Но сделано это было из страха, а не по мудрому рассуждению.
– Ты не виновата, ты спасла всех нас. и мы тебе благодарны, Энтобан – край иилане, куда ж еще держать нам путь? Но в какой город мы направляемся? Ответ последовал мгновенно.
– Домой. К моему эфенбуру, туда, где этот урукето впервые оказался в волнах моря. В окруженный водами Икхалменетс.
Глядя одним глазом на волны, Вейнте устремила другой на говоривших. Она попробовала обратить на себя внимание, но к ней повернулась только Эрефнаис.
– Икхалменетс-на-островах – не Энтобан. Покорно прошу взять курс на Месекеи.
Эрефнаис жестом показала, что поняла, но вежливо и твердо заметила, что не изменит курса. Вейнте замолчала. И все-таки она доберется до него. Месекеи, большой город на большой реке, богатый, процветающий, далекий от северных морозов. И главное, его жители больше всех помогали ей в подготовке к войне с устузоу. Сейчас ее будущее было скрыто серой пеленой. Но настанет день, пелена исчезнет, и она вновь обретет силу. Хорошо тогда оказаться среди друзей. В Икхалменетсе не один урукето, можно найти и другой способ добраться до цели.
А здесь... кругом враги. Энге и уцелевшие с нею Дочери Смерти, – а сколько достойных погибли в Алпеасаке. Этого не должно было случиться. Здесь, в море, она бессильна. Она одна против всех; Эрефнаис и экипаж ей не помогут. Но на берегу все будет по-другому. Она стала размышлять и прятала мыслей за неподвижностью тела.
Энге жестом дала знать Эрефнаис, что оставляет ее, и стала спускаться вниз. При взгляде на неподвижную Вейнте на мгновение Энге показалось, что она видит ее мысли. Злые, темные... Что делать с амбициями Вейнте? Мысль эта так овладела Энге. что конечности ее непроизвольно зашевелились, и даже в тусклом фосфоресцирующем свете ее было нетрудно понять. Запретив себе думать, она медленно пошла вперед в полумраке. Мимо неподвижной Акотолп и ее несчастного спутника – к маленькой группе иилане, сбившейся у стены. Заметив Энге, одна из них, Акел, встала, шагнула навстречу – и остановилась.
– Энге, предводительница, что так волнует тебя, что я опасаюсь за свою жизнь, находясь возле тебя?
Энге остановилась.
– Прости, верная Акел, я думаю не о тебе, не о наших. – Она оглядела четырех уцелевших Дочерей и жестом дала понять, что рада их обществу. – Когда-то нас было много. А теперь нас мало, и каждая из вас стала мне дороже во сто крат. И раз мы выжили, когда остальные погибли, то мы в ответе за наше дело... и нам даны силы, чтобы его исполнить. Но я потом расскажу вам об этом. Прежде нужно кое-что сделать. – Проведя пальцами по ребрам, она дала им понять, что уши слышат и глаза видят. – Скорбь моя не о нас. И я хочу обдумать ее причины.
Она выискала за пузырями с консервированным мясом темный уголок и улеглась лицом к живой стене урукето, заставив тело недвижно застыть. Овладев собой, она вернулась к мыслям о Вейнте. К мыслям, что не должны были нарушить внешнего покоя.
Вейнте! Полная ненависти. Теперь, освободившись от привязанности к бывшей эфенселе, Энге поняла, что та из себя представляла. Темная сила, воплощение зла. Было ясно, что первые же действия этой силы будут направлены против Энге и ее спутниц. Они выжили, когда умерли все остальные. В Икхалменетсе они не будут молчать, и слова их будут не в пользу Вейнте. И она попытается заставить их умолкнуть. Это было очевидно.
Зная, откуда грозит опасность, – нетрудно ее избежать. Следует все продумать. Первым делом самое легкое. Надо выжить. Энге встала и направилась к подругам. Акел и Эфен еще не спали, а Омал и Сатсат уже погрузились в коматозное оцепенение, в котором им предстояло пробыть все время долгого путешествия в темном нутре урукето,
– Проснитесь, прошу, надо поговорить, – произнесла Энге. Спящие зашевелились. – Здесь не место для долгих разговоров – я прошу помощи и повиновения, Выполните ли вы мою просьбу?
– Говори, Энге, – ответила Омал, остальные согласно зажестикулировали.
– Значит, так. Одна из нас всегда должна бодрствовать, пока остальные спят. Нам грозит опасность. Если очень захочется спать, разбуди подругу. Будем караулить по очереди. Ну как? – Она взглянула на слушающих, те знаками выразили одобрение и согласие. – Тогда все в порядке. А теперь спите, сестры, а я буду сторожить.
Энге сидела все в той же позе, когда Вейнте спустилась вниз. Заметив внимательный взгляд Энге, она задрожала от ненависти. Та не отвечала, но и не отворачивалась. Ее спокойствие так взбесило Вейнте, что она улеглась подальше, спиной к Дочерям.
Путешествие проходило без приключений, подруги были так потрясены гибелью Алпеасака, что скрывались от кошмарных воспоминаний во сне, пробуждаясь, чтобы поесть, и засыпали снова. Но одна из пятерых всегда бодрствовала и была настороже. Когда показалась земля, Энге спала.
