Или не вспомню.
Где-то в глубине квартиры готовили залп орудий левого борта. Противник уже выстрелил, но не попал. Послышались и другие голоса. Мужские и женские. На полу у стены заворочались.
– Что за гомики? – буркнула я себе под нос.
– Мы не гомики, – ответили мне с акцентом. – Мы – безработные финские алкоголики.
– Что?!
Мне стало страшно. Куда я попала?!
Один из мужиков сел, второй, с облеванной футболкой, продолжал спать, даже отвернулся к стене. У сидевшего была помятая, довольно испитая физиономия. Если бы этот мужик не пил, то, думаю, был бы очень симпатичным.
– Вы кто? – спросила я.
– Хювя хуомэнта! – прозвучало в ответ.
– Ну и имечко, – буркнула я себе под нос.
– Меня зовут Лассе, – сказал мужик по-русски. – «Хювя хуомэнта» – это «доброе утро» по-фински. А мы вчера… не знакомились?
Я покачала головой, судорожно соображая. Кто был вчерашний парень? Может, он – сутенер?! И привез меня к каким-то финнам?! Вот вляпалась… Никогда больше не буду садиться в машины к незнакомым мужчинам! Какая же я дура! Как я могла согласиться поехать к незнакомому мужику?!
– Где тут можно попить? – спросил безработный финский алкоголик.
Я пожала плечами, потом вспомнила, что не одета, натянула одеяло повыше и бросила взгляд на свою одежду на стуле. Мужик за моим взглядом проследил и объявил, что пойдет на разведку, а мне предложил пока одеваться. Как женщина, я его явно не заинтересовала. Неужели я так плохо выгляжу? Или опохмелиться хотелось сильнее? Пожалуй, алкаш безобидный. Но все равно нужно побыстрее делать ноги.
Так, он не знает, где здесь можно попить… Значит, он здесь не живет?!
– Лассе! – крикнула я в широкую спину. Этому мужику бы лес рубить, а он не работает и пьет.
Он повернулся.
– Залп!!! – проорали где-то внутри квартиры.
– Где мы? – одновременно спросили мы с Лассе друг у друга, замерли на мгновение, потом рассмеялись. Улыбка удивительно преобразила лицо финна. Оно стало добродушным и каким-то беззащитным.
«А он очень даже ничего», – пронеслась мысль, но я себя тут же одернула. Хватит мне вчерашнего.
– Ты… э-э-э… русская проститутка?
«Боже, как же я выгляжу, если меня принимают за шлюху?!»
– Нет, я учительница английского языка, – вздохнула я.
– Тогда что ты здесь делаешь? – искренне удивился Лассе.
– Не знаю, – вздохнула я.
Тут в дверь постучали и, не дожидаясь нашего ответа, ее открыли, и в комнату просунулась голова.
– Проснулись? – спросила голова.
– Заходи, – Лассе резко распахнул дверь, и нашему взору представился невысокий мужик в рабочем синем комбинезоне с круглым, как блин, лицом. – Где тут пить?
– Крокодил! – заорал мужик в рабочем комбинезоне. – Люди пить хотят. Тащи сюда! – Потом он повернулся ко мне: – Вам чего?
– Сока или воды.
Мужик повернулся к Лассе и вопросительно посмотрел на финна.
– Антакаа минулле, олкаа хювя олутта.[1]
– Чего?! – завопил круглолицый. – Ты же вроде бы только что по-русски лопотал! По-нашему давай!
– Пива. Если нет – воды, – сказал Лассе по-русски.
– Соку и пива, – крикнул мужик в рабочем комбинезоне.
– Заряжай! – крикнули из другого конца квартиры.
– Это кто? – робко поинтересовалась я.
– Понятия не имею, – признался круглолицый мужик. – Вы случайно не хозяйка?
Я покачала головой и спросила у мужика, кто он.
– Аварийка. Нас на протечку вызвали. Но ничего не течет, и дверь закрылась! Вы не знаете, как отсюда выйти?
В дверях появился высокий молодой парень в таком же комбинезоне, как у круглолицего крепыша, вручил Лассе банку пива (финского!), приблизился к кровати и вручил мне стакан апельсинового сока.
– Китос,[2] – поблагодарил Лассе длинного.
– Они что-нибудь знают? – спросил длинный у крепыша, кивая на нас.
– Похоже, что нет.
– В чем дело? – спросил Лассе, отрываясь от банки.
– Давайте приводите себя в порядок, потом все поговорим.
– А… здесь много народа? – спросила я.
– Полно. Кто проснулся – не представляют, как сюда попали. Но проснулись не все.
Судя по выражениям лиц крепыша и длинного, они верили, что хотя бы кто-то из оказавшихся в квартире знает, как сюда попал.
И, значит, кто-то не знает, как выбраться!
* * *
Лассе вышел из комнаты, я быстро оделась, достала из сумочки зеркальце, пришла в ужас и решила срочно бежать в ванную.
С финном мы столкнулись у туалета. У Лассе, выходящего из-за двери с писающим мальчиком, было странное выражение лица.
