если наши подозрения подтвердятся, я приеду в загородный дом и скажу Доминику, что нам все известно. – Он резко вздохнул. – Когда Мартин получил мое предложение, он уже владел ситуацией. И взвесил все pro и contra . Но сильнее всего его удручало то, что придется оповестить Ванессу, сказать, что их сын – вор. Помимо того, он был вынужден на деле признать мои финансовые интересы. Я убедился в том, что тревога из-за реакции Ванессы довела отца до приступа. Я хотел уладить проблему иначе, переведя Доминика в свой офис. – В его голосе послышалось раскаяние. – Однако Мартин настоял на более неформальной встрече в доме, пытаясь утрясти неприятности без вмешательства банка и суда, что было бы оптимально. Мне не стоило слушать его. Я должен был предвидеть реакцию отца на проделки его младшего сына.
– Ты заправлял делами лучше кого бы то ни было – по мнению Мартина, – обеспокоенно резюмировала Селина. – И он рассчитывал, что все будет в порядке. Правильно? – Она поняла: ее нервы расшатаны. Адам не говорил этого, но теперь она знала: что бы ни случилось, он не станет разорять собственного отца, отнимать все, заработанное им. Его искренняя привязанность к Мартину была столь сильной, что просто не позволила бы ему так поступить.
Селине стало необычайно легко. Ее радовало сознание того, что Адам не настолько безжалостен. Ведь боль от его притворства сидела глубоко у нее внутри.
Селина повернулась к окну, не желая показывать внезапно навернувшиеся слезы. Они съехали с автострады, объезжая Глочестер. И сейчас направлялись к холмам по все более сужающимся объездным путям, через старые деревни с их своеобразием, мимо отстоящих друг от друга каменных поместных домов с их причудливыми окнами, блестящими как алмазы в утреннем свете солнца.
Его угрозы не означали ничего, ровным счетом ничего.
Они не были женаты. И отнюдь не соглашение привело к этому итогу. Не поддерживающий контактов со сводным братом, преступившим закон, и ничем себя не запятнавший, Адам искал какой-то выход – упрямо, но честно. Доминик не заслуживал настойчивого стремления старшего брата замять дело. Она могла отказаться выйти за него замуж, сознавая, что даже в подобном случае Тюдору не удастся навредить семье или бизнесу.
Так отчего же она не высказала своих сомнений? Почему нежелание говорить сковало ей язык? И почему она не испытывает праведного гнева? Уж не потому ли, что он обращался с ней словно с марионеткой, танцующей под его мелодию шантажа? Жених затерроризировал невесту и загнал в угол угрозами, которые, как она только что узнала, и не собирался осуществлять?
Ничего, абсолютно ничего больше не трогало ее. Даже собственная реакция на разбившуюся вдребезги уверенность: она свободна, свободна как птица.
Мысли переполняли ее, но каким-то мизерным уголком сознания она отметила, что машина свернула с дороги и они очутились посреди перелеска, вившегося через долину. Долину окружали пологие, поросшие деревьями холмы. Адам нарушил молчание:
– Почти приехали.
– Куда? – машинально отозвалась Селина ничего не выражающим голосом. Ее больше не заботила цель их поездки. Ее стало удивлять, что Адам ничуть не потерял своего лоска из-за того, что его сатанинские планы, как выяснилось, остались пустыми угрозами.
– Домой. – Он произнес слово «домой» с горделивой уверенностью. Но как и все, что он говорил, это можно было трактовать двояко. Его дом – Селина знала доподлинно – находился в Лондоне. Уж не намеревается ли он жить где-то здесь после их бракосочетания?
Бракосочетания! Отчего она еще думает о союзе с ним, хотя может вполне спокойно просить его оставить ее в покое? И почему терзается сожалениями? Но разве она не вправе хотеть близости с ним – той, какая бывает между мужчиной и женщиной?
Селиной овладели чересчур неприличные, интимные мысли, чтобы их сносить. И едва за последним поворотом дороги ее взору предстало какое-то строение, она сосредоточила на нем все свое внимание.
Она увидела небольшой каменный дом. Он казался безопасным, гостеприимным, уютным, вот таким и должно быть семейное гнездо. Дом в долине между холмов – да, он выглядел как настоящий дом.
– Прелесть! – восторженно воскликнула она, когда Адам ставил машину перед каменными воротами. За ними виднелся заброшенный сад. Он на миг склонил голову, благодарный за ее отклик, и объяснил:
– Мартин приобрел его для моей матери, когда узнал, что я должен появиться на свет. Она не могла оставаться там, где жила раньше, и потому он настоял на поиске дома, где она чувствовала бы себя счастливой. Мама выбрала это место, и отец подарил ей здешний дом. Свои первые восемнадцать лет я провел тут, а после смерти матери унаследовал дом.
