https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/Elghansa/
Ему предстояло пройти по этой узкой улочке, что бы ни ожидало его в конце...
Он посмотрел на часы. Было около пяти, но на улице уже заметно темнело. Облака затянули небо плотной пеленой. Река блестела отраженным светом автомобильных фар и городских огней. Возможно, Кауфман теперь уходит с работы пораньше; в конце концов, он отсиживает последние дни до пенсии. Лок надеялся, что Кауфман не пойдет в «Мэйфлауэр» или в какой-нибудь другой бар. Он изнывал от нетерпения. Что-то в его душе противилось встрече с самым худшим, но ему хотелось начать. Он снова дрожал, но уже от возбуждения, а не от страха.
Тургенев – что за жуткая, черная ирония! – был почти что его креатурой. Его и Билли. Лок указал Билли на Тургенева. Он занимался проверкой деятельности Тургенева и его компаний...
Усилием воли он заглушил сосущее чувство вины, назойливо цеплявшееся за воспоминания.
Лок смотрел на «форд», ехавший по шоссе к Уотергейту. Когда автомобиль проехал под фонарем, за дымчатым окошком мелькнуло лицо Кауфмана. Лок сглотнул слюну. Автомобиль повернул на дорожку, ведущую к подземному гаражу. Лок знал номер квартиры. Он даст Кауфману десять минут, чтобы тот мог расслабиться и утратить бдительность. Теперь, узнав Кауфмана, он выключил «дворники». Дождь заструился по ветровому стеклу, размыв все окружающее, превратив его в потухший экран телевизора. Секунды тикали в голове у Лока, складываясь в минуты.
Он вышел из автомобиля под дождь, на ходу застегивая плащ, и торопливо зашагал к Уотергейту. Пистолет, лежавший в кармане, тяжело колотился о его бедро.
* * *
Воронцов зевнул, облокотившись на конторку приемного покоя больницы. Дородная женщина с сетью красноватых жилок, пронизывавших кожу ее крупного лица, внимательно изучила фотографию из фальшивого паспорта, обнаруженного в автомобиле иранца.
– Кто-нибудь наводил справки о нем или навещал его? Может быть, даже приехал с ним в машине «скорой помощи»? – указательный палец майора постучал по увеличенной фотографии.
– Не знаю... А когда это произошло? – в поведении женщины чувствовалось усвоенное с детства уважение к представителям закона.
– Я назвал вам дату. «Скорая» забрала его по срочному вызову. Его доставили в палату интенсивной терапии, но вскоре он умер. Постарайтесь помочь мне.
Воронцов мог бы навести справки в картотеке, но Бакунин, видимо, уже следил за каждым его движением в направлении Роулса, а иранец был связан с Роулсом. Лучше было попробовать косвенный подход, даже если он не сразу давал результаты.
В фойе госпиталя было тихо; слышались лишь приглушенные голоса проходивших мимо медсестер и врачей. Тепло и тишина действовали расслабляюще.
Женщина прищурилась, снова посмотрев на фотографию. Она работала в дневную смену, но пару суток назад ее перевели в ночную, и эта перемена ее совсем не радовала. Она была на дежурстве, когда в госпиталь доставили человека с сердечным приступом из «Метрополя», и следила за заполнением необходимых медицинских форм.
– Кажется, было двое сопровождающих. Они приехали в машине «скорой помощи» или в автомобиле, – она пожала плечами. Белый халат плотно облегал ее тучное тело. – Я почти не обратила на них внимания. Да... они были обеспокоены его состоянием.
– Следовательно, они знали его.
– Они называли себя его друзьями.
– Они жили в «Метрополе», как и он?
Дмитрий уже выехал в отель, чтобы допросить портье и ночной персонал – любого, кто мог вспомнить, какие люди проживали в отеле одновременно с умершим.
– Не знаю... Какое-то время они сидели в фойе, вон там, а затем ушли. Один из них вернулся на следующий день, но пациент уже умер, – она кивнула. – Я помню, как сообщила ему о смерти его друга. Он очень расстроился.
Воронцов вздохнул.
– И это все, что вы можете вспомнить?
– Это все, что было.
– Спасибо, – он убрал фотографию в свой бумажник. – Всего хорошего.
