Правда, из-под его
шляпы, достойной скотовода из северных провинций, во встречных впивались
холодные, чуть насмешливые и пытливые глаза. Именно эти глаза тысячи моих
сограждан так боятся увидеть в потемках какой-нибудь сырой и зловонной
припортовой подворотни.

Если учесть. что теперь Дампир командовал 200-тонным "Сент-Джорджем", купленным
в самом начале войны за наследство развалившейся испанской империи жирным
бристольским купцом Томасом Эсткорутом; если учесть, что теперь в распоряжении
Уильяма были 26 тяжелых пушек и десять дюжин отборных головорезов со всех
концов света, то легко было поверить, что теперь от имени, от славы и от новой
экспедиции Дампира испанцы станут шарахаться не только в темных подворотнях
тропических архипелагов, но и там, где их неуклюжим громадам (галионам и
галеасам) развернуться значительно легче: на площадях великих океанов,
озаренных фонарями бессмертных небесных светил.

Зато с выходом в море Вилли приоделся. Он знал, что если отрепья для
сошедшего на берег моряка - своеобразный шик, то с капитанского мостика лучше
слышен голос того, кто закован в позолоченные латы, из-под которых видны
брабантские кружева воротника, дорогие чулки и ботфорты из самых лучших кож.

К тому времени Дампир во флибустьерских жизни и профессии успел
изведать все. Люди с его жизненным опытом, рассказывая о своих похождениях и
отвечая на упреки маловерных в недостатке правдоподобия, обычно отвечают:
"Салага ты! Я видел столько, что мне и врать не надо!" Но до сих пор Дампир
не видел двух явлений - взятия богатого города и победы над манильским
галионом. Этого настолько недоставало в его книгах, что команда скоро начала
роптать : "Сент-Джордж" стал охотиться только за этими целями. Для
таких дел нужна особая удача, а пока галионы проходили где-то в стороне, а
богатые города оказывались нашпигованными испанской артиллерией.

Да, команда предпочла бы более скромную, но более надежную добычу. И вот
однажды первый помошник капитана Хаксфорд решился высказать все претензии.
Это стало продолжением его регулярных ссор с представителем судовладельца
Морганом, с которым Дампира связывало общее буканьерское прошлое. Хаксфорд
успел раззадорить матросов на бунт. "Мы - приватиры,- заявлял подстрекатель. -
Наше дело - грабить, а не гоняться за призраком плавающей испанской казны".

Дело было 22 июля 1701 года. Сахара плавилась в тысяче миль от нашей короткой
стоянки (мы задержались на траверзе Островов Зеленого Мыса), но дыхание
пустыни - трепетный пламенный сирокко - все норовил развернуть наш "Сент-
Джордж", мерно приседающий с зарифленными парусами на океанских качелях, лагом
к своим обжигающим струям. Мы с Дампиром стояли на юте, опираясь на горячий
растрескавшийся дуб резного планширя.Оба имели при себе по сабле и по паре
пистолетов, и их раскаленная сталь жгла наши бедра. Дампир был черен от
тропического солнца и злости.

- 2 -
Вся команда глядела на шлюпку, которую капризный сирокко уносил от "Сент-
Джорджа" все дальше в океан, неуправляемый, брошенный
на волю волн челн уставшего Харона. Шлюпка везла в иной мир Хаксфорда -
приговоренного заговорщика, снабженного лишь пятипинтовым анкерком гнилой воды.

- Вилли, - послышался голос новоиспеченного первого помошника Боба Виндейла,-
а не поставить ли нам стакселя?

Виндейл, еще вчера на баке запросто окликаемый "Боб Мятая Корма" и с
которого я начал мой настоящий рассказ, решил, вероятно, продемонстрировать
свою хватку навигатора: стакселя он хотел поставить для того, чтобы развернуть
"Сент-Джордж" кормою к ветру и тем несколько уменьшить бортовую качку.

Дампир развернулся, и я понял, что Хаксфорд мог бы быть рад тому, что ему не
довелось отведать капитанских кулаков... Кстати, его через неделю, как
оказалось впоследствии, подобрали португальцы, а еще через месяц он стал на
вечную стоянку у ограды монастыря Санта-Лючии. Да, так вот, покончив с
молниеносной экзекуцией, на которую ошеломленно пучила глаза вся команда,
Уильям спросил у Виндейла:

- Теперь ты вспомнил, как надо обращаться к капитану?

- Сэр,..- выдохнул Боб одними губами и уронил свое тело на палубу.

Тогда никто не мог представить, что на исходе жизни Мятая Корма будет с
большой любовью и дважды в день вытирать пыль с рамы капитанского портрета...
С бака послышался ропот, а затем возмущенные выкрики. У нас на юте из кают
поднялись и стали рядом с нами до зубов вооруженные офицеры.

