить себя шагнуть вперед. Легче было
броситься на камни и принять смерть! Но снова пережить это
отчаяние и этот ледяной мрак... Нет, он не сможет. Он с ума
сойдет, и что толку? Бел попятился прочь.
Изнемогая, он смотрел на этот мостик из света - и вдруг
повернулся и побежал прочь в кромешной темноте - у него не
было больше сил выносить этот раздор между призывом и страхом.
Он опомнился только тогда, когда, споткнувшись, полетел на
землю и больно ушибся. С колотящимся сердцем Бел сидел на
прохладном полу и понемногу приходил в себя. Глаза его, уже
привыкшие к темноте, кое-что различали - очевидно, он
находился уже не так далеко от выхода.
Вот так Главное испытание! Значит, он провалил его.
Недаром старый Глак пытался предостеречь его. Хотя... А
почему, впрочем, провалил? - внезапно сообразил Бел. Да ведь
все они, включая Гонта и поколения ипифтов до него, все они
точно так же опрометью бежали прочь! А разве иначе они стали
бы городить чушь про настоящих ипифтов и пять превосходств? И
вдруг Бел осознал: ложь была даже больше. Ведь они не просто
испугались, струсили все до единого,- они еще и побоялись
признаться в этом.
Этот-то страх и гнал их, как последних трусов, в набеги
на кемичей и прочих чужаков, этот-то страх и заставлял
соблюдать весь кодекс чести ипифтов - и все затем, чтобы лгать
самим же себе про собственную отвагу и силу духа. Белу
представилась вся картина - и он даже застонал. Его охватило
отчаяние почти той же силы, как в той бездне. Жить так из
поколение в поколение, лгать, глядя в глаза друг другу,
кичиться мнимой храбростью - а внутри себя знать правду про
свой страх и свое бегство - и про ложь, и... И ведь ни одного,
ни единого настоящего храбреца, чтобы хотя бы возмутиться этим
и попросту сказать правду! О-о-о!.. А впрочем... Почему же не
единого? Ведь был же Каск!
Ну да, был, но... Но Каск же отступник. Он переметнулся к
кемичам. Говорят, будто у них есть своя пещера... Или нет, его
закидали камнями. Или... А не ушел ли он снова в Мертвую
пещеру? Кто-то говорил это... Бел поднялся на ноги и стоял,
собираясь с духом. Вернуться? Ох, нет. По крайней мере, не
сейчас. Поколебавшись, он пошел в сторону выхода. Нет, сейчас
он не сможет. Может быть, когда-нибудь... Он сделает другое -
он выйдет и скажет всем, что они лгут. Что они такие же трусы,
как он сам. Что...
Нет, он ничего не скажет. Какой смысл? Его убьют, как
Каска, и все. Ославят отступником - да нет, просто осмеют,
скажут, что не смог пройти испытание. Вот что он сделает - он
вырастит сына. Настоящего воина! И когда тот придет сюда,
то...
Бел уже подошел к месту первой стражи, где его ждал Гонт.
Вождь исподлобья смотрел ему в лицо, и Белу на мгновение
почудился страх в глазах Гонта.
1 2