Сантехника, ценник необыкновенный 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Только там!
Удивительно! Она была красивая и совсем не как мальчишка, гранату на уроке физкультуры бросала, как бросают букет с цветами со сцены в зрительный зал.
Уже два месяца прошло, как ее нет, а я бесконечно о ней думаю. Ищу объяснений, которых нет, ищу логики, которой не может быть...
Умер Брежнев. Траурный митинг в школе. Стоит физрук и рассказывает анекдоты:
- Пасха. Леонид Ильич приехал в Кремль. Его встречает первый член Политбюро: "Христос воскрес, Леонид Ильич!" Второй член Политбюро: "Христос воскрес, Леонид Ильич!" Брежнев в ответ: "Спасибо. Мне уже доложили".
Мальчишки хохотали и плевались. А она задыхалась от слез:
- Как они могут! Он же умер!
Ее что-то всегда останавливало перед любой смертью.
Вот этот случай еще надо рассказать. Обязательно! Мы возвращаемся из школы, на всю дорогу молчит, что на нее совершенно не похоже, она говорунья. Домой ей не хочется, и мы кружим по скверу, наверное, часа полтора.
- Ты знаешь, моя мама - убийца, - наконец вырвалось у нее, оказывается, Олежка (это ее маленький брат) случайно родился. Она хотела его убить, это у взрослых называется "аборт", а врачи ей не дали.
Не успеваю ничего ответить, она торопится-торопится выговориться.
- Я слышала, как они с папой ругались. Она недавно опять кого-то убила. Может, еще одного моего братика или сестричку. Ты себе воображаешь - убить Олежку!!!
Начинаю сейчас подозревать, что ее необычайно волновала тема смерти, она боялась смерти. А что, если учиться в мединститут она пошла из-за бунта против самой себя, своего страха? Это ее поступок. Когда кто-то из мальчишек ей небрежно бросил: "Ты крови боишься!", она на другой день принесла в школу нож и при всех полоснула им себя по руке. Пошла кровь, она смотрела на нее, пока кто-то из девочек не заплакал.
Она мне не снится... Это мучает... Вдруг обиделась? Мой муж... Его она никогда не любила... Но он ее любит, я всегда знала, что он ее любит...
У нее были свои отношения с реальностью. Вот тут еще одна разгадка, я так думаю.
- Лучше всего путешествовать мыслью, - убеждала она меня. - Когда я приезжаю туда, на то место, где уже была в мечтах, в фантазиях, мне не так интересно, как интересно в мыслях, в ожиданиях.
Свой дом, а по ее словам, у нее будет единственный муж и двое детей мальчик и девочка, она воображала так:
- Из мебели - одни книжные шкафы, из остального книги - и больше ничего.
Книги для нее были второй реальностью, и она жила, осуществлялась именно в ней. Последний школьный звонок. Выпускной вечер. На ней - белое платье, на такая красивая! Он танцевал только с ней... Они кружились... Я это запомнила... Удивительно! У меня уже были мальчики, но другие, я о нем никогда не думала... Она первая сказала:
- Вы были бы счастливой парой. А мне надо, чтобы каждый день как после дождя... Чисто и наново...
Ей хотелось чудес, она жаждала чудес: вот она куда-то пойдет, зазвонит телефон, принесут письмо - и что-то произойдет неожиданное. Чей-то голос. И кто-то ее найдет. У нас была своя школьная компания, все держалось на ней. Она притягивала, соединяла нас своей фантазией, это было столько красок, такая живопись. Поток! Убедила меня поступить в консерваторию, стать скрипачкой:
- Тоненькая, в черном длинном платье будешь стоять на сцене...
Так мы себе представляли жизнь...
Первый год Инга в мединститут не поступила, пошла работать санитаркой в больницу:
- Мне нравится принести больным свежее белье, кормить с ложечки. Я их всех люблю! Окончу институт и уеду в дикую глубинку, где буду лечить все от кашля и бородавок до рака.
Она приучала себя к боли, к страданиям, да, приучала, потому что не выдерживала, не переносила вида мучений. Вдруг всплывает в памяти, как мы выходим после загородной прогулки из электрички: в руках - задохнувшиеся в жаре и толкотне бессильно синие васильки, а в банке из-под сока остекленевший майский жук. И ее слова:
- Мы их убили...
У нее отсутствовал инстинкт самосохранения, защита от боли. Дети сожгли во дворе кошку, на проволоке болтался маленький обгоревший скелет, как детский, - она там - увидеть! На улице авария, крик, толпа, она там увидеть! Я ее оттаскивала:
- Пойдем, ну не надо. Я не хочу!
Она как вкопанная стоит, глаза сужены. Она толкала туда себя, заталкивала, чтобы стать сильной, выковать непробиваемый панцирь, соорудить прибежище из фантазии и мыслей, что когда-нибудь научится спасать, помогать. Наивно пыталась постигнуть то, что никто еще не постиг: почему человек должен так мучиться? Даже ребенок. У него ведь еще никаких грехов, никакой вины, пусть бы умер, как уснул. А он кричит, словно звереныш... Ему так больно... За что?