...Вечером в кают-компании Дампир выглядел несколько уставшим. Те самые
брабантские кружева его воротника, которые утром сияли с мостика крахмальной
белизной, теперь были забрызганы кровью. Конечно, чужой, поскольку Уильям
всегда был непревзойденным фехтовальщиком. Мне казалось, что, утолив свою жажду
и печаль вином, капитан сегодня уже не сядет за дневник и не опустит орлиное
перо в чернильницу с синеватым соком каракатиц, которых ему наловили в
Сенегальском эстуарии перехваченные у Сэма Флиндерса черные невольники с
Каморских островов. Но я ошибся. Когда ночью меня разбудил выстрел...

Подавив бунт, Дампир велел матросам привязать их предводителя Гарри на якорь.

Они не любили друг друга. Причиной этого был конфликт из-за трубки
Дьявола Кидда. Одноглазый Гарри, получив на Тортуге страховку Берегового
Братства за желтый глаз, потерянный в бою, отдал все золото за трубку, которая,
по уверениям купца, принадлежала знаменитому Кидду. Увидев накануне свалки
Гарри с курящейся трубкой, которая не имела покрышки, Дампир пообещал, что
в следующий раз он выкинет трубку за борт, а Гарри привяжет на якорь. Но Гарри
уже успел вообразить себя новоявленным Киддом, и можно не сомневаться, что бунт
он поднял не из-за солидарности с Хаксфордом, с которым был тоже не в ладу, а
просто за право свободно курить трубку, угрожавшую огнем кораблю. Теперь трубку
курили кальмары, а Гарри... О, когда тебя раздевают и изогнутого дугой
привязывают к лапам якоря и когда волна час, два, сутки, двое лижет и бьет
тебя по ляжкам и заднице, тогда тело постепенно мертвеет, и уже при его полной
нечувствительности к боли мясо начинает кусками падать в океан...

- 3 -
Когда ночью после бунта раздался этот выстрел. я выскочил из каюты и постучал в
капитанскую каюту. Дампир тотчас ответил:

-Вудс, заходи! - он сидел за столом, склонившись над своим дневником, и прежде,
чем ответить мне, неторопливо дописал строку: - Нет, Роджерс, это не очередная
заварушка. Это кто-то из наших сердобольных пай-мальчиков взял мушкет и из
жалости раскроил Гарри череп. Если не веришь, пойди, погляди.

Со шпагой в одной руке и с кинжалом в другой я выскользнул на палубу. Она была
пуста. Я пробрался на бак и заглянул за фальшборт. Тело Гарри безжизненно
обвисло, а волна заботливо смывала кровь из огромной дыры во лбу. Волна делала
это с заботливостью пожилой сестры-бернардинки, и можно было подумать, что
она сейчас наложит и корпию... Я в молитве поднял глаза к небу, и оно показало
мне Южный Крест.

- Нет, Вудс,- сказал мне Дампир, когда я с докладом вернулся к нему. - Я не
очень жестокий. Хаксфорда мне даже жаль. Не стоило заставлять его мучиться.
Как офицер, он вполне заслуживал пули на доске, продетой в клюз... Что-то,
Вудс, устал я от моря...

Но это было не так, он устал не от моря. Тут была иная закавыка. Море
и документальность его жизни сковывали перо Дампира-писателя. От всего
пережитого очень нелегко уйти. Потому, вероятно, столь занудливы мемуары
адмиралов. Чем ярче была реальная жизнь, тем труднее измыслить жизнь , которая
не уступала бы той реальности...


- 4 -

Я опасаюсь, что мои копания в странностях Дампира читатель может воспринять как
попытку хоть частично компенсировать мою вину перед этим человеком. Мол,
поглядите, по крайней мере, плох не только я... Поэтому вернусь к тому, с чего
я начал: к моему греху перед этим, если не великим, то весьма незаурядным
человеком.

Вы, конечно, знаете, кем был и кем стал для мира пресловутый Александр Селкирк.
Он, прототип Робинзона Крузо, выписанного Даниэлем Дэфо, на остров Хуан-
Фернандес сошел с галеры, шедшей в эскадре с дампировым "Сент-Джорджем", а
через четыре года был подобран на борт моего "Герцога". Да, мне довелось
знаться со сплошными прототипами: из Дампира Свифт вылепил Покока, из Селкирка
Дефо выпестал Робинзона, только я всегда делал из себя только себя самого...

Кстати, не верьте тем, кто говорит, будто квартирмейстер Селкирк был высажен на
Хуан-Фернандес насильно. Нет, обидившись за что-то на капитана своей галеры
Стрейдлинга, этот избалованный парень сам решил сойти на необжитый берег. И
Хуан-Фернандес он тоже выбрал сам. Надеялся, что его подберет Дампир, шедший
на "Сент-Джордже" вослед за галерой? Шут его знает... Но к дьяволу этого
Селкирка! Он пробежал между мною и Вилли, как черная кошка!