Воронцов направился к лифту. Непреходящее чувство вины побуждало его подняться к Марфе, увидеть ее, сказать ей, что она умница: благодаря ей им удалось опознать иранца как офицера разведки.
Пока он ждал лифта, раздался сигнал радиотелефона, лежавшего в кармане пальто. Повинуясь почти инстинктивному импульсу, он торопливо пересек фойе и вышел из раскрывшихся стеклянных дверей навстречу ледяному ветру. Звезды, казалось, дрожали и пританцовывали в ночном небе. Кто бы ему ни звонил, разговаривать в больнице было уже небезопасно.
Он вынул телефон. Месяц казался острым серпом, впечатанным в звездное небо. Факелы газовых скважин горели, словно походные костры врагов, обложивших Новый Уренгой.
В трубке потрескивало – звонили издалека.
– Майор? Иван Бочков, киевская милиция. Мне пришлось пятнадцать минут выбивать в следственном отделе номер вашего личного телефона, – последовал сухой смешок или просто раздраженный вздох. – Ленивые ублюдки.
– Вы, украинцы, всегда так говорите о русских?
Этот вопрос заставил их почувствовать себя товарищами.
– Плохое настроение из-за ночной смены, так?
– В яблочко. Майор, ваш запрос отфутболили мне из отдела уголовных расследований. У них, видите ли, нет времени наводить справки.
– Прошу прощения...
– Ничего, все в порядке. Как выяснилось, списки пропавших лиц – то самое место, где следовало искать.
– Ага! – Воронцова охватило возбуждение. – Вы опознали лицо на фотографии?
– Когда его снимали, он был не в лучшей форме, верно?
– Умер от сердечного приступа. Он называл себя подрядчиком одной из газовых компаний. Прописался в отеле под фамилией Помарова, и та же фамилия значится в его документах. Но у другого человека был обнаружен голландский паспорт с его фотографией.
– Я сообщу подробности по факсу, но он не был ни голландцем, ни бизнесменом. Он и в самом деле из Киева – по крайней мере, его семья живет здесь. Вернулся на Украину около года назад. Его единственная дочь недавно сообщила о его исчезновении. Он вдовец, и они сильно не ладили. Примерно три недели назад она зашла к нему и обнаружила пустую запертую квартиру. Она приходила еще пару раз, пыталась звонить и в конце концов обратилась к нам. Следов обнаружить не удалось. Теперь он умер.
– Да, – пока дочь Помарова разыскивала отца, он находился в тысячах миль от Киева, в другой стране. – Как его настоящая фамилия?
– Помаров. Потому-то нам не составило труда вычислить его.
– Что он из себя... кем он был?
– Бывший ученый. Сейчас таких пруд пруди. С окончанием гонки вооружений большинство из них потеряло работу. По словам дочери, он очень переживал по этому поводу. Надо полагать – уязвленная гордость. Раньше он работал в Семипалатинске. Собственно, девушка беспокоилась из-за того, что в последнее время он впал в глубокую депрессию. Вот так-то. Чем еще могу помочь?
– Спасибо, это все, – сказал Воронцов, с трудом переведя дух. – Его специальность как-то не вяжется с моими проблемами. Похоже на тупик. Но в любом случае еще раз благодарю и считайте меня вашим должником.
Он выключил телефон, с новой силой ощутив вой ветра, болезненное сверкание луны и звезд. Его бил озноб. Семипалатинск. То самое место, где...
Он оборвал мысль, как будто она угрожала разрастись кошмарной водорослью, распуститься чудовищным цветком, и торопливо вернулся в больницу, скользя на обледеневшем асфальте. Женщина в приемной не обратила внимания на его появление.
Воронцов нажал кнопку лифта. Мустафа Вахаджи из Министерства защиты Исламской Революции в Тегеране и ученый из Семипалатинска, собиравшийся покинуть Новый Уренгой с голландским паспортом. Двери лифта раскрылись; майор вошел в кабину. У него кружилась голова. Вахаджи имел постоянно зарезервированный номер в отеле «Метрополь», Помаров жил там же со своими друзьями. Он приехал из Киева под прикрытием связи с «Грейнджер – Тургенев».
Это был уже не просто наркобизнес, а нечто вроде торговли людьми... Учеными. Контрабанда знаний, а возможно, обмен интеллекта на героин. Кто может ответить? Знания людей, работавших в Семипалатинске, – очень опасные знания.