– Показались деревья на берегах Энтобана, – сказала Сатсат, легким движением разбудив Энге.
Та жестом выразила удовлетворение и стала дожидаться, когда Эрефнаис останется наверху одна. Уловив такой момент, Энге поднялась, и они обе стали молча смотреть на далекий берег, на котором высились зеленые джунгли.
– Прошу покорно просветить, – начала Энге.
Эрефнаис ответила жестом внимания. – Перед нами берег теплого и вечного Энтобана. Но известно ли, в каком именно месте мы находимся?
– Где-то здесь. – Эрефнаис держала карту между большими пальцами одной руки и показывала пальцами другой. Энге внимательно следила. – Мы пойдем на север вдоль берега, – сказала Эрефнаис, – мимо Йибейска к островам Икхалменетса.
– Не сочти меня назойливой, если я попрошу сообщить, когда мы будем возле Йибейска.
– Будет сделано.

...Через два дня они приблизились к городу. Вейнте тоже интересовал Йибейск. Она стояла в заднем конце плавника, Эрефнаис и Энге были впереди. Вскоре уже можно было разглядеть высокие деревья, золотые пляжи, с обеих сторон подходившие к городу, дальние силуэты лодок, возвращавшихся домой с дневным уловом. Энге словно и не обнаруживала особого интереса. Полюбовавшись на берег, она поблагодарила Эрефнаис и спустилась вниз. Вейнте бросила ей вслед взгляд, полный ненависти, и вновь принялась разглядывать берег.
Утром она услышала разговор Эрефнаис с одной из членов экипажа и всем телом затрепетала от гнева. Она должна была догадаться.
– Они исчезли, Эрефнаис, все пятеро. Проснувшись, я увидела, что ни одной нет на месте. Их нет ни внизу, ни наверху.
– И ты ничего не заметила?
– Ничего. Сегодня я проснулась первой, чтобы заступить на вахту... Просто уму непостижимо.
– Вовсе нет! – громко выкрикнула Вейнте, и говорившие вздрогнули. – Непостижимо то, что я не догадалась об этом. Им прекрасно известно, что в Икхалменетсе их не ждет ничего хорошего. Они хотели укрыться в Йибейске. Поворачивай назад, Эрефнаис!
Вейнте говорила повелительным тоном, властно выпрямившись. Но Эрефнаис и не подумала повиноваться, а лишь неподвижно застыла. Словно окаменели и члены экипажа; каждая одним глазом наблюдала за говорившими. Вейнте знаками выражала срочную необходимость, требовала повиновения, грозила гневом, словно грозовая туча, возвышаясь над низенькой Эрефнаис.
Это сгорбленной-то, приволакивающей ногу Эрефнаис своевольничать? Однако ее мало интересовал конфликт бывшей эйстаа и Дочерей Жизни. Энге была добра к ней, никогда не обижала... Эрефнаис мало что слыхала о Дочерях Жизни, и они не вызывали у нее беспокойства. Хватит крови, она была уверена в этом, а в каждом движении рассвирепевшей Вейнте сквозило желание убивать.
– Следуем прежним курсом. Мы не повернем. Пассажир может быть свободен.
Она повернулась и пошла прочь, и только хромота не давала ей в полной мере выразить чувство удовольствия и торжества.
Вейнте застыла в отчаянии. Она здесь не распоряжалась, – как, впрочем, нигде отныне, мрачно напомнила память, – не могла она прибегнуть и к силе. Экипаж не допустит этого. И она замерла, пытаясь побороть холодный гнев. Логика выше, сейчас не время для чувств. Деваться некуда – теперь она ничего не могла сделать. Энге и ее подруги сумели скрыться... пока. Но это неважно. Они еще встретятся, и возмездие будет мгновенным. Об Эрефнаис тоже пока придется забыть. Не стоит и думать о пустяках. Она должна думать о Месекеи, о тех больших делах, что ей придется совершить. Своих целей она может добиться лишь тщательно спланировав действия, выбросив из головы ненужные эмоции. Всю жизнь ей приходилось сдерживать свои чувства, и она только удивлялась обретенной силе. А все этот устузоу... Он подбил ее покой, обрек ее на вечную ненависть. Это из-за Керрика и его родни она стала такой. Она не забудет. И пока будет сдерживать гнев. И только однажды... Ненависть надо таить в уголке сердца. Чтобы однажды предаться ей.
Так думала она и постепенно успокаивалась; тело вновь становилось ее собственным. Оглядевшись, Вейнте обнаружила, что осталась в одиночестве. Эрефнаис с вахтенными была наверху, остальные дремали. Вейнте посмотрела туда, где еще вчера спали Энге и ее подруги, – и ничего не ощутила при этом. Так и должно быть. Она вновь владела и телом своим, и эмоциями. В темноте кто-то пошевелился. Вейнте вспомнила об Акотолп и самце. Едва разглядев их в темноте, она подошла поближе.
– Помоги беспомощному самцу, великая Вейнте, – захныкал самец, тщетно дергаясь в мертвой хватке Акотолп.