Так бояться боли и выбрать этот страшный способ?! Повеситься... На глазах своего ребенка...
Я бесконечно о ней думаю... на была самая лучшая из нас. Как мы мечтали!!
- Инга, когда ты поверишь. что тебя любят?
- Когда меня возьмут на руки и пронесут через весь город!
Его звали Слава. Большой, сильный. Он нес ее через весь город. Привозил с юга первую сирень, когда у нас еще снег лежал в парках. Писал письма на бересте и присылал их в больших картонных коробках от кукол. Красиво... Празднично... Как в саду... Как она хотела... Сидеть в белом платье... И стол накрыт белой скатертью... Они поженились: ему - двадцать пять, ей девятнадцать. Она первая из нашего класса вышла замуж. Все девочки ей завидовали. Еще до свадьбы мы были с ней на ипподроме, смотрели скачки, и в какой-то момент у нее вырвалось:
- Я хочу жить с таким напором, как они скачут! Иначе ничего не почувствуешь!
Все у нее было с восклицательным знаком: не люблю, а очень люблю, не просто хороший человек, а очень хороший человек, не просто любимый, а очень любимый. Очень-очень-очень!!!
Я помню ее счастливой:
- Утром из ванной иду на кухню. Обернулась - он целовал мои следы. Люблю его! Очень-очень-очень!!! Он большой, сильный ребенок. Все время хочу улыбаться.
Скоро у нее родился Середка.
- Как ты? - звоню ей.
- Очень-очень-очень!!! Теперь у меня - два ребенка: один большой, второй - маленький. Ревнуют друг к другу. Человек живет на земле для неба вот что я с ними чувствую, вот как я с ними живу!!!
Любила ли она? Вот этого я не знаю. У нее все по-другому. Если она любила, то кого? Того, кто был рядом, или его же придуманного? Боюсь, что она любила идеал, вымысел. Иначе у нее не получалось. А он? Он засыпал у телевизора, потому что днем учился на пятом курсе мединститута, а ночью подрабатывал на "скорой помощи". В воскресенье ему не хотелось никуда выходить из дома, а ей металось до утра бродить по городу, всю ночь разговаривать, пригласить друзей, чтобы всем было хорошо, радостно. Плескаться в счастье.
Она:
- Я хочу, чтобы каждый день как после дождя... Чисто, наново...
Он:
- Я ее не понимаю, то улыбнется, обнимет, и тут же: "Уходи! Я тебя никогда не любила!" Соберу чемодан. Не пускает: "Любимый, единственный". На коленях стоит... А назавтра все сначала. Фантазерки... Они опасные... Схватят и держат: ты - не такой, не такой! Задушат... И сами невинны, как дети.
В друг оказалось, что они совсем разные, смешно, но даже в этом: он сова, она - жаворонок. Пойдут в кино - и там рассорятся.
Он:
- Сумасшедшая! На экране кто-то кого-то убил или разлюбил - она плачет. Взахлеб плачет. На нас оборачиваются, мне стыдно.
Она:
- После фильма мы вышли на улицу, лил дождь. Я сняла туфли и пошла босиком... По лужам... Было так хорошо, что никто не нужен...
Кончилось тем, что он уехал в другой город. Насовсем. Женился на ее подруге - тихой, серенькой. маленький Сережка спал теперь с мамой, по утрам целовал ее заплаканное лицо, утешал:
- Мамуленька, не плачь. Я вырасту и женюсь на тебе.
Она металась, она всю жизнь металась между реальностью и придуманным. Хотела, чтобы ее кто-то любил, нуждался в ней, "как в хлебе, как в воде". Желала любви так сильно, страстно, что придумывала ее, бросалась к людям, как прыгают с высоты, распластывалась. В каждом из нас есть сосуд любви, если он не заполнится в детстве, то всю жизнь будешь мучиться от жажды и неутоления. И не спастись, не уберечься. В ее сосуде было только на донышке... Бабушкино...
Ну как же? Как же название этого фильма? Там главная героиня - старая большевичка. Ее навещает по воскресным дням сын, и она задает ему вопросы, как к стенке ставит:
- Почему аэропланы сегодня не летают?
Сын объясняет: мол, погода нелетная.
- Безобразие! Куда смотрит наше министерство авиации?
Заканчивается их встреча всегда так:
- А где ваши голубые горда? - говорит она. - Почему вы не продолжаете то, что мы начали? Мы же расчистили вам дорогу...
Из этой породы - мама Инги, ее любимое слово "блажь", а блажь все, что не касается дела, цели. Вместо диалога всегда монолог:
- У человека должна быть цель. Большая цель. Только лопух живет для себя, а человек живет для других Я не понимаю вас, что это значит: "Я хочу просто жить", "Я хочу просто любить"... Вы уходите от жизненной борьбы, вы сдаете позиции. В мое время был спор физиков и лириков, я выбрала физиков. Мир принадлежит реалистам а не мечтателям. Надо дело делать, все остальное блажь!
Сильная, красивая женщина. Я не помню, чтобы она плакала или о чем-нибудь просила, нет - только воля и приказ. На улице такую встретишь оглянешься. Ее всегда сажали в президиумы, выбирали депутатом, делегатом. Муж рядом с ней казался маленьким, незначительным. Таки он был.