Двери лифта открылись. Воронцов вышел в чистый, хорошо освещенный коридор. Когда он открыл дверь палаты, дежурная медсестра подняла голову, узнала его и сразу же вернулась к своим записям.
Воронцов увидел Марфу, сидевшую в постели со включенным ночником. Скрестив руки на груди, она мрачно смотрела в окно. Потом она заметила его, и ее лицо просияло, как будто он был любимым отцом, собиравшимся забрать ее домой. Однако когда Воронцов подошел ближе, ее глаза затуманились, – должно быть, ей снова вспомнился недавний ужас. Она выглядела хрупкой и постаревшей. Ее веснушки казались старческими пигментными пятнами, как будто она играла роль пожилой женщины.
– Где Голудин? Я же сказал ему...
– Он вышел в туалет, – Марфа сдвинула одеяло в сторону, показав пистолет. – Он оставил мне оружие. Сейчас он вернется.
Воронцов услышал за спиной звук открывшейся двери и шумное дыхание приближавшегося человека.
– Извините, товарищ майор, – начал было Голудин, но Воронцов махнул рукой в сторону стула, стоявшего рядом с постелью, и опустился на стул с другой стороны от Марфы.
– Тебе уже лучше? – неловко спросил он.
Марфа поежилась.
– Кажется, да, – она кивнула. – Наверное. Врачи говорят, что я должна пробыть здесь еще минимум два дня для обследования. Но вроде бы ничего не отвалилось.
Попытка пошутить прозвучала тяжеловесно и фальшиво. В распахнутых глазах Марфы отражалось пережитое потрясение, ее кожа приобрела пепельный оттенок. К чувству вины в душе у Воронцова примешивался холодный, беспощадный гнев.
– У меня есть интересные новости, – Голудин с энтузиазмом подался вперед. – Твой приятель из Москвы выяснил настоящее имя и звание Аль-Джани. Ты оказалась права.
– Он из разведки? – вопрос прозвучал вяло, словно ее заново заставили переживать то, что она изо всех сил пыталась забыть.
– Да, – Воронцов вынул из кармана листки факса и протянул ей. Голудин придвинул свой стул, заглядывая Марфе через плечо, и она повернулась так, чтобы он мог читать. «Словно двое детей в романтической повести...» Неправда, они не дети, да и романтикой все это не пахнет. Помаров, Семипалатинск. Правда ужасала. Воронцов не мог поделиться своей растущей тревогой с этими молодыми людьми, не мог даже с Дмитрием. Не сейчас.
– Интересно? – с наигранной беззаботностью спросил он.
– Вы думаете, он связан с героином, товарищ майор? – спросил Голудин. Марфа коротко кивнула.
– Разве не ясно? – язвительно спросила она.
Когда они вернулись к чтению, Воронцов обвел взглядом четырехместную палату. Две постели пустовали; у дальней стены лежала пожилая женщина. Ее кожа имела нездоровый желтовато-лимонный оттенок, тело было маленьким и высохшим, однако она казалась довольной теплом, чистым бельем и тишиной. Обуреваемый противоречивыми чувствами, Воронцов торопливо отвернулся.
Он повернулся к Голудину, который выглядел до смешного юным, с выражением мальчишеской восторженности на румяном лице. Марфа, словно уловившая мысли Воронцова, кивнула в сторону пожилой женщины.
– Она умирает от рака, но ей нравится лежать здесь. Ей никогда не было так тепло, и ее никогда так хорошо не кормили. Бедная старуха! – Марфа шмыгнула носом и сразу же стала похожей на себя, ненадолго освободившись от мучительных воспоминаний. Ее сострадание было мимолетным, но искренним. – Кстати, здесь теплее, чем в моей квартире, – добавила она.
Воронцов улыбнулся.
– Слушайте меня оба, – тихо сказал он. – Насчет доктора Шнейдера. Я хочу знать точно, проходит ли героин через больницу или нет, – он почти шептал, словно медсестра или пожилая женщина могли оказаться шпионами. – Голудин уже знает, что Шнейдер находится в дружеских отношениях с Валерием Паньшиным. Возможно, когда-то Паньшин не занимался наркотиками, но теперь я в этом не уверен. Я собираюсь перемолвиться парой слов с Тепловым в его борделе. Он знает больше, чем говорит. А тем временем я хочу, чтобы вы двое... вы сможете?
