Опустив взгляд на пальцы, она старалась не смотреть на Адама. Он же промолвил безупречно ровным тоном:
– Я видел его. И дал ему несколько дней – при условии, что он вернет все до последнего пенни из тех денег, которые «одолжил» под свою зарплату. У него не будет карманных денег следующие десять лет. Он придет в свой офис в понедельник, где получит по заслугам. – Адам поднялся, и Селина с опаской взглянула на него, уловив перемену в его настроении. – Не думаю, что он снова собьется с пути. Он осведомлен о том, чем чреваты для него подобные шалости.
Его глаза стали холодны как лед. Селина посмотрела в них и быстро отвела взгляд. Вот уж несладко быть в числе его врагов.
Адам встал.
– Извини, мне надо поработать в своей комнате. Сегодня вечером мы больше не увидимся, так почему бы тебе не одеться во что-нибудь более теплое и не дрожать?
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Ей следовало принарядиться в атласный халат. Ей было слишком жарко. Тонкая ткань охладила бы ее разгоряченную кожу. В нем она выглядела бы чувственно, эротично. Если бы она облачилась в тот халат, интересно, снял бы его с нее Адам? Коснулся бы ее возбужденного тела своими длинными пальцами, занялся бы с ней любовью?
Нет, нет – разумеется, нет. Ее голова металась по подушке. Она видела его лицо – очень близко. Худые, резко высеченные черты аскета. Выражение глаз презрительное. Вопреки всем его ласковым словам, когда они приблизились к заветной черте, он отверг ее. Никогда не хотел и никогда не захочет ее. Но ей следовало покрасоваться перед ним в атласном халате.
Селина крутилась под плотно подоткнутым вкруг нее одеялом. Высвободила руку. Холодный ветер обвеял пылающую кожу, и спутанные мысли-видения улетучились. Она погрузилась в глубокий, дарующий отдых сон. Как вдруг услышала его влекущий голос, зовущий ее по имени, снова и снова повторяющий ее имя.
Веки Селины затрепетали, и она ощутила обжигающее клеймо его ладони на холодной коже плеча. Она напряглась, когда он нежно потрепал ее по плечу. Адам произнес ласковым, глухим голосом:
– Вставай, дорогая. Мы уезжаем.
Уезжаем? Она приложила все силы, чтобы заставить себя оторваться от подушек. Широко распахнула глаза и увидела его, возвышающегося над нею. Он казался суровым и неумолимым. Черную шерстяную рубашку Адам заправил под ремень, подчеркивая стройную талию. На мгновение девушка запаниковала: неужели сегодня – рабочий день и она проспала? Затем вспомнила, что наступило воскресенье. Тогда ее глаза заискрились светом. Она села, облизнув пересохшие губы.
– Что ты сказал?
Он никогда не входил в ее комнату. Никогда не приближался к ней – с тех пор, как показал, где в его доме ей придется спать. И если он собирается таким образом мучить ее, по глотку отпивая из чаши мести…
Она будто окаменела, инстинктивно готовя себя противостоять атаке, которую он мог бы предпринять, чтобы одержать верх. Селина поправила спавшую бретельку шелковой ночной рубашки. И увидела его глаза, следящие за ее движениями. Как понять, что он испытывает? Отвращение?
Он резко поднялся и пересек комнату, чтобы отдернуть занавески. И повернулся к ней:
– Мы уезжаем. Чудесное утро! Я хочу показать тебе кое-что.
Яркое зимнее солнце ворвалось в комнату, и Селина подтянула одеяло к подбородку, откидываясь на подушки. Ее щеки зарозовели. Он, очевидно, решил, будто она нарочно выставляет себя напоказ, приглашает на ласку своей полной грудью, которую так плохо прятал облегающий, почти прозрачный, кремовый шелк ночного одеяния.
Взгляд Адама озадачил ее. Когда он направился к двери, она ответила резко и отчетливо:
– А что, если я не пожелаю ехать?
Он проигнорировал это маленькое восстание. На его лице не отражалось ничего, когда он обернулся на миг, чтобы взглянуть на нее.
– Надень что-нибудь теплое и удобное. И не трать на это весь день.
Селина отвернулась прежде, чем он успел закрыть за собой дверь. Ее планы не имели для него никакого значения. Адам ясно показал, кто здесь хозяин. Он мог заставить ее сделать что угодно, хоть прыгнуть через кольцо, если пожелает. Пока в его власти было разорить Мартина, своей воли она не имела.
И тем не менее он любил отца, вчера вечером он говорил о нем с такой теплотой, злился, что от него скрыли болезнь Мартина. Как-то все это странно. Сколько фактов не стыкуется, не поддается осмыслению!
Невзирая на его наказ поторапливаться, Селина не стала спешить, решив принять ванну вместо душа. Ее мозг лихорадочно работал, пытаясь разгадать загадку, которую являл собой Адам Тюдор.
