«Странно, – подумал Бобрович, – кто это отправил их в лес в черной униформе. Удобно будет по ним целиться.»
Дождавшись основных сил, стрельцы и морские пехотинцы быстро развернулись в цепь, охватывая дугой горящий хутор. Восемь гранатометов одновременно дали залп. И десантники, не зная о численности внезапно появившегося противника, поспешно бросились в лес, не принимая боя. Разбившись на мелкие группы по 20 – 40 человек, они стали прорываться к заранее условленным местам сбора в горах, где их должны были подобрать вертолеты.
Пять дней унсовцы не выходили из боев, прочесывая лес. Время от времени, наткнувшись на группу десантников, они вступали в ожесточенные перестрелки.
Десантники были экипированы по первому классу, почти у всех имелись автоматы с подствольными гранатометами. И все же это элитное подразделение российских войск было далеко от тех стандартов, которые сформировались в нашем представлении о крылатой пехоте. Никаких суперменов или даже просто здоровенных парней с накаченной мускулатурой. Обычные сельские хлопчики, замурзанные и пугливые.
Эти сибирские мальчишки не вызывали злобы у стрельцов. Глядя на них сквозь прорезь автоматного прицела, сотник часто думал:
«И зачем тебя сюда мама отпустила? Нужна тебе эта Абхазия. Стоило ли ехать в такую даль из Сибири, чтобы погибнуть здесь так по-дурному?»


* * *

Разведчики Байды, внимательно наблюдавшие в бинокли за местностью, засекли передвижение группы десантников. Их черные комбинезоны были отчетливо заметны на фоне желтого кукурузного поля.
Сотник вскочил в УАЗик, на котором был укреплен крупнокалиберный ДШК. В машину втиснулось еще пятеро унсовцев. На максимально возможной скорости, подпрыгивая на ухабах, они покатили к тому месту, где засекли россиян. Следом помчался ЗИЛ с морпехами майора Келуаридзе.
Развернувшись на краю поля, стрельцы открыли кинжальный огонь по зарослям кукурузы. Два солдата были сразу же убиты. В это время морпехи попытались отрезать десантников от леса. Но было уже поздно. Десять сибиряков успели просочиться в лес. Оставшиеся десантники отступили к небольшому хуторку и забаррикадировались в крайнем доме.
Солдаты противника были обречены. Но сотнику не хотелось проявлять лишнюю жестокость, особенно сейчас, когда можно избежать ненужных жертв. Он подошел к укрывшемуся за машиной комбату и попросил у него мегафон.
– Панове солдаты, – разнесся над полем многократно усиленный голос Бобровича. – Против вас воюют украинские добровольцы. Мы знаем, что вас обманули. В случае добровольной сдачи в плен, мы гарантируем вам жизнь и доставку в штаб корпуса.
– А чем докажешь, что хохлы? – послышался из окруженного дома хриплый юношеский голос. – Ну-ка покажись.
«Да уж, нашел дурака, – усмехнулся сотник. – Тебе только покажись, быстро башку продырявишь»
Он надел свою мазепинку с трезубом на автомат и поднял над головой. Устим знал, что русские солдаты не желали попадать в плен к грузинам, которые часто издевались над ними, словно бы мстя за пережитые минуты страха в бою.
– Гляди, ребята, – раздался все тот же голос, – а точно – хохлы! Слышь, Игорь, давай сдаваться. Хоть морды бить не будут.
Дверь дома распахнулась и наружу вышли с поднятыми руками казавшиеся теперь такими безобидными мальчишки в черных комбинезонах.


* * *

Значительной части десантников все же удалось пробиться в анклав, доставив туда боеприпасы и медикаменты. Некоторые сибиряки проложили себе путь к вертолетным площадкам в горах и были вовремя эвакуированы. Но большинство из высадившихся россиян удалось отрезать и ликвидировать. Немало солдат погибло в ходе прочесывания леса и «зачисток» населенных пунктов. Других унсовцы оттеснили к морю, где их уничтожил милицейский батальон грузин.
К слову, о грузинских солдатах. Подавляющее большинство из них выглядели деморализованными и психологически подавленными. Люди были готовы к поражению. Во многом это объяснялось тем, что среди солдат абсолютно не велась политическая работа. Их предоставили самим себе.
Среди грузинских солдат нередко встречались люди выдающегося мужества. К таким можно отнести сержанта Давида Абашидзе, которого прикомандировали к отряду УНСО. Это был профессиональный снайпер, настоящий воин. Но его храбрость носила ярко выраженную окраску фатализма. У него отсутствовал вкус к победе.
– А чего бояться, – любил он повторять. – Все равно умирать рано или поздно.
На этом фоне стрельцы УНСО резко выделялись патриотизмом и пониманием смысла своего участие в боевых действиях. Унсовцы буквально горели романтикой боя. Они верили, что ведут войну за родную Украину, за то, чтобы завтра так же, как села Абхазии, не пылали под гусеницами российских танков украинские города.