Марфе хотелось только покоя, но она не могла допустить даже мысли о слабости или забвении чувства долга. Она медленно кивнула.
– Хорошо, – он наставлял их, как двух любопытных обезьян, вооружая их палкой, чтобы расшевелить муравейник. – Последний груз медикаментов доставлен рейсом из Тегерана. Как известно, Тегеран является центром передовых медицинских исследований... Итак, что было в этом грузе?
– Откуда вы узнали?
– Дмитрий лично занимался проверкой в аэропорту. Как выяснилось, медикаменты доставлены не из США или Москвы, а из Тегерана. Держите глаза и уши открытыми, ищите любые подозрительные признаки. Ты уверена, что справишься, Марфа?
– Да, товарищ майор.
– Хорошо. Ящики прибыли сюда, в это здание, два дня назад. Обычный способ доставки – грузовой транспорт больницы. Постарайтесь выяснить, что в них находится. И будьте осторожны!
Он встал.
– Ни на минуту не упускайте друг друга из вида, – предупредил он Голудина, моментально помрачневшего под его пристальным взглядом. Краем глаза Воронцов невольно следил за умирающей старой женщиной в углу палаты. – Будьте крайне осторожны.
Он кивнул обоим и быстро вышел. Шагая по коридору и спускаясь в лифте, он думал о своих подозрениях, о чудовищной догадке, камнем лежавшей у него на душе.
Луна скрылась. Звезды еле проглядывали из-за наползавших облаков.
Ученый по фамилии Помаров. Город под названием Семипалатинск.
Героин становился такой же мелочью, как сигареты или кофе на черном рынке. Бог ты мой, что он может с этим поделать?
8. Немного информации
– Я хотел бы взять с собой эти регистрационные бланки, – Дмитрий Горов подавил зевок, прикрыв рот ладонью. В отличие от Воронцова, он действительно нуждался в длительном отдыхе; в последнее время ему редко удавалось заснуть, не прибегая к бутылке. Он постучал пальцем по кучке сложенных квитанций.
– Вы утверждаете, что они уехали внезапно и выписались одновременно?
Ночной менеджер отеля «Метрополь» хмуро кивнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Он посмотрел на часы. Было около пяти, но на улице уже заметно темнело. Облака затянули небо плотной пеленой. Река блестела отраженным светом автомобильных фар и городских огней. Возможно, Кауфман теперь уходит с работы пораньше; в конце концов, он отсиживает последние дни до пенсии. Лок надеялся, что Кауфман не пойдет в «Мэйфлауэр» или в какой-нибудь другой бар. Он изнывал от нетерпения. Что-то в его душе противилось встрече с самым худшим, но ему хотелось начать. Он снова дрожал, но уже от возбуждения, а не от страха.
Тургенев – что за жуткая, черная ирония! – был почти что его креатурой. Его и Билли. Лок указал Билли на Тургенева. Он занимался проверкой деятельности Тургенева и его компаний...
Усилием воли он заглушил сосущее чувство вины, назойливо цеплявшееся за воспоминания.
Лок смотрел на «форд», ехавший по шоссе к Уотергейту. Когда автомобиль проехал под фонарем, за дымчатым окошком мелькнуло лицо Кауфмана. Лок сглотнул слюну. Автомобиль повернул на дорожку, ведущую к подземному гаражу. Лок знал номер квартиры. Он даст Кауфману десять минут, чтобы тот мог расслабиться и утратить бдительность. Теперь, узнав Кауфмана, он выключил «дворники». Дождь заструился по ветровому стеклу, размыв все окружающее, превратив его в потухший экран телевизора. Секунды тикали в голове у Лока, складываясь в минуты.
Он вышел из автомобиля под дождь, на ходу застегивая плащ, и торопливо зашагал к Уотергейту. Пистолет, лежавший в кармане, тяжело колотился о его бедро.
* * *
Воронцов зевнул, облокотившись на конторку приемного покоя больницы. Дородная женщина с сетью красноватых жилок, пронизывавших кожу ее крупного лица, внимательно изучила фотографию из фальшивого паспорта, обнаруженного в автомобиле иранца.
– Кто-нибудь наводил справки о нем или навещал его? Может быть, даже приехал с ним в машине «скорой помощи»? – указательный палец майора постучал по увеличенной фотографии.
