В Питере из-за разницы во времени стояла глубокая ночь, но меня это мало беспокоило: дали задание – просыпайтесь.
Я связалась с начальником службы безопасности, сообщила новость. Он тут же сказал, чтобы я на яхту ехала и ни о чем не беспокоилась: его люди последуют за нами и в случае чего прикроют.
Последняя его фраза особенно врезалась мне в память.
– Только не надо никому говорить, что ты Сорокина, – сказал он. – Если будут обращаться, как к Буйновской, не отказывайся.
Только теперь, когда я лежала с закрытыми глазами на этой самой треклятой яхте, до меня полностью дошел ее смысл. Вернее, одновременно всплыли из памяти мелкие детали, на которые я не обращала внимания последние два-три года. Или обращала, но не особенно задумывалась над ними. Это была ловля на живца… Именно для этого меня сюда и послали.
Буйновский задумал выдать меня за свою дочь. Нет, он никогда не говорил этого прямо, но и не возражал, если меня принимали за Ирину. Я часто сопровождала его на всяких мероприятиях после отъезда моей тезки из страны и особо не задумывалась, почему он просит делать это именно меня, считая, что Олег Алексеевич просто мне доверяет. Как-никак я подруга его любимой дочери, работаю у него в компании с самого основания и не собираюсь никуда сваливать. Плюс внешность у меня вполне достойная. И подать себя могу. По-моему, вообще тридцать – тридцать пять – это пик для женщины, если, конечно, не «поплыла» фигура. К этому возрасту в достатке накопился нужный опыт, ты знаешь, как себя преподнести, как выгодно продемонстрировать свои лучшие стороны, как доставить наслаждение мужчине… Правда, Буйновский никогда не проявлял интереса ко мне как к женщине, что меня в принципе радовало. Не люблю смешивать постель и работу.
Я сопровождала его на все встречи с иностранцами (но это было с самого начала моей работы в компании – я возглавляю международный отдел) и воспринимала это как должное и как часть своих обязанностей. Потом пошли мероприятия, на которых присутствовали лишь наши соотечественники. Мои знания здесь не требовались, и частью моих производственных обязанностей появление на этих встречах назвать было сложно – при чем тут международные связи? Но Буйновский просто должен был фигурировать с дамой. И этой дамой была я, хотя трахал он Зойку, ну а до нее еще какую-то модельку. Обо мне Буйновский всегда говорил: «Моя Ира». В особенности в последние два года, когда «его Ира» находилась в США.
Он хотел, чтобы окружающие считали меня его дочерью? Задумал таким образом уберечь настоящую? Он предполагал, что с его детьми может что-то случиться? И решил, что пусть лучше это случится со мной? Решил подставить меня?
Сволочь! Хотя… Его можно понять. И мне ведь в его компании очень хорошо платят… А если я вместо Ирки влипну в какую-то неприятную историю и выпутаюсь из нее, ничем не навредив Буйновскому и подружке, то смогу запросить еще больше. И получу. За информацию о Кате, Зое обещано немало… На образование одного из моих мальчишек как раз хватит. Буйновский – человек деловой. И прекрасно понимает, за что следует платить.
Но сейчас надо сообразить, что же произошло со мной и чего от меня хотят (не Буйновский в данном случае).
Когда мы вчера вечером прибыли на яхту, веселье было в полном разгаре. Ванька в сопровождении какого-то моряка (русского) тут же отделился от нас с Вадимом и отправился на исследование яхты, а мы прошли в салон, где вдоль одной стены стояли столы с выпивкой и закуской. Гремела музыка, свет мигал, то озаряя танцующих всеми цветами радуги, то погружая их во тьму. Специальная установка периодически выпускала дым, как это бывает во время концертов популярных звезд. Все были пьяны – или нанюхались какой-то дряни. Или и то и другое. Дамы оказались юными, ни одной из них я не дала бы больше двадцати трех, джентльмены представляли разные поколения – от сверстников своих спутниц до вполне почтенного возраста, но все одинаково дергались под какую-то дикую музыку, бившую по мозгам. Вероятно, слушать ее можно только под кайфом.
Меня тут же потащили в круг танцевать, я не знала, как из него выбраться. Вокруг извивались мужские и женские тела, кто-то стал оголяться, начисто забыв о стыде. Ближайший ко мне парень издавал непонятные звуки, которые, по-моему, более подошли бы макаке в джунглях, чем человеческой особи. Остекленевшие глаза юной леди смотрели сквозь меня, и от этого взгляда становилось как-то не по себе. Я уже была готова выбираться отсюда, прокладывая себе дорогу руками и ногами, но мне на помощь внезапно пришел мужчина лет пятидесяти, очень ловко меня подхвативший и фактически утащивший из салона на палубу.
Я с наслаждением вдохнула морской воздух и внимательно посмотрела на своего спасителя.