– Что-нибудь не так? – обеспокоенно спросила я.
– Э-э-э… я никогда не бывал в квартирах русских… Только где проститутки… У вас так принято, да? – он кивнул назад, потом распахнул передо мной дверь.
В первое мгновение я не поняла, о чем речь. Меня просветил появившийся из-за спины Крокодил. Сантехник заявил, что они впервые столкнулись с подобным, хотя за годы работы посетили в Питере немало квартир.
«Слава богу, мы все-таки в Питере», – порадовалась я.
В туалете отсутствовала туалетная бумага. На стеночке справа от унитаза висели восемь полотенец на пластмассовых крючочках разного цвета. В правом углу в специальной небольшой раковине лежал душ на длинном шланге. Над раковиной было два крана.
– Может, у депутатов так принято, – пожал плечами Крокодил.
– А при чем здесь депутаты? – не поняла я.
– Это квартира депутата Верещагина, – пояснил снова появившийся крепыш.
И тут я поняла, кого мне напоминал мужик на картине… И как это я его сразу не узнала? Его же рожа не вылезает из телевизора! Правда, в телевизоре он обычно в современном костюме, а не камзоле века этак восемнадцатого…
Ванна поразила своими размерами. Судя по пульту управления сбоку (или как он там называется), я поняла, что это джакузи. Никогда в жизни не видела джакузи в квартире, только в витрине магазина, мимо которого проходила, не заглядывая внутрь. Не по моим деньгам и не для моей квартиры.
Мне очень хотелось сунуть голову под холодную воду, но я не стала этого делать, ведь потом долго сушить мои косы. Я тщательно почистила зубы новой зубной щеткой, которых тут предлагалось на выбор штук десять, смыла несмываемую тушь специальным кремом, который в этой ванной нашелся, потом долго плескала в лицо холодную воду.
Уже в комнате я еще раз внимательно посмотрела на картину над кроватью, узнала Верещагина, потом расчесалась, заплела одну косу, подвела глаза – и тут мой взгляд упал на мобильный телефон.
Надо же позвонить маме и тете Свете!
Экран был пустой. То есть на нем не было никаких значков. Батарея не могла разрядиться, я его вчера заряжала! Я потыкала в разные кнопки – безрезультатно. Но здесь же должен быть телефон? И сейчас у всех есть мобильные! Правда, почему-то в душе зародилось нехорошее предчувствие.
Наконец я покинула комнату, где продолжал спать друг Лассе, и пошла на голоса.
В просторной кухне сидело шесть человек: Крокодил, он же – Гена, его круглолицый товарищ, которого звали Вова, а чаще – Колобок, Лассе, дядечка пенсионного возраста с мокрой головой и бородой, рыжий мутноглазый мужик неопределенных лет с видом дебила и подбитым глазом, к которому он то и дело прикладывал какого-то бронзового божка, и женщина лет двадцати пяти в помятом брючном костюме.
Я поздоровалась. Все собравшиеся ответили и продолжили завтрак.
– Открывай холодильник, дочка, пока другие не проснулись, – предложил пожилой дядечка, перед которым стояла сковородка с яичницей, по-моему, из десятка яиц. – Меня зовут Иван Васильевич.
– Который меняет профессию?
Мужчина задумался, потом кивнул и заявил, что можно сказать и так. Но вообще-то он уже давно ждал нового воплощения. Видимо, это оно и есть.
«Псих, что ли?» – подумала я.
Иван Васильевич словно прочитал мои мысли и сообщил, что в последние годы пришел к выводу, что буддисты правы, но сам он буддизм принять еще не успел. Он также признался, что с удовольствием отправился бы в Тибет.
– И что вас останавливало?
– Отсутствие денег и документов, – поведал он невозмутимо, наворачивая яичницу в своей новой реинкарнации.
– Ник Хаус, гражданин Америки, – представился рыжий с постной физиономией. – А это моя племянница Лен Винтребром.
Женщина кивнула. Я тоже представилась, открыла холодильник, выбрала колбасу, плавленый финский сыр и йогурт, сделала бутерброды и присоединилась к завтракающим.
– Марина, что ты помнишь из вчерашнего? – спросил меня Колобок.
Я поморщилась. Визит к милому другу вспоминать совсем не хотелось.
– Вы помните, как вы оказались в этой квартире? – спросил американец. Обращаясь ко мне, он отводил руку с бронзовым божком от глаза, но как только заканчивал говорить, сразу же прикладывал снова.
– Да, – ответила я.
– Как?! – воскликнули все остальные хором. Я обвела их ошалелым взглядом.
Ник, Лен, Иван Васильевич и Лассе не помнили вообще ничего и даже не знали, в каком районе находятся, а Колобка с Крокодилом, как я уже слышала, вызвали на протечку. Дверь оказалась открытой, они вошли – и тут за ними закрылась решетка. Решетки также есть на всех окнах. Мы в ловушке.
– А мобильные телефоны? – спросила я.
– У тебя работает? – воскликнула Лен.