– Не знаю... А когда это произошло? – в поведении женщины чувствовалось усвоенное с детства уважение к представителям закона.
– Я назвал вам дату. «Скорая» забрала его по срочному вызову. Его доставили в палату интенсивной терапии, но вскоре он умер. Постарайтесь помочь мне.
Воронцов мог бы навести справки в картотеке, но Бакунин, видимо, уже следил за каждым его движением в направлении Роулса, а иранец был связан с Роулсом. Лучше было попробовать косвенный подход, даже если он не сразу давал результаты.
В фойе госпиталя было тихо; слышались лишь приглушенные голоса проходивших мимо медсестер и врачей. Тепло и тишина действовали расслабляюще.
Женщина прищурилась, снова посмотрев на фотографию. Она работала в дневную смену, но пару суток назад ее перевели в ночную, и эта перемена ее совсем не радовала. Она была на дежурстве, когда в госпиталь доставили человека с сердечным приступом из «Метрополя», и следила за заполнением необходимых медицинских форм.
– Кажется, было двое сопровождающих. Они приехали в машине «скорой помощи» или в автомобиле, – она пожала плечами. Белый халат плотно облегал ее тучное тело. – Я почти не обратила на них внимания. Да... они были обеспокоены его состоянием.
– Следовательно, они знали его.
– Они называли себя его друзьями.
– Они жили в «Метрополе», как и он?
Дмитрий уже выехал в отель, чтобы допросить портье и ночной персонал – любого, кто мог вспомнить, какие люди проживали в отеле одновременно с умершим.
– Не знаю... Какое-то время они сидели в фойе, вон там, а затем ушли. Один из них вернулся на следующий день, но пациент уже умер, – она кивнула. – Я помню, как сообщила ему о смерти его друга. Он очень расстроился.
Воронцов вздохнул.
– И это все, что вы можете вспомнить?
– Это все, что было.
– Спасибо, – он убрал фотографию в свой бумажник. – Всего хорошего.
Воронцов направился к лифту. Непреходящее чувство вины побуждало его подняться к Марфе, увидеть ее, сказать ей, что она умница: благодаря ей им удалось опознать иранца как офицера разведки.
Пока он ждал лифта, раздался сигнал радиотелефона, лежавшего в кармане пальто. Повинуясь почти инстинктивному импульсу, он торопливо пересек фойе и вышел из раскрывшихся стеклянных дверей навстречу ледяному ветру. Звезды, казалось, дрожали и пританцовывали в ночном небе. Кто бы ему ни звонил, разговаривать в больнице было уже небезопасно.
Он вынул телефон. Месяц казался острым серпом, впечатанным в звездное небо. Факелы газовых скважин горели, словно походные костры врагов, обложивших Новый Уренгой.
В трубке потрескивало – звонили издалека.
– Майор? Иван Бочков, киевская милиция. Мне пришлось пятнадцать минут выбивать в следственном отделе номер вашего личного телефона, – последовал сухой смешок или просто раздраженный вздох. – Ленивые ублюдки.
– Вы, украинцы, всегда так говорите о русских?
Этот вопрос заставил их почувствовать себя товарищами.
– Плохое настроение из-за ночной смены, так?
– В яблочко. Майор, ваш запрос отфутболили мне из отдела уголовных расследований. У них, видите ли, нет времени наводить справки.
– Прошу прощения...
– Ничего, все в порядке. Как выяснилось, списки пропавших лиц – то самое место, где следовало искать.
– Ага! – Воронцова охватило возбуждение. – Вы опознали лицо на фотографии?
– Когда его снимали, он был не в лучшей форме, верно?
– Умер от сердечного приступа. Он называл себя подрядчиком одной из газовых компаний. Прописался в отеле под фамилией Помарова, и та же фамилия значится в его документах. Но у другого человека был обнаружен голландский паспорт с его фотографией.
– Я сообщу подробности по факсу, но он не был ни голландцем, ни бизнесменом. Он и в самом деле из Киева – по крайней мере, его семья живет здесь. Вернулся на Украину около года назад. Его единственная дочь недавно сообщила о его исчезновении. Он вдовец, и они сильно не ладили. Примерно три недели назад она зашла к нему и обнаружила пустую запертую квартиру. Она приходила еще пару раз, пыталась звонить и в конце концов обратилась к нам. Следов обнаружить не удалось. Теперь он умер.