– Вы не вписываетесь в эту компанию, – кивнул он в сторону салона, где продолжала греметь музыка. – Как вы сюда попали?
– Случайно, – призналась я. – И, откровенно говоря, хотела бы яхту покинуть. Вот только нужно найти моего ребенка.
– А, значит, это ваш сын изучает машинное отделение? – усмехнулся мужчина.
Вместо ответа я спросила, не может ли господин проводить меня к ребенку. Он, в свою очередь, предложил зайти к нему в каюту и осушить по бокалу шампанского.
– Мальчик никогда вам не простит, если вы уведете его отсюда, пока он все не облазил. Уж поверьте мне на слово: сам был мальчишкой. А второй возможности у него не будет – ночью мы выходим в море. Пусть посмотрит. Кстати, вы ужинали?
Я покачала головой и поняла, что страшно проголодалась. Я же не успела сходить в ресторан в отеле, а Вадим обещал, что нас накормят.
– Пойдемте, – мужчина взял меня под локоток. – Да не бойтесь вы! – воскликнул он. – Я не собираюсь покушаться на вашу честь, – он хохотнул. – Зачем насиловать не горящую желанием женщину, когда есть столько желающих отдаться добровольно? Вон хотя бы из тех, – он кивнул в сторону салона. – Поужинаем, заберете ребенка и поедете… Хотя… Откровенно говоря, я хотел бы познакомиться с вами поближе.
Я возразила, что он видит меня впервые.
– Ну и что? – удивленно взглянул он на меня. – Когда я заметил вас в центре круга этих придурков… На вашем лице были одновременно написаны отвращение, негодование, иногда мелькала ярость и намерение бороться за свою свободу и победить… Такая гамма чувств одновременно. И вы абсолютно трезвы. И не употребляете наркотиков. Я прав?
– Кто вы? – снова спросила я вместо ответа.
Он посмотрел вдаль, в темноту ночи, на простиравшееся перед нами бескрайнее море, потом повернулся ко мне и сказал:
– Меня зовут Арсений Михайлович.
– Очень приятно, но вы не ответили на мой вопрос.
Арсений Михайлович поинтересовался моим именем, я назвалась просто Ирой, но теперь меня просто разбирало любопытство. Кто этот тип? Какой он, к черту, приятель Вадима? Плейбою от силы двадцать пять, этот же в два раза старше и совсем не производит впечатления легкомысленного человека. И что ему от меня нужно?
Кстати, одет Арсений Михайлович был в смокинг, белоснежную сорочку с «бабочкой», на левом мизинце у него поблескивал крупный бриллиант. На нескольких пальцах были вытатуированы перстни, что свидетельствовало о вполне определенном прошлом. Мужчина источал запах какого-то приятного одеколона (я не смогла определить какого), был трезв, чисто выбрит, говорил грамотно.
– Это ваша яхта? – внезапно ударила мне в голову мысль.
– В некотором роде, – ответил он.
– То есть?
– Вам не кажется, Ира, что вы задаете слишком много вопросов?
Я притихла. Арсений Михайлович повел меня в каюту, расположенную на этой же палубе, только ближе к носу яхты. Откровенно говоря, под этим словом я всегда понимала нечто другое, гораздо меньших размеров, чем судно, на котором я оказалась. По-моему, оно ближе к теплоходу, но, наверное, и яхты бывают разные?
В каюте Арсения Михайловича, состоявшей из двух помещений – как бы гостиной и спальни, – уже был накрыт стол на двоих. Я вопросительно посмотрела на хозяина.
– Я распорядился, как только увидел вас, – заявил он в свое оправдание с легкой улыбкой на губах.
Ох, как мне не понравилась эта любовь с первого взгляда… Хотя лично Арсений Михайлович отрицательных эмоций не вызвал. Но и пылкими чувствами к нему я не воспылала. Возможно, если бы мы встретились при других обстоятельствах, я посмотрела бы на него более доброжелательно, но в те минуты мне хотелось как можно скорее покинуть яхту и снова оказаться в Хуан Долио, а еще лучше – в родном Питере.
Но, кажется, у меня не было выбора, и мы сели за стол. Арсений Михайлович оказался очень интересным собеседником, и я получила удовольствие от общения с ним. Так же, как от предложенных яств.
А потом меня неумолимо потянуло в сон. Глаза просто закрывались. Я отчаянно боролась, но ничего не могла поделать с собой. Я только помнила, что Арсений Михайлович вскочил из-за стола, чтобы меня подхватить.
И вот теперь я проснулась…
* * *
Пожалуй, в каюте я одна. Быстро открыв глаза, я огляделась.