– Да, я помню тебя по ханаке. – Вейнте заинтересовал мяукающий голос самца. – Ты и есть певец Эсетта, не так ли?
– Вейнте, вечно первая, потому что она помнит имена всех, от нижайшего до высочайшего. Но теперь несчастному Эсетте не о чем петь. Эта толстая вытащила меня из ханане, волокла меня через вонючий туман, мешавший дышать, едва не утопила по пути к урукето, а теперь больно стискивает мою руку. Я пытался говорить, просил, чтобы она меня отпустила, пока не умерла.
– А почему ты не умер? – грозно спросила Вейнте.
Эсетта взвизгнул и отшатнулся.
– О великая Вейнте, почему ты хочешь смерти ничтожнейшего?
– Не хочу, но остальные ведь умерли. Храбрые иилане Алпеасака. Умерли, когда умер их город.
И тут Вейнте вдруг почувствовала страх. Они умерли, а она? Почему она осталась жива? Верной Сталлан она сказала тогда, что они осталось живы лишь из ненависти к устузоу. Так ли? Неужели этого довольно, чтобы выжить, когда умерли все? Она мрачно поглядела на Акотолп и только сейчас начала понимать, в каком состоянии та находится. Сомнение в жизни, сопротивление смерти. Акотолп случалось работать во многих городах, и она не была всей душой предана одному из них. Но она была ученой, а потомку знала, что смерть может наступить в любой момент. Сейчас в этом оцепеневшем теле шла борьба. Только силой воли удерживала себя Акотолп среди живых.
И когда Вейнте поняла это, в нее словно влились новые силы. Если эта толстуха может жить, если у нее хватает сил для этого, на что будет способна она сама, обладающая силой воли эйстаа... она может жить, она будет жить... и снова править. Ей это по силам!
И Вейнте в победном жесте подняла обе руки и полоснула когтями неподатливую стенку. Перепуганный стон проник в ее сознание, и она посмотрела вниз, на скрючившегося на полу Эсетту. Желание пришло мгновенно.
Она нагнулась и сильной рукой разжала пальцы ученой. Он начал торопливо благодарить, но она грубо возбудила его и уселась на него верхом.
Акотолп продолжала сидеть в той же позе, но один глаз вдруг медленно повернулся и уставился на соединившуюся пару.
После трудов праведных Вейнте решила поспать. Проснувшись, она сразу увидела жирную Акотолп, которая пыхтя лезла наверх, в плавник. Вейнте огляделась, самца не было видно – спрятался, должно быть. Она с усмешкой шевельнулась при этой мысли и вдруг почувствовала, что от мысли об Эсетте сон оставил ее. Урукето качнулся на высокой волне, и внутрь плавника проник яркий солнечный луч. Вейнте окончательно проснулась и встала, зевая и потягиваясь. Свет манил ее к себе, и она неторопливо поднялась наверх. Там стояла Акотолп, зрачки ее при ярком свете превратились в две узкие щелочки. Она поглядела на Вейнте и быстро зажестикулировала, выражая радость и благодарность.
– Грейся на солнце, добрая Вейнте, наслаждайся теплом, а я буду благодарить.
Вейнте знаком выразила согласие и удовольствие. Акотолп переплела большие пальцы в дружественном жесте и заговорила;
– Благодарю тебя, сильная Вейнте, ты спасла мне жизнь. Научная логика определяет мое существование, но я знаю и про важную роль тела, хоть оно и подчиняется мозгу. Я знаю, что по приказу эйстаа в организме любой иилане могут начаться метаболические изменения, которые заканчиваются смертью. И когда в бедном Алпеасаке все умерли, я поняла, что причиной тому смерть города. Осознав это, я испугалась за себя, ведь, несмотря на мои неограниченные познания, этот удар мог сразить и меня. Помогло то, что остался жив самец. Раз может он, могу и я. И поэтому я так держалась за него, пока боролась за жизнь. А потом пришла ты и отобрала его, и я пришла в себя, возвратилось и зрение. Я увидела, какая ты живая, великолепная и прекрасная. Это придало мне силы, и я поняла, что смерть отступила. Благодарю тебя, сильная Вейнте. Моя жизнь в твоем распоряжении. Я – твоя фарги, и жду повелений.
В этот миг урукето покачнулся на волнах. Акотолп потеряла равновесие и упала бы, если бы Вейнте не схватила ее за руки. Она ответила Акотолп как равная равной.
– А теперь мой черед благодарить великую Акотолп. Мне многое надлежит сделать, и путь мой долог. Потребуется помощь. И я рада видеть в тебе свою первую помощницу на этом долгом пути.
Урукето снова качнуло. Они взглянули на берег, и Акотолп сделала жест удовольствия-от-зрелища.
Живое судно проплывало мимо устья большой реки. Светло-зеленые джунгли тянулись по обоим берегам. Там, где воды реки встречались с океанскими, вздымались и пенились крутые валы. И повсюду на воде кормились естекелы. Опустив в воду длинные клювы, так что из нее торчал лишь костяной выступ на затылке, они качались на волнах, сложив крылья.
1 2 3 4 5 6 7 8