– Да, – пока дочь Помарова разыскивала отца, он находился в тысячах миль от Киева, в другой стране. – Как его настоящая фамилия?
– Помаров. Потому-то нам не составило труда вычислить его.
– Что он из себя... кем он был?
– Бывший ученый. Сейчас таких пруд пруди. С окончанием гонки вооружений большинство из них потеряло работу. По словам дочери, он очень переживал по этому поводу. Надо полагать – уязвленная гордость. Раньше он работал в Семипалатинске. Собственно, девушка беспокоилась из-за того, что в последнее время он впал в глубокую депрессию. Вот так-то. Чем еще могу помочь?
– Спасибо, это все, – сказал Воронцов, с трудом переведя дух. – Его специальность как-то не вяжется с моими проблемами. Похоже на тупик. Но в любом случае еще раз благодарю и считайте меня вашим должником.
Он выключил телефон, с новой силой ощутив вой ветра, болезненное сверкание луны и звезд. Его бил озноб. Семипалатинск. То самое место, где...
Он оборвал мысль, как будто она угрожала разрастись кошмарной водорослью, распуститься чудовищным цветком, и торопливо вернулся в больницу, скользя на обледеневшем асфальте. Женщина в приемной не обратила внимания на его появление.
Воронцов нажал кнопку лифта. Мустафа Вахаджи из Министерства защиты Исламской Революции в Тегеране и ученый из Семипалатинска, собиравшийся покинуть Новый Уренгой с голландским паспортом. Двери лифта раскрылись; майор вошел в кабину. У него кружилась голова. Вахаджи имел постоянно зарезервированный номер в отеле «Метрополь», Помаров жил там же со своими друзьями. Он приехал из Киева под прикрытием связи с «Грейнджер – Тургенев».
Это был уже не просто наркобизнес, а нечто вроде торговли людьми... Учеными. Контрабанда знаний, а возможно, обмен интеллекта на героин. Кто может ответить? Знания людей, работавших в Семипалатинске, – очень опасные знания.
Двери лифта открылись. Воронцов вышел в чистый, хорошо освещенный коридор. Когда он открыл дверь палаты, дежурная медсестра подняла голову, узнала его и сразу же вернулась к своим записям.
Воронцов увидел Марфу, сидевшую в постели со включенным ночником. Скрестив руки на груди, она мрачно смотрела в окно. Потом она заметила его, и ее лицо просияло, как будто он был любимым отцом, собиравшимся забрать ее домой. Однако когда Воронцов подошел ближе, ее глаза затуманились, – должно быть, ей снова вспомнился недавний ужас. Она выглядела хрупкой и постаревшей. Ее веснушки казались старческими пигментными пятнами, как будто она играла роль пожилой женщины.
– Где Голудин? Я же сказал ему...
– Он вышел в туалет, – Марфа сдвинула одеяло в сторону, показав пистолет. – Он оставил мне оружие. Сейчас он вернется.
Воронцов услышал за спиной звук открывшейся двери и шумное дыхание приближавшегося человека.
– Извините, товарищ майор, – начал было Голудин, но Воронцов махнул рукой в сторону стула, стоявшего рядом с постелью, и опустился на стул с другой стороны от Марфы.
– Тебе уже лучше? – неловко спросил он.
Марфа поежилась.
– Кажется, да, – она кивнула. – Наверное. Врачи говорят, что я должна пробыть здесь еще минимум два дня для обследования. Но вроде бы ничего не отвалилось.
Попытка пошутить прозвучала тяжеловесно и фальшиво. В распахнутых глазах Марфы отражалось пережитое потрясение, ее кожа приобрела пепельный оттенок. К чувству вины в душе у Воронцова примешивался холодный, беспощадный гнев.
– У меня есть интересные новости, – Голудин с энтузиазмом подался вперед. – Твой приятель из Москвы выяснил настоящее имя и звание Аль-Джани. Ты оказалась права.
– Он из разведки? – вопрос прозвучал вяло, словно ее заново заставили переживать то, что она изо всех сил пыталась забыть.