Вчера я была в другой. В этой лишь одно помещение – и две односпальные кровати, вернее, койки. Или как это тут называется? На соседней сегодня ночью кто-то спал – постель была примята, и легкое одеяло небрежно отброшено. Между койками на полу стояли наши с Ванькой сумки…
Я была раздета до нижнего белья. Мое вечернее платье висело на плечиках в закутке у противоположной стены. На рейке там имелось с десяток вешалок, в данный момент пустых, поскольку наши с Ванькой сумки никто не распаковывал.
Я приподнялась и села. Голова не кружилась, но побаливала и была какой-то тяжелой. Меня также слегка подташнивало, но, возможно, это от качки, которую я совершенно не переношу.
Я сделала два шага до иллюминатора.
Мы находились в открытом море. Небо было покрыто облаками, сквозь которые время от времени удавалось пробиться солнечным лучам. По всей вероятности, дул сильный ветер, так как волны поднимались на приличную высоту и довольно ощутимо били о борт.
Интересно, куда это мы направляемся? И где Ванька?!
Но вылетать на палубу в полуголом виде не стоило, требовалось привести себя в порядок. Всегда, даже в самой критической ситуации, следует быть в форме. Я направилась в душ, постояла под струей холодной воды, потом пустила теплую, насухо растерлась, долго расчесывала свои ниспадающие до лопаток волосы, затем вернулась в каюту, нашла у себя в сумке аптечку, растворила таблетку аспирина в стакане воды, любезно оставленной в небольшой канистре, стоявшей на привинченном к полу столике, выпила, подвела глаза, надела бриджи и футболку и отправилась на разведку.
Каюта, слава богу, была не заперта. Да и что ее запирать-то, куда я денусь в открытом море? Я вышла в узкий коридор, по обеим сторонам которого были расположены двери. В дальнем конце его виднелась лестница, к ней я и направилась.
Лестница вела вверх и вниз, из чего я сделала вывод, что нахожусь на одной из средних палуб. Сколько их тут? Я решила идти наверх – поскольку каюта Арсения Михайловича располагалась там, да и салон тоже. Наверное, я скорее смогу обнаружить хозяина (или хозяев) там, а не в машинном отделении, которое, по идее, должно находиться внизу.
По пути мне никто не встретился. Я не слышала ни шагов, ни голосов. Но я же не могу находиться на яхте одна?! Надеюсь, она не идет на автопилоте (или как это тут называется)? Что тогда со мной будет? Управлять судном меня никто не учил, да и желания я такого не испытывала, – с вестибулярным аппаратом у меня не очень, поэтому морские прогулки никогда не были мечтой моей жизни.
На лестнице меня пару раз легонько тряхнуло, но, поскольку она была узкой и я могла держаться за перила обеими руками, то устояла и вскоре оказалась в неком подобии коридора, крытого сверху и имеющего выход на палубу, до которого оставалось метров двадцать.
Верхняя половина стены, отделявшей коридор от моря, была стеклянной, и я еще раз убедилась, что мы находимся вдали от берегов. Теперь я смотрела в другую сторону – противоположную той, куда открывался мой иллюминатор.
Именно с этой стороны мы вчера поднимались на борт, но тогда яхта светилась огнями, а эта часть палубы была погружена во тьму. Посмотрим, что тут есть.
Держась за стеночку, я отправилась дальше, дергая каждую попадавшуюся по правой стороне дверь. Все были заперты. Прогулявшись до выхода из коридора, я решила идти обратно – появляться на открытой палубе не было никакого желания. Я боялась свалиться в море. И кто будет меня спасать? Людей я по-прежнему не видела и не слышала. Коридор вывел меня к небольшому бассейну, площадью примерно пять на пять метров.
В этой части яхты я вчера не была. Значит, следовало каким-то образом добраться до той, где находятся апартаменты Арсения Михайловича. Но каким образом? Через открытую палубу исключается – я боюсь выпасть за борт, значит, надо попробовать спуститься по лестнице вниз. А там будет видно.
Я двинулась обратно тем же путем.
Качать стало сильнее, и я чуть не свалилась, с трудом удержавшись за перила. Голова продолжала болеть, правда, после того как я вдохнула морского воздуха, мне стало легче, да и аспирин, пожалуй, уже начал действовать. Может, по пути еще разок заглянуть в каюту и принять вторую таблетку? «Нет, еще успею», – решила я и продолжила путь вниз по лестнице.
Преодолев один пролет, я оказалась в очередном коридоре с дверьми по обеим сторонам. Ну что ж, надо попробовать их все. Кстати, именно в своем коридоре я ни одну не дернула. Ладно, потом вернусь. Раз уж я здесь, начнем с этих.
Все двери оказались запертыми.
Вернувшись к лестнице, я, откровенно говоря, слегка запаниковала. Ситуация с каждой минутой начинала мне нравиться все меньше и меньше. А что, если я в самом деле одна на борту? Я же совершенно не представляю, что делать! А если эта яхта напорется на какой-то риф?! Я утону!
1 2 3 4 5 6