Ну вот, так и есть — вы опять выиграли!
— По радио говорили, что ищут белый или светлобежевый «ситроен»-универсал, а у Стефана — темносиний БМВ.
— Да я знаю; однако сменить машину совсем несложно.
Обратный кадр: «О, смотри-ка — Стеф! Вон там… В белом „ситроене“! — У него не „ситроен“, а БМВ». Стефан, который вдруг сообщает мне по телефону, что у него есть враги, и о нем непременно будут говорить какие-то вещи, которым я не должна верить. Стефан… О котором я с самого первого дня знакомства так и не составила себе четкого представления. Психологи в таких случаях говорят: «Доверьтесь вашей интуиции». Я доверяюсь, доверяюсь — и понимаю, что уже никому и ничему доверять не в силах.
Иветта отправилась за Виржини. Жан опускается на диванчик возле моего кресла. Вздыхает.
— Гадость вся эта история, куда ни круги… А как вы, Элиза — в порядке?
Я приподнимаю палец.
— Слушайте, вчера, проходя мимо лавки Ромеро, я сразу же вспомнил о вас.
Ромеро торгует всякой техникой для машин «скорой помощи», медицинских пунктов, инвалидов и т. п.
— У них там продается электрическое кресло. Теперь, когда вы научились двигать пальцем, вы, наверное, вполне смогли бы разъезжать на нем самостоятельно — там только кнопки переключателя немножко переделать придется. Хотите, я расскажу о нем Иветте, чтобы она переговорила на этот счет с вашим дядюшкой?
Электрическое кресло? Но я же буду натыкаться в нем на все подряд! Хотя если научиться им пользоваться в пределах дома… Господи, да это же… Это будет… настоящая революция в моей жизни!
Я приподнимаю палец.
— Вот и правильно. Вряд ли стоит в ожидании выздоровления так и сидеть день за днем, словно тряпичная кукла… Уверен: не так уж трудно смастерить кучу всяких штуковин, которые здорово облегчат вам жизнь.
Милый мой, дорогой Жан Гийом с лицом двоюродного брата Леона! И у меня еще, помнится, на какой-то момент мелькнула мысль о том, что ты вполне можешь быть убийцей! Давай же, старина, действуй, да поскорее! Переделывай, мастери — вытащи меня из этого бесконечного черного туннеля, где я вот-вот сгнию заживо!
Виржини сидит перед телевизором. С экрана донсь сятся чьи-то пронзительные вопли, крики, грохот и шум: межзвездные войны. "Нам никак нельзя их упустить. — Но, капитан, мы не можем увеличить степень плавления нейтроглицерона: в противном случае нас разнесет на куски!"
Пуфф — явно вселенского масштаба взрыв; на кухне Жан помогает Иветте чистить форель. Интересно, который час?
Звонок в дверь. Ну наконец-то!
— Иду, иду! А, здравствуйте, Элен; здравствуйте, Поль! Заходите; Виржини смотрит «Звездные войны». Ну и что там с вами делали? Хотите чего-нибудь выпить?
— С удовольствием выпил бы пива, если у вас найдется. Я буквально умираю от жажды, — отвечает Поль.
— Это тянулось так долго, невыносимо долго… хотя следователь произвела на нас весьма приятное впечатление… Мне только стакан воды, пожалуйста, — говорит Элен.
— Садитесь, я сейчас. Жан на кухне возится с форелью: принес нам пару великолепных рыбин.
— Добрый вечер, Элиза.
— Привет, Лиз.
Я приподнимаю палец.
Они садятся. Поль вздыхает. Кто-то из них нервно трещит суставами пальцев.
— Вот и я. Надеюсь, пиво достаточно холодное. Ну, рассказывайте!
Я мгновенно превращаюсь в одно большое-пребольшое ухо. Поль, должно быть, отхлебывает пива — слышно, как он глотает — затем отвечает на вопрос Иветты:
— Следователь… в самое ближайшее время… намерена произвести… гм… эксгумацию. Она полагает, что, поскольку раньше никому и в голову не приходило усмотреть какую-либо связь между убийствами, необходимо вновь провести подробнейшее обследование трупов. Никто, конечно, особой радости по этому поводу не выказал, но что тут поделаешь?
— Эксгумацию? О… Значит, они, вероятно…
— Они полагают, — перебивает ее Элен, — что Микаэль был убит возле реки, а убийца потом переоделся в сарае. Ведь в это время года туда практически никто не заглядывает.
— Но… но как же тогда об этом кто-то узнал? — весьма кстати спрашивает Иветта.
— Этот «кто-то» просто видел его. И теперь боится за свою шкуру, а потому не хочет выдавать себя, — произносит Поль, допивая пиво.
Виржини? Да нет: полицейские вполне способны отличить детский голос от взрослого… Значит, убийцу видел кто-то еще?
— Это вполне мог быть какой-нибудь бродяга: сунулся туда в надежде обрести себе пристанище, да наткнулся на окровавленную одежду, — перекрывая треск и шипение жарящейся рыбы, кричит из кухни Жан Гийом.
— Бродяга ни за что не стал бы звонить в полицию, — усталым голосом возражает Элен.
