На пару с верным телохранителем Димой они тронулись в направлении двери, я взяла Катьку за руку и попыталась увлечь ее следом.
– Не пойду! – топнула ногой дочь. – Вначале в «Баскин Роббинс»!
Я знала, насколько упрямой может быть Катька, правда, со мной она таких концертов себе не позволяет. Вернее… Мои дети всегда требуют подробных объяснений всех моих действий и всего того, что я хочу от них. Если мне удается им объяснить, что и почему нужно сделать (а это иногда бывает ох какой нелегкой задачей!), они все выполняют беспрекословно и быстро. Но на объяснения может уйти не один день…
А тут, если еще приплюсовать отрицательный настрой против папы… Нежелание находиться в городе, когда брат купается в заливе вместе с дедушками… Полное непонимание необходимости сдавать кровь…
Признаться, я подумала, что сегодня нам не удастся затащить Катьку в лабораторию даже силой.
Но Лешка считал иначе: он ведь совершенно не знал свою дочь.
Бывший завопил, что еще усилило Катькин дух противоречия. Теперь отец с дочерью общались друг с другом на повышенных тонах, причем пытались подключить и меня. Фразы обоих начинались со слов «Скажи ей» или «Скажи этому». Я пыталась их как-то примирить, потому что вокруг нас уже начинала собираться толпа любопытных. Телохранитель слушал молча. Я же поняла, что Катька очень похожа на Лешку не только внешне.
Это осознала и часть зевак, включая двух теток, с самого начала нашей семейной сцены стоявших напротив входа. Тетка в белом халате, наверняка догадавшись, зачем мы всей семьей прибыли к лаборатории соответствующего назначения, обратилась прямо к Лешке, заметив, что он в самом деле зря теряет время: девочка его дочь. В этом нет сомнения даже у тех, кто их обоих никогда раньше не видел. Тетка обратилась за поддержкой к толпе и ее получила.
Лешка для разнообразия заткнулся, потом извлек из кармана калькулятор и спросил у Катьки, сколько ей лет. Этого не могла стерпеть уже я и высказала бывшему кое-что из того, что про него думаю.
– Не заводись, – спокойно ответил Лешка, что-то усиленно подсчитывая, потом, явно удовлетворенный подсчетами, повернулся к Диме и сказал: – Поехали отсюда. Я все понял.
Дима молча кивнул, щелкнул пультом сигнализации, «Мерседес» квакнул, и Дима распахнул перед шефом переднюю дверцу.
В эту секунду Катька от меня вырвалась, в мгновение ока домчалась до «Мерседеса» и плюхнулась на переднее место пассажира, во всеуслышание объявив, что хочет покататься на папиной машине с кондиционером, потому что у мамы его нет. Лешка протянул руку в салон, чтобы вытащить Катьку за шкирятник, но она уже перебралась на заднее сиденье, просочившись между двумя передними, и показывала Лешке язык, прижавшись лицом к тонированному стеклу.
Толпа зевак наблюдала за разворачивавшейся драмой. Или комедией.
Леша рванул заднюю дверцу на себя, но Катька уже вылезла с другой стороны и опять показывала отцу язык и «носик».
– Я знаешь что сейчас с тобой сделаю?! – взревел Лешка и бросился вокруг машины за Катькой.
Но не тут-то было. Дочь ворвалась в толпу зевак, которые явно были на ее стороне, помелькала там и понеслась в лабораторию, дверь в которую была не заперта. Лешка помчался за ней. Дима нажал на пульт сигнализации, закрывая «Мерседес», и тоже бросился в погоню. Конечно, надо защищать шефа от десятилетней дочери! Мало ли что сделает со священной коровой, то есть быком. Мне ничего не оставалось, как рвануть следом. Катьку следовало спасать, а то еще Лешка ее изувечит со злости.
Судя по слоновьему топоту, они были уже на втором этаже, взлетели по лестнице. Я понеслась туда же, в дальнейшем ориентируясь по крикам людей, которых сбивали с ног или в которых просто врезались. Впереди я иногда видела мелькавшую Димину спину, Лешку с Катькой мне было не догнать. Признаться, я быстро выдохлась и решила, что когда-нибудь они все набегаются и приступят к обсуждению спорных вопросов, не производя перемещений с места на место.
Я перешла на шаг, затем вышла на одну из лестниц (параллельную той, что располагалась напротив входа в здание), поняла, что нахожусь то ли на третьем, то ли четвертом этаже, и решила спускаться на первый.
Оказалось, что я все-таки на четвертом. Эта лестница была узкой и особой популярностью не пользовалась. По крайней мере, мне по пути попался только один медик (не знаю уж, врач, санитар или кто-то еще) в расстегнутом белом халате, из-под которого виднелись поношенные джинсы и черная футболка. Я обратила внимание на кровь на его правой руке, которую он как раз вытирал о черную футболку, поднимаясь навстречу мне по лестнице. На безымянном пальце мелькнул перстень-печатка. Признаться, не видела раньше, чтобы врачи на работу ходили с чем-то, кроме обручальных колец.