Если он искренне привязан к Мартину, при чем тогда его намерение сделать отца банкротом? И если поверить его словам, будто он хочет жениться и завести детей, зачем выбирать в жены ту, которая ему безразлична?
Кто-то лжет. Скорее всего, Адам.
Как ни пыталась Селина найти ответы на терзающие ее вопросы, она была вынуждена признать одно – замуж за Адама тем не менее выйти придется, нельзя же просто умыть руки и наблюдать, как ее дядя теряет все.
Осознав наконец, что вода остыла, Селина поднялась из ванны, схватила нагретое пушистое банное полотенце с батареи и обернула вокруг себя. И тут с ужасом призналась себе: неодолимое влечение к Адаму парализовало ее волю. И хотя они не любят друг друга, замуж за него она выйти хочет, жаждет принадлежать ему. Сделает все, чтобы сексуальное притяжение, уважение и симпатия стали взаимными.
Но как можно испытывать подобные чувства к человеку, который не гнушается шантажа? Человеку, грозившему разорить собственного отца, если она отвергнет его притязания? Анализируя отношения с будущим мужем, Селина опять вернулась к тому, откуда исходило его брезгливое презрение. Он знал, как легко ему разбудить в ней женщину, и это охладило его пыл. Она прочла в глазах жениха презрение, когда тот отрывал ее от себя. Он не сумел свыкнуться с мыслью о том, чтобы завязавшиеся между ними отношения были доведены до логического конца. Чего он хочет от нее? К чему все это?
Она расправила плечи и сказала себе, что напрасно тратит время, пытаясь разложить все по полочкам. Адам никогда бы не пришел к ней без задней мысли и не стал бы говорить с нею. Он играет с ней, как кот, мучающий мышь и получающий от сего занятия удовольствие. В разреженном воздухе ответа не найти. И потому во избежание ненужных волнений ей необходимо вести себя как обычно. То есть раз он заявил, что она должна провести с ним сегодняшний день, значит, так она и сделает. Но ее согласие отнюдь не означает, что она обязана наслаждаться его обществом.
Приняв к сведению его намек, Селина облачилась в теплую твидовую темно-коричневую юбку, кожаные сапоги и свободный кремовый шерстяной свитер. Пышную рыжевато-каштановую гриву девушка заплела в косу. Нанесла на лицо дневной крем, легко тронула губы бледно-розовой помадой. Ну вот, она готова.
Не стоит ни о чем расспрашивать его, решила она и вошла в кухню. Адам как раз закрывал крышкой плетеную корзину. Пикник? В январе? Между тем она не имела намерения спрашивать. Он реализовывает свой план, и она вынуждена подчиниться – желает она того или нет. Полное отсутствие интереса – единственный доступный ей отпор, напомнила себе она.
– Чай горячий, если хочешь, можешь выпить. – Его голос звучал не очень естественно. Квадратные плечи застыли под мягкой кожаной курткой, которую он надел поверх черной шерстяной рубашки. Он явно был недоволен тем, как долго она собиралась.
Селина как ни в чем не бывало пожала плечами. Сделала себе бутерброд и съела его, расположившись за столиком. Пока запивала бутерброд двумя чашками чая, он успел отнести корзину в машину и вернуться. Адам прислонился к двери в кухню; ключи от автомобиля позвякивали в его руках, в то время как Селина неторопливо завершала свою трапезу.
– Если пытаешься досадить мне, ничего не получится, – с улыбкой заметил он, когда невеста поставила чашку на блюдце. Но глаза его оставались холодными. Селина догадалась: он говорит неправду. По каким-то причинам разработанный им сценарий наступившего дня очень важен для него.
Внезапно Селина устыдилась своего детского упрямства. Она прошла мимо Адама в холл и достала из шкафа свою кожаную куртку. Ну почему было не подумать о нем? Учесть его чувства?
День обещает быть чудесным, отметила Селина, когда они выехали за пределы Лондона. Небо – безоблачно, незамутненной голубизны; воздух живителен, ни ветерка. Настоящий подарок небес, ведь зимой так часто бывают отвратительные дни. Глупо злиться и отвечать на его искреннюю словоохотливость брюзжанием и передергиванием плеч. Или притворяться заинтересовавшейся скучной дискуссией, которую передавали по радио – Селина включила радио сразу же, как только села в «мерседес».
Она убрала звук и бросила взор на его бесстрастный профиль. Увидела, как уголки губ поползли вверх, когда она спросила:
– Куда мы едем?
Он словно злорадствовал из-за того, что она таки пошла на поводу у любопытства.
– В Котсволдс, – ответил он. И, прежде чем она смогла задать новый вопрос, продолжил: – Я подумал, неплохо бы сегодня навестить Мартина, но решил, что это может подождать.
– Ванесса будет в восторге! – Нотки сарказма затихли под дрожью беспокойства. Селина всегда была намного ближе к дяде, чем к тете. Тем не менее Ванесса сделала для нее немало хорошего, и она всегда будет ей благодарна.
