Джоэл Розенберг
Спящий дракон


Стражи Пламени Ц 1



Джоэл РОЗЕНБЕРГ
СПЯЩИЙ ДРАКОН


Величайшие проблемы жизни… всегда связаны с изначальными образами коллективного бессознательного…
Бессознательное не есть по природе своей чистое зло, оно есть еще и источник высочайшего добра: не только тьмы, но и света, не только бестиального, получеловеческого и демонического, но и сверхчеловеческого, духовного, и – в классическом смысле этого слова – «божественного».
Карл Густав Юнг.



…для каждого человека есть множество разных существований… единственное существование есть иллюзия само по себе…
Сол Беллоу.



Мне кажется, что по отношению к коллективному бессознательному вполне может существовать аналог понятия «критической массы» в физике. Приближаемся ли мы к ней? Вполне возможно – если учесть возрождение спиритуализма во всех его обличьях, и не следует игнорировать воздействие ролевых игр. Персонажи, ситуации… все это, похоже, относится к чему-то базовому, фундаментальному.
Но в чем проявится эта критическая масса, и как можно будет ею воспользоваться? «Старшая Эдда», «Песнь арфиста», «Книга мертвых», даже «Великий Гимн Атону» – все это дает лишь догадки, предположения, намеки.
Быть может, лучшим подходом будет здесь не индукция и не дедукция, а эмпирический опыт. Быть может…
Артур Симпсон Дейтон.


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Карл Куллинан/Барак – студент-дилетант/воин.
Андреа Андропулос/Лотана – студентка отделения английского языка/начинающий маг.
Джеймс Майкл Финнеган/Ахира Кривоног – студент отделения вычислительной техники/гном-воин.
Дория Перлштейн/Дория Исцеляющая Длань – студентка отделения народного искусства/мастер-клирик.
Уолтер Словотский/Хаким Сингх – студент сельскохозяйственного отделения/вор-подмастерье.
Джейсон Паркер/Эйнар Ловкач – студент-историк/мастер-вор.
Луис Рикетти/Аристовулус – студент-строитель/мастер-маг.
Артур Симпсон Дейтон – адъюнкт-профессор психологии, мастер игры.
Веннел из Лундескарна – вольный крестьянин, фермер.
Франн из Пандатавэя – хозяин гостиницы.
Принц Алан Ланд – наследник трона Ландейла.
Марик, Арно – солдаты.
Аваир Ганнес – капитан и владелец «Гордости Ганнеса».
Аирван ип Мерлуд – таможенный чиновник.
Халла – солдат.
Каллутиус – Младший Библиотекарь Великой Библиотеки Пандатавэя.
Ореен – Главный хранитель Великой Библиотеки Пандатавэя.
Эллегон – молодой дракон.
Томмало – хозяин гостиницы «Тихий приют».
Кхоральт ип Терранж – представитель виноторговцев в Пандатавэйском Совете Гильдий.
Ольмин – глава работорговцев.
Бленрит – мастер-маг.
Дракон у Врат.
Правящая Мать Сообщества Целящей Длани.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СТУДЕНЧЕСКОЕ ОБЩЕЖИТИЕ