– Наверное, батарейка села, – вздохнула я, потом опять посмотрела на лица окружавших меня людей.
– Мы проверили телефоны у всех, кто находится в квартире, – сказал Колобок. – У всех вынуты SIM-карты.
– А ваши? – я посмотрела на Колобка, потом на Крокодила.
– Исчезли, – объявил Крокодил.
– То есть как?! Вы вошли в квартиру с телефонами?
– Да, – кивнул Вова. – Тут мистика какая-то происходит. Мы посмотрели ванну, туалет, кухню, не обнаружили никакой протечки и отправились искать хозяев. Увидели всех… Потом Ник проснулся. А затем что-то произошло…
– Мы все очнулись на полу, – взял на себя рассказ американец. – Мы втроем. Гена, Вова и я. Мы не поняли, что с нами произошло. Но мы потеряли сознание. Когда мы очнулись, у всех в аппаратах не оказалось SIM-карт. Когда пропала моя, я точно не знаю. Я не смотрел сразу же после того, как очнулся.
– Сколько вы оставались без сознания? – поинтересовалась я.
– Примерно час-полтора.
– Вы не почувствовали никакого запаха или…
Все трое покачали головами.
– Левый торпедный аппарат… – раздалось из глубины квартиры.
Все дернулись.
– Он все время орет, – сказал Иван Васильевич, наворачивая огромную яичницу. – Моряк, наверное.
И тут в дверях кухни появилась маленькая старушка, вежливо и тихо со всеми поздоровалась, потом вдруг расплакалась.
Я бросилась к ней и принялась ее утешать. При виде этого хрупкого создания почему-то сразу же возникало желание взять его под защиту, как ребенка.
– Я сошла с ума? – подняла она на меня глаза. Когда-то, думаю, она была очень красивой женщиной и пользовалась успехом у мужчин.
– Вы тоже не помните, как здесь оказались?
Старушка отпрянула от меня, потом посмотрела на замерших за столом людей, потом снова на меня.
– Мы точно не в сумасшедшем доме? – уточнила она.
Кого что волнует…
– А я подумала, что это племянница меня в психушку запихнула. Она ждет не дождется, когда я умру. Все ей не терпится в мою квартиру переехать. Но она ее все равно не получит! – весело воскликнула старушка и проследовала к столу. – У вас замечательно пахнет кофе!
Иван Васильевич вскочил, пододвинул старушке табурет и побежал наливать кофе.
– Может, бутербродик? – спросил он у нее.
– Я не ем хлеб, – объявила она.
– А почему? – поинтересовался Колобок, намазывая толстый кусок булки маслом.
– Я – балерина. Всю жизнь на диете. Привыкла… – Старушка представилась Агриппиной Аристарховной Сургановой.
Фамилию я слышала. По-моему, у нас даже альбом есть, где она запечатлена на черно-белых фотографиях.
– Да, деточка, – подтвердила она. – Я была солисткой Кировского… – ее взгляд стал мечтательным. – Я танцевала с Нуреевым…
Агриппина Аристарховна сказала, что выходила на сцену до сорока шести лет, а потом стала учить молодых. Сейчас она ведет кружок танцев для девочек, потому что пенсии катастрофически не хватает. За квартиру приходится платить больше, чем государство выделяет бывшей балерине. А еще ведь нужно кушать, несмотря на то, что Агриппина Аристарховна ест, как птичка. И лекарства… Занятие балетом не проходит просто так. Болят суставы, очень болят. В сырую погоду дают знать о себе все старые травмы. А если учесть, что в Питере сырая погода стоит практически постоянно…
И еще племянница, претендующая на квартиру.
– Это она все устроила. Я уверена, – объявила Агриппина Аристарховна.
– Что именно? – уточнила я.
– Вот это все, – бывшая балерина плавным жестом обвела кухню, имея в виду, наверное, всю квартиру.
– То есть вы считаете, что ваша племянница привезла нас всех сюда? – уточнил Лассе, внимательно прислушивавшийся к разговору.
– Да, со своим мужем, – кивнула Агриппина Аристарховна.
Я поинтересовалась, кто у племянницы муж и чем она сама занимается. Оказалось, что племянница – врач-психиатр, а муж у нее работает в службе психиатрической скорой помощи. По мнению бывшей балерины, они собрали в этой квартире людей, от которых кто-то хочет избавиться. У мужа племянницы есть в распоряжении машина, есть различные препараты, которыми они вполне могли воспользоваться для усыпления людей и отшибания памяти. Ведь никто же не помнит, как здесь оказался.
Поскольку я единственная помнила, как здесь оказалась, то описала парня, который привез меня на эту квартиру. Я точно ехала не в машине «Скорой помощи», а в обычных «Жигулях». Номер, к сожалению, не запомнила.
– Нет, муж племянницы выглядит совсем по-другому. Он метр девяносто ростом, грудь бочонком, ручищи – словно два бревна. И зовут его Петром, а не Константином, как вашего, Мариночка.
– Он не мой, – заметила я.
1 2 3 4 5 6