Короче, опять полный тупик. Вот если бы этот засранец Иссэр явился ко мне сейчас — ведь раньше, когда мне этого и не хотелось вовсе, только и делал что прибегал невесть зачем…
Эксгумация… От одного лишь слова мороз по коже пробегает. Раннее серенькое утро, выкопанные из влажной земли гробы, разлагающиеся трупы — лохмотья одежды, пряди волос, полусгнившие лица, где уже, поблескивая, проступают голые кости… Стоп, Элиза: о таких вещах думать не следует. И ты не будешь больше об этом думать.
— Как все ужасно. Надеюсь, что они его скоро поймают, — вздыхает Иветта.
— Жаль, что они не поймали его раньше, — сквозь зубы произносит Поль. — Ладно, нам пора, у меня за это время накопилась куча работы…
— Да, конечно; понимаю… А на когда это назначено? То есть… Я имею в виду…
— Эксгумацию? Она состоится послезавтра утром, — отвечает Элен. — Ну, Виржини, ты, надеюсь, идешь с нами, мы ведь уходим…
— Уже? Но я же еще не досмотрела…
— Ну-ка поторапливайся, да без разговоров!
— До свидания, Элиза, до свидания, Иветта, до свидания, дядюшка Жан.
Вот и пойми — с чего вдруг ей вздумалось так называть Жана Гийома: «дядюшка Жан». Все прощаются. Лишь мешок с картошкой — то бишь я — спокойно остается на месте, предаваясь размышлениям.
Во всей этой истории постоянно концы с концами не сходятся. Ни одна деталь головоломки не подходит к другой. Словно кто-то постоянно — и очень ловко — все путает. Как будто некто, прекрасно знающий, что являет собой картинка головоломки в целом, режет детали на кусочки, чтобы никто и никогда не смог поставить их на надлежащее место.
— Бедняга Поль! Не хотелось бы мне оказаться на его месте. Знать, что послезавтра выкопают из земли твоего погибшего мальчишку… — доносится из кухни голос Жана.
— Ох, не надо об этом: меня от таких мыслей просто трясти начинает. Нет, вы представляете себе, Элиза?
Я приподнимаю палец.
— Что ни говори, а есть люди, на долю которых выпадает горя куда больше, чем положено простому смертному на этой грешной земле, — продолжает Иветта.
Уж я-то с этим совершенно согласна.
— У бедняги совсем замученное лицо, — замечает Гийом. — Временами оно меняется так, словно он в один миг лет на десять состарился.
Невольно я начинаю думать о том, а что бы я испытала, если бы мне сказали, что послезавтра откопают из могилы Бенуа. Бенуа, которого я никогда не видела мертвым; Бенуа, на похоронах которого меня не было… Бенуа, навсегда оставшегося в моей памяти безмятежно улыбающимся на фоне ирландского неба, по которому вечно бегут облака. Бенуа, превратившегося теперь, наверное, в самый обычный скелет, над которым хорошо потрудились могильные черви. Нет, это слишком несправедливо; подчас мне хочется взять да и раздавить этот мир в руках, словно стакан — так, чтобы кровь из ладоней хлынула.
— А Элизе можно есть форель?
— Сейчас растолку ей кусочек пополам с картошкой…
Отлично — совсем как корм для свиней. Похоже, нынче вечером настроение у меня более чем отвратительное!
Ну вот — я получила-таки ее! Новую электрическую инвалидную коляску! И уже восседаю на ней, словно императрица на троне. Вчера утром Иветта позвонила моему дядюшке, а днем это чудо было доставлено нам из магазина. Жан тут же принялся за работу, и с нынешнего утра она принадлежит мне! Коляска, способная передвигаться по моей воле, без всякой посторонней помощи. И — чудо из чудес — мне не надо теперь ничего ни у кого просить, чтобы сдвинуться с места, просто нажимаю кнопку указательным пальцем левой руки. Жан собрал все четыре кнопочки вместе, разместив их в виде креста: вперед, назад, направо, налево. В данный момент мне доступны лишь две из них: вперед и назад — направо и налево пока не получается. Рэйбо, с которым, естественно, не преминули проконсультироваться по этому поводу, счел, что наше приобретение может лишь способствовать восстановлению двигательных функций моей руки, и от души пожелал мне упорства в освоении нового кресла. Такое впечатление, будто я стараюсь только для того, чтобы угодить ему! Ну да ладно… Катаюсь взад-вперед по гостиной (Иветта освободила мне достаточно места для этого занятия, расставив всю мебель вдоль стен) и должна вам признаться: после долгих месяцев полной зависимости от окружающих, вновь обретенная способность передвигаться самостоятельно — пусть даже всего на каких-нибудь три метра в пределах гостиной — кажется просто чудом из чудес.