Глава первая
ИГРОКИ

Карл Куллинан дотянулся до середины стола и подцепил вилкой последний кусочек спаржи с общего блюда из нержавейки – после чего отправил спаржу в рот, даже не потрудившись положить ее на свою тарелку. Кусок был холодным, разваренным и почти безвкусным.
– Карл, ты свинья. Хоть и тощая, но все же свинья.
Андреа Андропулос улыбнулась, и слова ее, сказанные так тихо, что в кафетерии, наполненном звоном тарелок и гулом голосов доброй сотни студентов, их не смог бы расслышать никто чужой, тут же лишились яда.
Карл приписал это ее врожденной тактичности. Черт возьми, ей даже удалось отказать ему, почти его не обозлив – обычно предложения вроде «останемся друзьями» вызывали у него приступ молчаливой глубинной ярости.
– Мне пора бежать, Энди-Энди. Сегодня вечером у нас игра. – Он откусил еще спаржи, запил глотком чего-то – судя по цвету, кофеподобного и торопливо проглотил. – Если я опоздаю, они наверняка начнут без меня, и придется тогда Бараку прозагорать всю ночь.
– Хочешь сказать, он останется не у дел? – Она опять белозубо улыбнулась.
Карл любил ее смех, ее улыбку. Он всегда считал, что выражение «освещать комнату улыбкой» – просто выдумка. И пока он не встретил Энди-Энди, оно так и было. Не то чтобы Карл имел что-то против выдумок, просто…
– Это все чушь собачья, Карл, – сказала она, обаятельно улыбаясь. – Дурацкие мужские бредни.
Ее тонкий длинный палец взъерошил волоски на его запястье. Загорелый у нее пальчик или нет? Энди-Энди всегда находила, чем заняться в полуденный зной, когда другие поджаривались на солнышке, как смазанные маслом улитки. Быть может, этот смуглый оттенок – естественный. А может, и нет. Беда в том, что Карлу ни разу не представилась возможность взглянуть, есть ли у нее следы от бикини.
Проклятие.
– Да нет, это просто игра. Способ провести время, позабавиться.
– Позабавиться? – Девушка изогнула бровь. – Покрошить в куски эльфа, изнасиловать пару-тройку девственниц, сделать отбивную из огра – это ты называешь забавой?
Криво усмехнувшись, она откинулась на стуле и, будто защищаясь, скрестила руки на обтянутой голубым пуловером груди. Обтянутой, да – но не слишком. Карлу это нравилось; Энди-Энди, отнюдь не просто хорошенькая, напоказ себя не выставляла.
– Начать с того, – он постучал по столу указательным пальцем, заставив себя сосредоточиться на разговоре, – что ты ошибаешься в главном. Делать что-то в игре и в жизни – вещи разные. Взять хоть прошлую игру. Барак придушил эльфа, разрубил надвое полуорка – теперь этот тип и правда орк из двух половинок. Или они теперь каждый четверть-орк? Но дело-то в том, что важно не это, а то, что на этом он потерял три хита. Один хит – легкая рана, два – тяжелее, и так до пяти, что равно смерти. Потеря трех хитов означает, что тебя порезали весьма серьезно. – Он коснулся верхней пуговицы на рубашке. – Не взглянешь ли на шрамы?
– Как-нибудь в другой раз. – Андреа взмахом головы откинула с лица угольно-черные волосы. – Может быть. – Прядка зацепилась за ее чуть длинноватый, с легкой горбинкой нос, и девушка сдула ее. – А может, и нет.
– Любишь ты парней дергать.
– Ты не договорил фразы, но я знаю, какие слова ты пропустил. При мне можно говорить полностью.
– Там, откуда я родом, при слове «мать» всегда произносился эпитет, который я теперь пропускаю. – Сказано крепко, но неправда: Карл был нормальным парнем из пригородного среднего класса. – И дома меня всегда учили, чтобы следил за своим языком – при женщинах. – Если мытье рта хозяйственным мылом можно назвать учением. Наверное, можно. – Но вернемся к теме. Это все лишь выдумка, игра. Никакой боли, никакого вреда. Во всяком случае, Барак вовсе не тот тип – он преступник, но не насильник. – Истинная правда, вот только к новому персонажу, набросать который помог ему док Дейтон, некоему Люцию из Пандатавэя, это ну никак не относилось, Люций был существом весьма неприятным. – Твоя беда в том, что ты считаешь возможным судить о том, чего не испытывала. Сколько раз в этом семестре я приглашал тебя к нам – десять? Двадцать?
Андреа покачала головой.
– Не надо выпрыгивать из окна, чтобы понять, что прыжок тебе не понравится.
– Пример некорректен. Если ты пробуешь участвовать в ролевой игре, и тебе не нравится, ты выходишь. Точка. Никаких шрамов – даже на психике. Что само по себе – удовольствие. – Карл пожал плечами. – А кроме всего прочего, это полезно. Можно дать выход агрессии, не принося никому вреда. Ни себе, ни другим.
– Прекрати говорить как студент-психолог. Ты ведь учишься на актера?
– Я и на психолога учился…
– …и на науковеда. Прибавь сюда американскую литературу, технику, философию, социологию… я что-нибудь упустила?
– Вводный курс юриспруденции. И такой же – медицины. Но это давно, на первом курсе. Ты к чему клонишь?
– Ты дилетант, Карл. Все эти ролевые игры – всего лишь твое очередное временное увлечение. Помнишь прошлый год? Тогда был бридж. Целый семестр от тебя только и можно было услышать, что про схватки, переводы и тому подобное.
– Взятки, а не схватки. – Карл запустил два пальца в нагрудный карман, выудил сигарету и прикурил от новенькой сверкающей зажигалки. Какой-то миг он смотрел на пламя, потом щелкнул крышкой. Почему бы и не полюбоваться, пока можно – все равно он скоро ее потеряет. Карл совершенно не умел хранить вещи. Эта зажигалка была третьей, которую он купил с начала семестра. – В бридж я по-прежнему играю, – сообщил он, выпуская облако дыма. – Просто заниматься играми мне интереснее – по крайней мере с этой компанией. Порой… – Он не договорил.
– Да?
– Порой, когда забываешь об игротехнике – бросании кубиков, собирании своего мешка, – кажется, что ты там. – Он закинул голову и улыбнулся. – И это нечто. Как по-твоему, часто ли мне удается – здесь – спасать принцесс или убивать драконов? – Карл глянул на запястье – без двенадцати семь. Он вскочил. – Ну, я побежал, а то и впрямь опоздаю. Увидимся позже?
Энди-Энди нахмурилась.
– Позже – это когда? В смысле – когда ты намерен вернуться?
– М-м-м… Наверное, около полуночи. Если хочешь, подожди меня в комнате отдыха, я тебе помогу разобрать «Зверобоя», хоть книжонка и ерундовая, по-моему. У Твена отлично изложено…
– Нет. – Андреа покачала головой. – Я бы с удовольствием, но завтра у меня зачет по астрономии. Если ты уверен, что мы вернемся до полуночи, я, так и быть, пойду с тобой. Если, конечно, приглашение еще в силе. – Она встала, взяла со спинки стула дутую желтую куртку и принялась одеваться.
– Ты же знаешь, что в силе.
Она вздохнула:
– Знаю. – Энди-Энди медленно покачала головой. – В том-то и дело… ладно, не важно. Так мы идем или нет?