– Не беспокойся. Когда-нибудь Ванесса примет меня в свою семью, – заверил он.
– Так вот зачем нужен наш брак! Для того, чтобы проникнуть в семью, в которую тебя не пожелали принять почти сорок лет назад? – Селина понимала, что это не так, но все равно съязвила. Адам обладает слишком сильным характером. Он безжалостный деспот и не станет бежать от опасности. И, даже не глядя на него, она почувствовала, как губы его растянулись в улыбку.
– Будь реалисткой, дорогая! Ты точно знаешь, почему мы женимся. Я изложил тебе все обстоятельства вполне доступно – незачем повторяться.
Нет, не вполне, мысленно заспорила она, прикусив нижнюю губу. Слова бессмысленны, когда о себе заявляют действия. Он не желал ее, хотя утверждал обратное. Он всегда уворачивался от ответа. И потом – чего стоит один его укоризненный взгляд! Адам активно понуждал ее сожительствовать с ним, добавляя конфузящую ее правдоподобность к той лжи, которую она наговорила об их страстной взаимной любви. Даже большую часть времени, которое она провела в его доме, он обращался с ней как с невидимкой.
Селина бессознательно покачала головой. Вероятно, никогда ей не понять его истинных намерений.
Адам нарушил молчание:
– Не будь слишком сурова к Ванессе за ее сопротивление нашему браку. Я для нее как прокаженный. И ты в курсе ее опасений, само собой. Когда наша встреча произошла, она убедила тебя, что я конченый человек, верно? – Он отвел глаза от дороги, чтобы пристально вглядеться в ее глаза, и она кивнула. Взор Селины упал на сильные руки, лежащие на руле. – В любом случае трудно ее обвинять. Моя мать и Мартин достаточно толковали мне о ее чувствах. Очевидно, отец отчаянно влюбился в Ванессу еще до того, как узнал, что мать беременна. Когда она написала ему, что ждет ребенка, Мартин испугался. Не только потому, что на него сваливалась огромная моральная и материальная ответственность. Но и потому, что он встретил женщину, которую – понял – будет любить всю жизнь. Женщину, согласившуюся стать его женой едва ли не сразу после их знакомства. Единственное, что он мог сделать в подобной ситуации, – это признаться во всем своей невесте. Конечно, ее задел и рассердил такой свадебный «подарок». Но она простила жениха, поскольку он совершил свой грех до того, как встретил ее. – Голос Адама стал суше. Теперь Селина знала, что за внешней суровостью скрываются глубокие чувства. – Между прочим, отношения матери с отцом длились всего одну ночь. Тем не менее Ванесса простила отца с условием: никогда не видеться ни с моей матерью, ни со мной. Таким образом, ежемесячная субсидия при посредстве адвоката оказалась единственным контактом.
– Мартин нарушил обещание, – размышляла Селина вслух. – Догадывалась ли о том Ванесса?
– Думаю, нет. И знаешь, когда мать рассказала обо всем, мне полегчало. Отец не сдержал своего слова, данного женщине, которую обожал, поскольку нуждался в общении со мной. Он дал мне ощущение безопасности, осознание того, что я никогда не буду забыт: именно это было необходимо парню десяти лет. – Он ослепительно улыбнулся, затем добавил серьезнее: – Между тем Ванессе не очень-то везло. За десять лет их брака у нее случилось три выкидыша, прежде чем родился Доминик. И каждый раз душевная травма ее усугублялась осознанием того, что существую я и у Мартина уже есть живой и здоровый сын. Надо полагать, это оказалось выше ее сил. И я считаю совершенно закономерным, что, произведя на свет сына, она окружила его безмерной любовью. Ей и в голову не могло прийти, что Доминик способен совершить нечто предосудительное.
– Вот так она и испортила его. – Селина начала понимать, почему Ванесса словно бы и не видела племянницу, сосредоточив все свое внимание на сыне. Она ничего не знала о тех ранних выкидышах тетки: у Ванессы не было обыкновения делиться бедами с племянницей.
Адам кивнул.
– Да, истинная правда. Из-за этого я чувствую свою вину. Если бы я лучше управлялся с делами, Мартина, вероятно, не хватил бы удар.
Она взглянула на него сузившимися глазами. Правы ли ее тетя и кузен в том, что Мартина напугала встреча с Адамом, раз он понимал: сын может разорить и, по всей видимости, разорит его? А как быть с чуткостью и близостью к отцу, в которой он признался ей раньше? Как расценивать сейчас его слова? Он признает, что враг собственному отцу?
Адам подавленно произнес:
– Мартин первый заподозрил хищение. Разумеется, он знал о том, сколько получает Доминик. Знал и то, что сын живет не по средствам. Для того чтобы положить конец неприятной истории, требовалось выявить расхождения в бухгалтерском балансе, что оказалось вовсе несложным. Мы договорились:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19