Мы встретились в пролете между третьим и вторым этажами. Он, как я успела заметить, вышел со второго.
– Девушка, посторонним вход воспрещен, – улыбнулся мне парень (ему было на вид лет двадцать пять). – Давайте-ка назад. Здесь только служебные помещения. Если туалет ищете, то на третий этаж, в конце коридора, направо.
– Мне нужен выход, – сказала я.
– Здесь закрыто. Спуститесь по другой лестнице. Но все равно идите через третий.
Не обращая на меня больше никакого внимания, парень сам проследовал на третий этаж и скрылся там. Он пошел от лестницы направо.
Я застыла на перепутье.
Потом подумала: а в самом деле, куда я попаду? Мне нужно к выходу, к которому, я надеялась, Катька или прибежит сама, или ее приведут. Дочь вполне может считать, что я осталась у нашей машины ждать ее возвращения. Я ведь им с сыном всегда говорю: если потеряемся в магазине, ждите меня у выхода. Они уже терялись – и мы успешно встречались на оговоренном месте.
В общем, я решила не исследовать медицинское учреждение, а отправилась на третий этаж, где было относительно свободно от посетителей, спросила указания у какой-то тетеньки в белом халате, она направила меня куда следует, и я вскоре оказалась на той лестнице, с которой начинала свое движение вверх. По ней как раз поднималась женщина в белом халате, разговаривавшая с подругой перед входом в здание.
– Ой, а я вас ищу! – воскликнула она при виде меня. – Ваша доченька уже на улице стоит. Вот и славненько, что вы сами идете. Девочка ваша так и сказала: мы с мамой всегда на выходе встречаемся.
Женщина немного помолчала и добавила:
– Молодец ваша девочка. Так и надо с этими папашами разговаривать. Алименты небось негодяй не хочет платить? Много тут таких. На «Мерседесах» приезжают, а на ребенка рубля лишнего жалко. Да хоть бы и не свой был? Что, убудет с такого, что ли? Или это его новая жена против? – Тетка посмотрела на меня вопросительно.
– Он живет с мамой, – сказала я ничего не выражающим тоном.
– Понятно, – многозначительно произнесла собеседница. – Знаем мы таких.
Далее последовало воспоминание о случаях, когда свекрови считали, что невестки родили не их внуков, а нагуляли младенцев неизвестно от кого.
Мне не очень хотелось ее слушать, и я, легонько подхватив тетку под локоток, повернула ее в направлении входной двери. Собеседница продолжала развлекать меня рассказами о негодяйках-свекровях и негодниках-мужьях, а также вспомнила случай, когда отцом ребенка оказался свекор, но мы все-таки довольно быстро достигли цели и выбрались на солнечный свет. Катька прыгала у нашего «Запорожца». Кто-то уже угостил ее вафлей, которую она успешно поедала.
– Ой, мама! – воскликнула Катька. – А эти все бегают!
И она кивнула на сиротливо стоявший «Мерседес». Из зевак осталось человек пять, которым явно было некуда спешить. Они с большим интересом выслушали историю нашей семьи в Катькиной интерпретации.
При моем появлении последовали реплики: «Да, эти бизнесмены все такие», «Бросают первые семьи и живут или с проститутками, или с моделями, что, в общем, одно и то же», «Деньги им девать некуда, а на ребенка жалко».
Тут Катька объявила, что хочет пить, и какая-то тетка извлекла из сумки наполовину опорожненную пластиковую пол-литровую бутылку воды и напоила мою дочь. Судя по выражению Катькиного лица, она считала, что не зря съездила в город. Будет что рассказать Витьке и дедушкам.
А я решила, что нам с ней следует смотаться, пока не объявились папа с дядей Димой и не начался еще один скандал или гонки с препятствиями.
Я подошла к «Запорожцу», открыла дверцу, откинула переднее место пассажира, чтобы Катька пролезла назад, но больше ничего сделать не успела.
Из здания, которое мы недавно покинули, раздался истошный женский крик. Шел он из какого-то помещения, находящегося левее, если смотреть на окна из моей машины. Поскольку в каждой комнате были отрыты форточки или целые створки, крик прекрасно слышался на улице.
Зеваки, работница медицинского учреждения и я застыли на месте. Катька тут же выбралась наружу.
– А чего это тетя так кричит? – спросила дочь, дергая меня за руку.
У меня же в душе зародилось какое-то нехорошее предчувствие…
Зеваки с теткой в белом халате стали обсуждать, что могло произойти. Тетка опять села на своего любимого конька и рассказывала, что наслушалась уже всяких воплей: матери говорят, что никогда не изменяли своим мужьям, мужья приходят в ужас, узнав, что им изменили с лучшим другом, ну и так далее.