В комнату №109 студенческого общежития Джеймс Майкл Финнеган прибыл первым – отчасти по привычке, но в основном – из гордости. Хотя его, разумеется, подождали бы. И только его, черт побери.
И не потому, что сейчас он был самым опытным игроком в компании. Дэйв Девидсон был лучшим из всех, пока не вышел в прошлом году, но никто и не думал ждать Дэйва и его персонажа, Эрика Золотой Грош, при его не столь уж редких опозданиях.
Джеймс Майкл поерзал в кресле, устраивая на коленях непослушные руки.
Да, его ждали бы, и не потому, что он такая уж приятная личность с большим чувством юмора и неизменной дружелюбной улыбкой. Этот маньяк Карл Куллинан всегда шутит удачнее, у деревенщины Уолтера Словотского улыбка, кажется, навеки поселилась на губах, а если чьим-то обществом и хотят наслаждаться, то это Дория. Но попробуй только опоздай кто-нибудь из них – его персонаж весь вечер пролежит больным. Вот на прошлой неделе Дория влетела всего через каких-то пять минут после начала, и даже Рикетти не стал обращать внимания на ее невнятные обещания и угрозы; док Дейтон, холодно взглянув на нее, заявил, что за опозданиями всегда кроется скрытая враждебность.
Он закружился в кресле и тихонько выругался.
Так, конечно, бывало не всегда. Однажды ему самому пришлось ждать, пока проедет фургон Службы помощи студентам (всю дорогу потом он наговаривал заклинания, чтобы превратить шофера в жабу – этакую маленькую, особо уродливую одноглазую жабку), а потом он упустил лифт и поздно выкатился из него на своем электрическом кресле на кафель холла первого этажа – и, разумеется, с опозданием въехал в комнату №109…
… Но никто ничего не сказал. Кроме «Привет, Джеймс», «Рад тебя видеть, Джеймс» и «Вступай в игру, Джеймс».
Терпимость, затаенная жалость были страшны. Но не играть было страшнее. Намного страшнее.
Все калеки фантазируют. Им это свойственно так же, как нормальным людям – вот только фантазии их обычно отличаются от фантазий нормальных людей.
А когда ты с самого детства живешь с мышечной дистрофией, то можешь считать себя в своем роде счастливчиком: ведь тебе о стольком можно мечтать. Например, печатать на компьютере быстрее, чем десять слов в минуту. Или крепко спать в обычной постели. Или есть самому – и так быстро, словно тебе надо куда-то бежать. Или самому принимать ванну, не дожидаясь, когда тебя помоют и вытрут.
И не изображать бодрячка в благодарность за то, что можешь получить все, что захочешь – просто потому, что ты прикованный к креслу калека, и кто угодно сделает что угодно, лишь бы ты поскорее убрался.
Но игра… в том-то и дело. В ней было все. «Я пронесся через комнату, занес топор и зарубил огра», – говоришь ты, и к этому относятся так, словно ты на самом деле пошел и кого-то убил.
Чудо? Нет, конечно. Но своего рода наркотик – безусловно.
Джеймс Майкл поднял правую руку, нажал кнопку на руле и подогнал кресло к длинному столу, что стоял посреди ярко освещенной комнаты, – подогнал так близко, что подбородок его оказался прямо над маслянисто поблескивающей доской красного дерева. Он сунул руку в лежащий на коленях холщовый мешок – там его удерживала накинутая на шею петля, – вытащил целлофановый пакет и водрузил на стол.
И все… чудеса зависят от этого вот мешочка и костей-кубиков, что лежат в нем. Стандартные шестигранные кости для определения поражений в бою. Кость на двенадцать граней, бросок которой определяет интеллект персонажа, его выносливость или силу. А Ахира силен, очень силен, хотя, возможно, и не слишком умен – и не слишком-то ловок в обращении с чем-нибудь, кроме молота и топора.
Есть еще пирамидка-четырехгранник и два восьмигранника, но зачем об этом думать? Это все совершенно не важно; поняв и запомнив правила, на них перестают оглядываться – так человек, научившись ездить на велосипеде, перестает задумываться о технике езды. Джеймс Майкл прикрыл глаза и помечтал о езде на велосипеде – смотрел, как мягко убегает назад земля. Вроде как ездить на машине, но вести самому, и…
– Джеймс!
Его глаза распахнулись, как ставни. Над ним с тревогой склонилась Дория Перлштейн. От коротких золотистых волос гладкое кругловатое лицо казалось еще круглее.
– Джеймс, что с тобой?
– Все в порядке. – Он улыбнулся ей, стараясь удержать в повиновении непослушные мышцы правой стороны лица. Дория… старалась – иначе не скажешь. Карлик в кресле отталкивал и смущал ее, словно его немощью можно было замараться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30