– И она стала здесь счастливой? – не удержалась Селина от вопроса, чуть нахмурившись. Могла ли столь неразборчивая в связях, как ей говорили, женщина, раба собственного сексуального влечения, быть счастлива в таком уединенном месте?
– Она была вполне довольна.
Его ответ озадачил Селину. Ванесса говорила: мать Адама – холодная и расчетливая интриганка. Как могла такая особа быть довольна, поселившись тут?
Селина с готовностью согласилась на предложение Адама размять ноги и подышать воздухом до того, как войти внутрь.
Она отстала на шаг, когда он прошел мимо дома по тропинке, ведущей в мирную долину. Глубоко дыша, Селина ощущала, как легкие наполняет чистый свежий воздух. Она решила радоваться дню, природе и не думать о загадках. У нее возникло чувство, что если она сумеет преодолеть преграды двусмысленности вокруг Адама Тюдора, то наконец поймет, что же он за человек.
Осознание того, что с ней происходит, устрашило девушку. За десять дней она нисколько не приблизилась к пониманию поступков Адама, скорее, наоборот, стала понимать еще меньше. Ведь раньше она попросту считала его зловещим шантажистом, а теперь…
Хватит думать о нем. Она замедлила шаг и осмотрелась. Долина в мертвый зимний сезон должна была бы вызывать уныние. Но, к своему удивлению, Селина ничего подобного не испытывала. Вероятно, благодаря яркому голубому небу, тепловато-коричневой коре обнажившихся деревьев и желтизне пожухлой травы. Этот болезненно-нежный цвет, разлитый повсюду, обещал весеннее возрождение… Вот почему ее внезапно охватила глупая исступленная радость. А вовсе не из-за того, что Адам взял ее за руку, когда тропинка неожиданно сделала крутой поворот, огибая каменистую осыпь.
– Давай вернемся, – сказал он, едва спуск закончился и тропинка нырнула в густой кустарник. – Через двадцать минут мы будем дома. Я разведу огонь, а ты приготовишь кофе.
Перспектива казалась такой заманчивой, и Селина не стала возражать, когда он сжал ее руку, а потом просунул под свой локоть. Теперь она держала его под руку и при ходьбе их бедра соприкасались. Ощущение было приятным.
Селина шла, стараясь не думать ни о каких проблемах. Когда они достигли небольшого домика, она уже по-настоящему успокоилась и чувствовала бодрость после прогулки.
Адам проводил невесту в кухню.
– Сперва главное, – изрек он, подключая электричество и воду. – Если ты как следует порыщешь, то найдешь все, что нужно для кофе. А я займусь камином. – Он исчез в дверном проеме, а когда Селина поставила на плиту чайник, вернулся с охапкой поленьев. – А ты хорошо здесь смотришься. – Улыбка сверкнула и сделала его суровые черты совершенно неотразимыми. Адам удалился в гостиную, а Селина застыла в растерянности, чуть не высыпав кофе мимо чашки.
Она огляделась, кухня была просторной. Судя по всему, ею пользовались и как столовой. Викторианские сосновые шкафы и стол, виндзорские стулья и в красно-белую клеточку занавески создавали теплую домашнюю атмосферу. Может, он действительно уже представляет, как я веду здесь хозяйство и обслуживаю его? Он разжигает старомодную плиту, пока я суечусь рядом, вымешиваю тесто или мою его любимые кастрюли? Мы вдвоем – в этом замкнутом пространстве?
Селина отбросила неприятную мысль. Я – деловая женщина, напомнила она себе, и у меня всегда была прислуга. Кроме того, представить нас с Адамом супружеской парой невозможно. То, чего он требует, отдает фальшью.
Тогда почему же мне так больно? Он относится ко мне несерьезно, устанавливая жестокие правила в собственной игре.
А чего стоит непреодолимая тяга к нему? Это просто распущенность. Он целует, обнимает, чтобы я растаяла, но нет, я вывернусь, утешала себя девушка. Чем скорее порву с ним, тем лучше.
Селина не понимала себя. Почему она не заявила о своем намерении порвать с ним, узнав, что он обманывал ее? Нужно всего пару недель не видеть его, чтобы забыть о его существовании.
Но, едва сформулировав эту мысль, Селина осознала, что лжет самой себе. Адам – мужчина, которого не вычеркнешь из памяти. Однако такая правда слишком тяжела.
Сомкнув губы, Селина схватила две чашки кофе и вихрем понеслась в гостиную. Но все ее попытки казаться «айсбергом» и сообщить Адаму, что она немедленно исчезнет из его жизни и позволит разорить собственного отца, разбились в пух и прах. Девушка увидела тепло смеющихся зеленых глаз. Адам поднялся от камина. И она тотчас испытала знакомую слабость, как только его пальцы побежали по ее коже. Адам взял одну из чашек.