Став капитаном "Герцога", я решил последовать примеру Дампира: я стал вести
дневник и по возвращении надеялся увековечить имя Вудса Роджерса на скрижалях
великой британской литературы.

- 5 -

Поначалу сам Дампир давал мне кое-какие рекомендации, а над тем, что я стану
его конкурентом, он по-стариковски и вполне добродушно смеялся. Уильям знал
себе цену и был уверен, что сумеет написать роман, который не залежится на
развалах торговцев книгами. Тем более (и я подчеркиваю это), теперь он писал
не отчет об очередной экспедиции, а именно роман."Море. И в нем - море крови.
Пираты, королевский флот, щорох парусов и треск лифов обворожительных пленниц,
и золото, проклятое золото!.. О, я подразню пуританскую старую Англию!.."- так
говорил он о своей затее сам.

Но стоило нам принять на борт Селкирка, как началась наша слежка друг за
другом. Кто бы мог подумать, что корсары могут ревновать друзей к ... теме!
Дампир, более, чем я, искушенный в литературных делах, действовал, как
заправский пройдоха-журналист (о, как я ненавижу этих борзописцев за их
псиную преданность государственным идолам!..) Дампир затаскивал Селкирка в свою
каюту, как следует накачивал его ромом и сцеживал с его языка побасенки о
житии на необитаемом острове прямо в свой на глазах распухающий дневник!..

Развязка была неожиданной.

Нам очень не везло. Наши дела были настолько плохи, что в день Св. Валентин я
велел выкатить на палубу две оставшиеся у нас бочки ямайского рома и уже не
предложил, а приказал команде пить за своих любимых. Я надеялся, что
послушание этой доброй морской христианской традиции обратит мысли моих
бродяг к их оставленным возлюбленным и хоть немного поднимет настроение людей,
потерявших самое главное - веру в свою счастливую звезду.


...Когда я очнулся и сделал добрый глоток рома, меня потрясла царившая на
"Герцоге" тишина. Вернее, тишины, разумеется, не было: пел ветер,шумела волна,
но вповалку лежавшие тела офицеров и матросов были беззвучны. Ни один не
храпел и не стонал в этом тяжком забытьи... Я вышел на палубу и по рысканью
нашего кильватерного следа понял, что на "Герцоге" не осталось трезвых. Что ж,
как мы пели тогда, "корабли без рома воняют навозом"...

Едва я добрался до своей каюты, как в ее мотающуюся дверь ввалился Дампир.

- Вудс,- заплетающимся языком сказал старик, - Вудс, спасибо тебе. За этот
день Валентин... Я вспомнил Юдифь... Спасибо тебе... Вот, - он протянул мне

- 6 -
дневник, - это тебе... В благодарность... Мы вернемся, и я к ней вернусь!..

Я сличал дневники - свой и Дампира. Я делал выписки из его дневника и вклеивал
в свой. Это была какая-то лихорадка, в которой я не заметил, как мы добежали
домой, как закончилась тяжба с Ост-Индской компанией, обвинившей нас в
нарушении их монопольного права на перевозку грузов из районов Индийского
океана. Я пришел в себя только в долговой тюрьме, в которую угодил из-за
того, что не привык возвращаться без добычи и жил не по средствам. Моей
единственно ценной добычей в этом плаваньи был дневник Уильяма... В тюрьме
меня посещали и знаменитейший журналист Лондона Ричард Стиль, и сам Даниэль
Дэфо. Конечно, все они интересовались моими записками. Но мой дневник был в
издательстве Нептона, и вскоре вышедшая книга позволила мне рассчитаться с
долгами и отправиться в новое плаванье. Уходя, я оставил дневник Даниэлю Дефо.

Моего возвращения дожидались несколько сюрпризов.

Во-первых, весь мир уже читал "Робинзона Крузо". Дени оказался отнюдь не
бесталанным парнем.

А во-вторых, меня ждало известие о кончине Уильяма Дампира. Мне удалось узнать
лишь то, что Юдифь он разыскать не смог, а умер в марте 1715 года. В последние
годы за ним ухаживала его кузина Грейс Мерсер. Ей и брату Джорджу Уильям
завещал свой крошечный земельный участок. Увы, после смерти Дампира остались
кое-какие долги, и наследники не получили ни гроша (2000 фунтов стерлингов за

- 7 -
проданные с аукциона участок и имущество едва-едва покрыли его последний
долг). Место погребения Уильяма осталось неизвестным, и его могилу я так и не
смог отыскать.

1749 год от Рождества Христова

Капитан флота Ее Величества королевы Великобритании
В у д с Р О Д Ж Е Р С

Мемуары Вудса Роджерса расшифровал и подготовил к публикации
А л е к с а н д р Д Е Р Е В И Ц К И Й
(газета "Волонтеp")



1 2