* * *

Однако военная удача штука капризная, и нередко соперники менялись местами. В таком случае унсовцам приходилось петлять по горам, заметая следы. А десантники методично, хутор за хутором, производили «зачистку» местности.
В тот день Иркутский десантно-штурмовой батальон не на шутку взялся за «бендеровцев». Сконцентрировав человек 700, командование блокировало обширный участок леса. Развернувшись в длинную и плотную цепочку, крылатая пехота прочесывала окрестности. Они шли буквально по пятам спешно отступавшего отряда УНСО.
– Хохлы! В плен не сдавайтесь, – раз за разом вещала на всю мощь своих динамиков передвижная громкоговорящая установка. – Мы с вас живых будем сдирать шкуру!
Такая заносчивость злила унсовцев, они рвались в бой. Но это и нужно было десантникам, имевшим многократный перевес. Им не хватало только прямого контакта. Значит надо как можно дольше оставаться вне их досягаемости, рассуждал сотник.
Бобрович теперь с особой благодарностью вспомнил тренировочный лагерь УНСО, где инструктора уделяли большое внимание одиночной подготовке, учили действовать малыми группами в горной и лесистой местности. Здесь, в горах Абхазии, это должно было спасти им жизнь.
Еще накануне сотник Устим успел заранее обговорить с роевыми действия в подобной ситуации. Отряд УНСО был разбит на гуруппы по 5 – 6 человек, называвшиеся роями. Захваченные в бою богатые трофеи позволили выделить каждому рою ручной пулемет и гранатомет. На случай, если придется действовать мелкими группами, сотник установил два места сбора – основной и запасной. Серьезное внимание уделили установлению сигнала «свой – чужой», что могло стать весьма существенным моментом, если приведется отходить в лес. Ведь форма у всех одинаковая и говорят, в основном, по-русски.
Договорились, что условным сигналом будет свист в свернутые лодочкой ладони. Стрелять – только одиночными выстрелами. Во-первых, в лесу автоматический огонь не эффективен, а во-вторых, это будет дополнительной возможностью отличить в лесу своих.
Отдавая эти распоряжения, сотник подумал, что отличить своих украинцев сможет и по крику «слава!» вместо российского и грузинского «ура!» Вспомнил он и о том, как накануне они с майором Келуаридзе договаривались о пароле.
– Нет, этого мне ни за что не выговорить, – отвергал сотник один за другим сложные для произношения, с обилием гортанных звуков грузинские слова, предложенные в качестве пароля.
– Как так, почему ты не можешь произнести это слово? – искренне удивлялся комбат. – Разве это так уж трудно?
– Конечно трудно. Ведь даже вы, хорошо зная русский язык, тем не менее слово «конь» говорите без мягкого знака, а слово «вилка» с мягким.
Комбат от души расхохотался.
Наконец оба командира пришли к выводу, что единственным грузинским словом, которое легко могут произнести унсовцы, является «датви» – медведь. Оно и стало их новым паролем.


* * *

Втянувшись в лес, украинские добровольцы, как и было условлено, начали веером расходиться в разные стороны, ведя огонь одиночными выстрелами, чтобы отличать друг друга.
Россияне были не готовы к этой домашней заготовке унсовцев. Их цепочка начала все больше растягиваться и наконец распалась на отдельные звенья. Однако офицеры заранее не позаботились о том, чтобы назначить командиров оперативных групп. Эти группы складывались стихийно, сержанты оказались неспособными взять на себя всю полноту ответственности руководства подчиненными в бою. К тому же они очень плохо ориентировались в густом лесу на сильно пересеченной местности.
Когда унсовцы оторвались от преследования и перевалили за гору, снова соединившись в условленном месте в единый отряд, они еще около пяти часов слышали интенсивную стрельбу. Судя по всему, окончательно заблудившиеся в лесу десантники вели перестрелку друг с другом.
Отдыхая во время очередного привала, сотник Устим невольно возвращался всеми мыслями к прошедшему бою. Ему как никогда отчетливо стало понятно, что Вооруженные Силы Украины остро нуждаются в создании 4 – 5 егерских батальонов, объединенных в один корпус. Украине, имеющей на своей территории обширные регионы горной местности, совершенно необходимо иметь специальные воинские части, обученные воевать в горах. Ведь даже элитные подразделения морпехов и десантников, не имея достаточной подготовки, теряются в таких условиях.
Эти егерские части должны не только набираться из жителей горных районов и получать специальную подготовку. Их необходимо экипировывать совершенно иным способом, чем, скажем, мотострелков. К примеру, продолжал рассуждать сотник, мне сейчас в горах две лошади полезнее танкового батальона. Не помещали бы и мотоциклы.
Может быть со временем, когда в Украине осознают растущую международную опасность и начнут наконец-то уделять должное внимание своей безопасности, военачальники придут-таки к мысли о необходимости создавать егерские батальоны. Вот тогда очень кстати придется бесценный опыт экспедиционного корпуса УНСО «Арго».