После смерти бабушки Инга (это было при мне) спросила мать:
- Что такое смерть?
- Это когда тебя не будет, как бабушки.
- Я никогда не умру!
- Почему ты так думаешь? Просто ты еще маленькая...
- Я никогда не хочу умирать!!
- Как это ты не умрешь? Все умирают. Даже Ленин умер!
Они непонятны нам, наши родители, но они об этом никогда не задумывались. У них не хватало на нас времени, потому как они победили, восстановили... Строили, жертвовали... Ради нас! Ради нашего будущего! Где оно то, о чем они твердили нам с детства, та счастливая жизнь, которая называлась будущим? Поглядите в окно: серые дома из дешевой панели, плохие дороги, некрасивые машины, усталые, изношенные люди. А они все время куда-то бежали, торопились, не успевали и отмахивались от нас: некогда, некогда!! Где следы их жизни, прожитое ими время, куда оно протекло? Они уверены, что жили для нас. Как им сказать, что они никогда нам не принадлежали?
...В тот день... За печальным столом... Мы боялись поднять глаза друг на друга... Все друзья Инги, которые собрались, нас было много... Мы не могли уйти из ее дома, мы говорили до утра, помню отрывки наших разговоров:
- Три дня тому назад она позвонила мне: "Хожу по городу и прошу: "Господи, сделай так, чтобы меня убило машиной!" Но ты слышишь: Бога нет..."
- Когда у нас были практические в морге, ее тошнило. "Ну, это ничего, уверяла она нас поначалу, - к пятому курсу привыкну. Как вы, буду булочки есть". На самом деле - когда голодные, тут труп лежит,. а рядом наши портфели с бутербродами и конспектами. То, что на столе под белой простыней, для нас уже ничего общего с человеком не имеет, это уже неживое, как глобус. Жизнь перелилась в нежизнь без имени. Но Инга однажды спросила: "Может быть, этого звали Сережей... А ее - Анной..." После этих слов как взять в руки скальпель? Она помнила, не могла забыть никого, их лица, особенно детские...
- И в отместку себе пошла в патологоанатомы... В судебную экспертизу... Она слишком натянула свою струну...
Что заставляет не исчезать, цепляться за жизнь ту же бактерию или человека, независимо от уровня сознания? Какая-то неизвестная химическая или космическая пружина. Сломалась - и все. Как сломалась эта пружина у раненого князя Болконского... Толстой писал... Догадался... Помните? Весы качнулись... И он отказался жить, не захотел, а сколько биологических, физических сил в организме, на какой срок - то уже значения не имеет. Я смотрю на ее фотографию... "Когда человек умирает, изменяются его портреты..." Она смеется... Но уже такое чувство, что - как за стеклом... Не идет энергия, меньше света... Мы сидим на траве под яблоней... Это было всего год назад... У меня тогда только родилась дочка, мы жили с мужем на квартире на окраине города в частном доме с садом. Она мчалась ко мне через весь город - покупать ребенка, пеленать, притащить веселую игрушку. Она безустанно строила мир, в котором ее все любили, не могли бы обойтись без нее, а любили ее только дети.
Я слышала как она разговаривала со своим маленьким Сережкой, ему было четыре года.
- Мама, - признался Сережка, - я боюсь темноты.
- Почему?
- В темноте маленькие злые человечки... Под диваном...
- Откуда они взялись?
- А люди как рождаются? Отчего?
- О любви...
- Мама, а эти от грустности...
В другой раз он влетел в комнату, где мы сидели:
- Мама, тучки на коленках в форточку ползут!
Они жили на девятом этаже, тучи у них ближе...
Со мной что-то случилось, когда я родила, словно меня втянуло, закрутило вихрем в огромные двери другой жизни и я растворилась там. Я не спала ночами - девочка болела. У меня доставало сил лишь накормить, постирать, уложить ее опять, иногда поиграть и всегда - что-нибудь спеть. Перестала слышать и понимать все, кроме ее крохотного существования: спит, плачет, хочет есть, начала улыбаться. Меня будто не было...
Инга приходила, но уже редко. Выговаривалась:
- Отчего-то тоска напала. Скучно. Пусть бы кто-то пришел и просидел рядом всю ночь, держа за руку...
В другой раз забежала восторженнная:
- Я встретила друга. Он - архитектор, строит красивые дома. Умный, веселый. Мне с ним хорошо и легко.
Потом они пришли вдвоем, и я была поражена, насколько нарисованный ею портрет не совпадал с реальностью. Нервный, злой, обиженный на весь мир. А где же от веселый, умный?
Она боялась ого дня, когда ей исполнится двадцать пять лет, как будто черту себе провела. До этой черты еще можно чего-то ждать - необычного, исключительного, а за ней - уже чужая территория, с чужими законами, обыденными и неподвижными, которых она не принимала. По-моему, за этой чертой ее настигла реальность.
Последний ее телефонный звонок:
- Я решила бросить мединститут...
- С ума сошла! Пятый курс...
- Ты как моя мама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23


А-П

П-Я