– Да, – Воронцов вынул из кармана листки факса и протянул ей. Голудин придвинул свой стул, заглядывая Марфе через плечо, и она повернулась так, чтобы он мог читать. «Словно двое детей в романтической повести...» Неправда, они не дети, да и романтикой все это не пахнет. Помаров, Семипалатинск. Правда ужасала. Воронцов не мог поделиться своей растущей тревогой с этими молодыми людьми, не мог даже с Дмитрием. Не сейчас.
– Интересно? – с наигранной беззаботностью спросил он.
– Вы думаете, он связан с героином, товарищ майор? – спросил Голудин. Марфа коротко кивнула.
– Разве не ясно? – язвительно спросила она.
Когда они вернулись к чтению, Воронцов обвел взглядом четырехместную палату. Две постели пустовали; у дальней стены лежала пожилая женщина. Ее кожа имела нездоровый желтовато-лимонный оттенок, тело было маленьким и высохшим, однако она казалась довольной теплом, чистым бельем и тишиной. Обуреваемый противоречивыми чувствами, Воронцов торопливо отвернулся.
Он повернулся к Голудину, который выглядел до смешного юным, с выражением мальчишеской восторженности на румяном лице. Марфа, словно уловившая мысли Воронцова, кивнула в сторону пожилой женщины.
– Она умирает от рака, но ей нравится лежать здесь. Ей никогда не было так тепло, и ее никогда так хорошо не кормили. Бедная старуха! – Марфа шмыгнула носом и сразу же стала похожей на себя, ненадолго освободившись от мучительных воспоминаний. Ее сострадание было мимолетным, но искренним. – Кстати, здесь теплее, чем в моей квартире, – добавила она.
Воронцов улыбнулся.
– Слушайте меня оба, – тихо сказал он. – Насчет доктора Шнейдера. Я хочу знать точно, проходит ли героин через больницу или нет, – он почти шептал, словно медсестра или пожилая женщина могли оказаться шпионами. – Голудин уже знает, что Шнейдер находится в дружеских отношениях с Валерием Паньшиным. Возможно, когда-то Паньшин не занимался наркотиками, но теперь я в этом не уверен. Я собираюсь перемолвиться парой слов с Тепловым в его борделе. Он знает больше, чем говорит. А тем временем я хочу, чтобы вы двое... вы сможете?
Марфе хотелось только покоя, но она не могла допустить даже мысли о слабости или забвении чувства долга. Она медленно кивнула.
– Хорошо, – он наставлял их, как двух любопытных обезьян, вооружая их палкой, чтобы расшевелить муравейник. – Последний груз медикаментов доставлен рейсом из Тегерана. Как известно, Тегеран является центром передовых медицинских исследований... Итак, что было в этом грузе?
– Откуда вы узнали?
– Дмитрий лично занимался проверкой в аэропорту. Как выяснилось, медикаменты доставлены не из США или Москвы, а из Тегерана. Держите глаза и уши открытыми, ищите любые подозрительные признаки. Ты уверена, что справишься, Марфа?
– Да, товарищ майор.
– Хорошо. Ящики прибыли сюда, в это здание, два дня назад. Обычный способ доставки – грузовой транспорт больницы. Постарайтесь выяснить, что в них находится. И будьте осторожны!
Он встал.
– Ни на минуту не упускайте друг друга из вида, – предупредил он Голудина, моментально помрачневшего под его пристальным взглядом. Краем глаза Воронцов невольно следил за умирающей старой женщиной в углу палаты. – Будьте крайне осторожны.
Он кивнул обоим и быстро вышел. Шагая по коридору и спускаясь в лифте, он думал о своих подозрениях, о чудовищной догадке, камнем лежавшей у него на душе.
Луна скрылась. Звезды еле проглядывали из-за наползавших облаков.
Ученый по фамилии Помаров. Город под названием Семипалатинск.
Героин становился такой же мелочью, как сигареты или кофе на черном рынке. Бог ты мой, что он может с этим поделать?
8. Немного информации
– Я хотел бы взять с собой эти регистрационные бланки, – Дмитрий Горов подавил зевок, прикрыв рот ладонью. В отличие от Воронцова, он действительно нуждался в длительном отдыхе; в последнее время ему редко удавалось заснуть, не прибегая к бутылке. Он постучал пальцем по кучке сложенных квитанций.
– Вы утверждаете, что они уехали внезапно и выписались одновременно?
Ночной менеджер отеля «Метрополь» хмуро кивнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51