А между тем, пока я тут развлекаюсь со своей новой игрушкой, полицейские проводят эксгумацию трупов погибших мальчишек. В присутствии их родителей — по одному человеку от каждой семьи. От Фанстанов, я полагаю, туда отправился Поль. Да и от прочих семей явились скорее всего отцы умерших. Тесный кружок мужчин — с сухими глазами, с комом в горле — стоят сейчас на холодном ветру и смотрят, как могильщики раскидывают лопатами землю. Паршиво, что ни говори. Иветта утверждает, что сегодня стоит на редкость хорошая погода. Она распахнула окна — оттуда тянет влажной осенней землей. Кажется, я где-то слышала, что люди, вскрывающие гробы, надевают специальные маски — как у хирургов — не столько из-за запаха, сколько из-за ядовитых трупных испарений. Ведь в гробах происходят определенные химические процессы. Иногда некоторые из них даже взрываются. Господи, ну зачем я все время позволяю себе впадать в такого рода мысли! Вперед-назад, назад-вперед; не хочу думать ни о каком кладбище, не хочу воображать себе эти сморщенные, искореженные детские тела; вперед-назад.
— В конце концов вы проделаете посреди гостиной пару хорошеньких бороздок!
Да, моя добрейшая Иветта; вперед, назад — бороздки, траншеи, рвы, могилы… стоп!
Звонит телефон.
— Алло? А, здравствуйте, Катрин. Простите? Нет, нет — ничего страшного, придете завтра; да, понимаю… Ну раз уж вам надо к дантисту… Что?.. Да что вы говорите?.. Но это просто невозможно!.. А вы откуда узнали? А… А он, что он говорит по этому поводу?.. Что? Просто безумие какое-то!.. Но почему?.. И всетаки это недостаточно веская причина… Да, да, понимаю, спасибо, что предупредили; до завтра… Элиза, это просто ужасно: жена Стефана… Она… покончила с собой! Катрин была в больнице как раз в тот момент, когда ее туда привезли…
Что? Да что же это творится?
— Проглотила целую кучу каких-то снотворных; пришла горничная и обнаружила ее лежащей на полу… Она умерла, Элиза!
Умерла? Жена Стефа? Покончила жизнь самоубийством? Но почему, черт возьми?..
— Катрин считает, что все из-за того, что он хотел уйти от нее. Как бы там ни было, но убивать себя только поэтому… И представляете: никто не знает, где он сейчас, его не смогли отыскать… Представляете: его жена умерла, а он даже не знает об этом? Пытались до него дозвониться — у него телефон есть в машине, но никто не берет трубку. О-ля-ля, воистину ужасные вещи творятся вокруг нас; представить себе не могу, что такое происходит, знаю только одно: этому конца и края не видно!
Да уж точно! Софи мертва! А я-то всегда считала, что снотворными по-настоящему отравиться невозможно. И где же Стеф? У меня такое чувство, что его в ближайшем времени ждут неприятности, причем довольно крупные. Что же означал его последний телефонный звонок — «враги» и все прочее… Словно он предвидел то, что случится потом… Стеф, которого видят за рулем невесть откуда у него взявшегося белого «ситроена»… Стеф, жена которого умирает так кстати… Стеф, который утверждает, будто влюблен в меня. Тип, способный влюбиться в этакий куль с песком, никак не может быть совершенно нормальным человеком. Опять звонит телефон. Так и есть: не будет этому цирку ни конца, ни края.
— Алло? Здравствуйте, Элен… Да, я уже слышала; Катрин мне все рассказала; ужас какой-то… Что вы говорите?.. Но я не понимаю, почему… Ах да, конечно… А сами-то вы как?.. Да, представляю себе… Но вы прекрасно знаете, что всегда можете зайти к нам, когда чувствуете себя одиноко… Так что заходите на чашечку кофе… Договорились, до встречи. Это Элен. К ней заходил инспектор Гассен. Спрашивал, не знает ли она, где Стефан. Они разыскивают его. Она сказала, что понятия не имеет — наверняка на какой-нибудь из своих строительных площадок. Похоже, она в сильной депрессии: они были довольно близкими подругами с бедняжкой Софи, и узнать такое, да еще именно сегодня утром… Поль — на эксгумации, Виржини — в школе; Элен сидит сейчас дома совершенно одна, поэтому я предложила ей зайти к нам на чашечку кофе. Она согласилась — на работу ей сегодня не нужно. Все это и в самом деле отвратительно!
Звонок в дверь.
— Ну и дела… Кому теперь мы понадобились?
Иветта идет открывать.
— А! Здравствуйте, инспектор; заходите. Его здесь нет!
— Новости, как я вижу, распространяются со скоростью света. Простите меня… Здравствуйте, мадам.
Это, вне всяких сомнений, адресовано мне. Я приподнимаю палец.
— Значит, вам уже известно, что мадам Мигуэн скончалась?
— Да, мы только что узнали об этом от Катрин Римье, массажистки Элизы.
— В настоящий момент мы разыскиваем месье Мигуэна. Вы случайно не знаете, где его можно найти?
— Месье Мигуэн не имеет привычки ставить нас в известность о своих планах на день: это всего лишь обычное знакомство…
— Знаю; но мне необходимо опросить всех на этот счет.
— В любом случае, рано или поздно, он вернется домой. Зачем же брать на себя заведомо лишние хлопоты, разыскивая его?
— Простите, что побеспокоил вас по такому ничтожному поводу… До свидания, мадам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39