Я – дура, обругала себя Селина, закрывая глаза и надеясь скрыть от него недовольство собой. В довершение всего она увидела, что Адам расположился на ярком ворсистом ковре, перед потрескивающими в камине бревнами. Девушка, не выпуская чашку из рук, прошла на середину комнаты, понуждая себя заинтересоваться чем-либо и отвлечь свое внимание от Адама.
Свою загородную резиденцию Адам обставил дорогой мебелью, однако судить о склонностях хозяина было трудно: здесь царило смешение стилей. Селина увидела превосходный антиквариат. Однозначно: каждую вещицу выбирали с тщанием и любовью. Селину страшно беспокоило присутствие жениха, и она засмотрелась на серию акварелей в рамках.
Акварели отличала та же прелестная незатейливость, что и работу, висевшую в городском доме Адама над камином: на ней тоже был изображен этот дом в этой самой долине. Лишь сейчас девушку осенило, почему место, куда она приехала, показалось ей смутно знакомым. Внизу каждой картины она прочла подпись: «Эллен Тюдор».
– Моя мать.
Селина подскочила. Адам подкрался сзади, застав ее врасплох. Его рука обхватила ее плечо, и он мягко проговорил:
– Расслабься, кошечка. Я не собираюсь тебя есть – по крайней мере не сразу. Каково твое мнение о картинах?
– Чудесно, – промямлила она. Однако хотела Селина сказать совсем другое. Она пыталась соотнести хитрую интриганку – со слов Ванессы – с той женщиной, чья манера письма отдавала такой милой сентиментальностью.
Адам недружелюбно заметил:
– К концу жизни мать, как художник с именем, сама могла назначать цену за свои работы. Но, излишне скромная и простодушная, она не умела наживаться на других. Хотел бы я, чтобы вы познакомились. Она была замечательной, ласковой и талантливой женщиной.
Неожиданно для нее самой Селину пронзила боль. Она тоже захотела познакомиться с Эллен Тюдор. И изумленно воззрилась на Адама, выпалив:
– Ванесса утверждала, что твоя мать – холодная интриганка, неразборчивая в связях. – Селина покраснела, коря себя за оброненные жестокие слова. Однако Адам только передернул плечами: он лучше знал собственную мать. Его голос утратил эмоции, когда он ответил:
– Меня это не удивляет. А чем еще она могла оправдать ненависть к женщине, родившей ребенка от ее мужа? Она, если ты помнишь, пережила три выкидыша до Доминика. Говорили, что у нее никогда не будет детей. Ей пришлось убеждать себя, что мать ребенка ее мужа – никудышная женщина. Как еще она могла вынести собственные разочарования и принять реальность?
Адам потянул девушку к камину, помогая ей выбраться из пут жакета. Она села на ковер, подогнув ноги и протянув руки к теплу пламени, в то время как последнее из ее сомнений испарилось. Она тихо спросила:
– Почему ты не продаешь дом? Память?
– Частично. – Он сел в кресло сзади нее, подставив колени так, чтобы девушка могла прислониться к ним спиной. Его руки опустились на ее плечи, а длинные пальцы нежно массировали мышцы, снимая напряжение. – Для меня это, скорее, укромное местечко, куда можно сбежать. Я наведываюсь сюда развеяться, когда устаю от города и проблем. Здесь обновляется мой дух и рождаются жизненно важные идеи.
Его пальцы теперь заботливо касались ее узких кистей. Постепенно Селина расслабилась не только физически, она чувствовала, что теряет и волю. И если не сдвинется с места сейчас, не сдвинется и потом.
Рывок в сторону от Адама потребовал больше сил, нежели она предполагала, но удался ей, что она мотивировала так: огонь чрезмерно горяч. Она устроилась в кресле по другую сторону камина. Но сдержанная улыбка Адама давала понять: он не верит ей. Он точно знал, почему она высвободилась из его объятий. И она вымолвила скоро, с придыханием, стремясь изгнать желание, которое бесстыдно взыграло в крови:
– Расскажи о своей матери. Почему Мартин женился не на ней, а на Ванессе?
– Потому, что не любил ее, – просто объяснил он. – Эллен всегда понимала это и мирилась, поскольку не имела иного выбора. – Он красноречиво развел руками. – Представь ее девятнадцатилетней. – Пронзительный взгляд прищуренных глаз держал девушку в плену, заставляя задуматься над сказанным. Она лишилась матери, когда ей сравнялось шесть. Ее воспитывал один отец. Они жили на уединенной, окруженной холмами ферме в Уэльсе. Мама никогда не говорила мне о деде – полагаю, он был грубым старым ортодоксом. Мама не имела возможности учиться живописи: дед не желал и слышать о подобном времяпровождении. Ей пришлось расстаться со своей мечтой и помогать отцу по хозяйству, пока не появился Мартин. Он как раз сдал экзамены по экономике и решил провести выходные за городом, в ожидании результата. Получив кров и стол на ферме моего деда, Мартин остановился там. Эллен, естественно, прислуживала ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19