Затем из здания вылетел Дима с выпученными глазами, не обращая внимания ни на кого из нас, стал рвать дверь «Мерседеса» на себя, совсем забыв нажать на брелок, потом вспомнил, выматерился так, что я закрыла ребенку уши, щелкнул пультом, дверцу разблокировал, открыл, извлек на свет божий сотовый, почему-то оставленный в машине, и стал звонить в «Скорую», а затем каким-то своим знакомым, ни про кого из которых я, естественно, никогда не слышала.
Зеваки с теткой в белом халате замолкли и внимали с открытыми ртами. А из здания уже валил народ, быстро рассасываясь в разные стороны.
Димин взгляд упал на нас с Катькой.
– Сука! Убить тебя мало! – прошипел он, правда, я не поняла, к кому именно он обращался.
Первой приехала не «Скорая» и не друганы-товарищи, а милиция, которая быстро взяла дело в свои руки. Милиции вообще понаехало видимо-невидимо, потом стали активно подтягиваться вызванные товарищи и заполнили все прилегающие к лаборатории улицы своими навороченными машинами. Вообще-то я не совсем понимала, зачем вызывать «Скорую» в медицинское учреждение… Хотя потом поняла: приехала реанимационная бригада, которая через пару минут вынесла на носилках Лешку.
Я тут же рванула к нему на пару с Катькой, вцепившейся мне в руку.
– Гражданочка, гражданочка, вы куда?! – возопил молоденький сержант, пытаясь меня сдержать.
– Это папа! – сообщила ему Катька истеричным тоном, с ужасом глядя на вздымающийся на Лешкиной груди предмет, прикрытый простыней.
Тут подул ветерок, и простыню откинуло в сторону. В такт биения сердца у Лехи в груди колыхался нож.
Радовало одно: Лешка был жив. По крайней мере, пока.

Глава 3

Затем последовала пренеприятнейшая процедура объяснения с органами, которые в первые мгновения были готовы заподозрить и меня, и даже десятилетнюю Катьку во втыкании ножа в бывшего.
Я не позволила допрашивать Катьку отдельно, хотя кто-то из бригады и желал это сделать. Не знаю уж, разрешено такое по закону или нет, но тут я проявила твердость.
Наше любопытство тоже удовлетворили, в особенности после свидетельских показаний кого-то из врачей, прибежавших на вопль медсестры, первой обнаружившей тело в одной из лабораторий.
Лешка смог сказать врачу: «Хаби – гад», после чего потерял сознание.
– Давно следовало ожидать, – кивнул один мужик из прибывшей бригады. – А то уж больно долго затишье длится. Мы уж беспокоиться начали, что нефтяной рынок у нас давно не делили.
Я непонимающе уставилась на говорившего, потом спросила, кто такой Хаби.
– Ваш же муж, кажется, нефтью торгует, не моя жена, – заметил следователь, который задал мне больше всего вопросов. – Неужели не знаете его главного врага и конкурента?
– Он с нами не живет уже двенадцать лет, – встряла Катька.
Опер перевел взгляд на мою дочь, о чем-то задумался, потом глянул в свои бумажки и непонимающе заявил вслух:
– Так тебе же десять.
Ну Катька и ему выдала историю нашей семьи, только с гораздо большим числом подробностей, чем зевакам на улице, и с большим числом комментариев. Я узнавала цитаты из дедушки Вити и дедушки Вовы и не знала, плакать мне, смеяться или просто краснеть. Следователь же слушал с повышенным интересом, что-то записывал, к нам подключились еще двое сотрудников и тоже стали внимательно слушать, наверное, помня о том, что устами младенца глаголет истина. Катька была в ударе. Она вообще любит поболтать на публику (это у нее от бабушки-партработницы), а уж перед мужчинами готова выделываться по полной программе (это у нее от дедушки со стороны отца, тот, правда, выделывался перед женщинами).
Наконец она выдохлась и попросила пить. Ей тут же принесли. Я же устало спросила, будет ли Лешка жить.
– Все зависит от того, что повреждено. Если не умер сразу, шанс есть, и неплохой.
– А почему нож тут не вынули? – поинтересовалась я.
Мне пояснили, что нож в данном случае выполняет функцию тампона и сдерживает кровотечение. Поэтому людей с застрявшим в теле холодным оружием, как правило, пытаются довезти до операционной, его не вынимая.
– А что произошло? – теперь уже я решила задать милиции все интересующие меня вопросы.
– Это мы хотели бы услышать от вас, – ответили мне, после чего нас на пару с Катькой заставили пройти весь наш путь с момента забегания в здание.
Я мгновенно заблудилась, Катька же показала, под какой лестницей ей удалось спрятаться и как она там сидела, пережидая, пока папа с дядей Димой пронесутся мимо, а потом тихонечко выбралась и тем же путем отправилась на улицу, потому что «мы с мамой всегда встречаемся у выхода».
1 2 3 4 5 6 7