* * *

От боя к бою крепла известность отряда УНСО. По обе стороны фронта их знали, как мужественных и изобретательных солдат. Грузины бросали унсовцев на самые опасные направления, зная, что россияне предпочитают избегать прямого контакта с украинцами.
Порой, как это было у села Коман во время столкновения с армянским батальоном, достаточно было только поднять сине – голубой флаг, чтобы посеять панику в радях противника.
Известность унсовцев на фронте была настолько велика, что российская сторона, заключая перемирие с Грузией, отдельным пунктом вписала требование немедленного вывода украинских добровольцев из Грузии. Но после подписания перемирия правительство России вынуждено было обратиться с нотой к Эдуарду Шеварднадзе, указывая, что украинские части продолжают действовать в Абхазии.
Как оказалось, многие грузинские подразделения пошили себе государственные флаги Украины. И как только россияне начинали атаку, над грузинскими окопами тут же поднимались желто – голубые полотнища. Очевидцы рассказывали, что этот прием действовал безотказно. Особенно на фортунатов и казаков, которые, опасаясь больших потерь, предпочитали немедленно прекращать наступление.


* * *

Сотника Устима давно уже не устраивала та безалаберность, которая царила на территории санатория «Синоп», где проживали унсовцы и морпехи. С началом боевых действий эти здания были отданы воинской части и фактически являлись закрытой территорией. Но реально там болтались все, кому не лень.
Устим обратил внимание, что рядом с резервуарами для хранения горючего находился склад, заполненный ящиками со снарядами для самоходок. Одной гранаты было достаточно, чтобы поставить крест на короткой биографии отряда «Арго». А случай с захватом корректировщика убедительно доказывал, что у россиян найдется человек для совершения теракта.
– Знаешь, Вахо, этот бардак пора уже кончать, – решительно заявил сотник. – В один прекрасный день нас здесь всех вырежут или пустят на воздух. Можешь на меня обижаться, но с сегодняшнего дня я выставляю на территории санатория посты. Передай своим морпехам, что наш пороль – «зебра».
– Так я разве против? – махнул рукой комбат.
Уже начиная с обеда во дворе «Синопа» несли службу два часовых – один ходил по периметру, другой сидел в секрете. И в тот же вечер произошло ЧП.
Увидев приближающуюся фигуру, часовой Юрко приказал остановиться. Но в ответ он услышал только грубую брань. Неизвестный продолжал смело идти по направлению к часовому. Юрко вскинул автомат и произвел одиночный выстрел.
Сотника Устима, уже легшего в постель, поднял выстрел и дикий крик:
– Убили! Убили!!
Схватив автомат, Устим в одних трусах выскочил во двор. Тут же оказался Байда, еще несколько стрельцов.
Рядом с сидящим на земле грузином стоял часовой Юрко. Автомат в его руках дрожал крупной дрожью. Хлопцу пришлось первый раз стрелять в человека. Однако ранение оказалось пустяковым – пуля только слегка поцарапала плечо нарушителя.
– Грузина перевязать, – приказал Устим, – а часового сменить с поста.
После этого командир отряда с тяжелым сердцем, предчувствуя крупный скандал, направился к комбату докладывать о происшествии.
Келуаридзе сидел на кровати, мотая со сна растрепанной головой.
– Ну, что там произошло, сотник?
Бобрович коротко рассказал о происшедшем инциденте.
– Что, убили?
– Да нет, только ранили. Легко.
– Эх жаль, – покрутил головой комбат. – Ходят тут всякие…
Сотник облегченно вздохнул, радуясь довольно своеобразной реакции союзника. А на следующую ночь Устим стал очевидцем еще одного, но теперь уже забавного случая на посту.
Стоявший на посту Дитрих сразу узнал в приближающемся человеке одного из морских пехотинцев, который до ночи задержался по каким-то делам. Но служба есть служба, и Дитрих строго окликнул:
– Стой, кто идет?
Проверявший посты сотник заметил, как морпех сразу пригнулся и скороговоркой запричитал:
– Свои, свои! Украинуля, родной, не стреляй!
– Пароль!
– Не стреляй, подожди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31