Вы не считаете антиматерию безопасной, но я не могу понять почему.
– Вы не понимаете, и это правомерно, Тед, – вмешался Филпотт. – Мой коллега ставит вопрос с ног на голову. Он берет наихудший случай и рассуждает так, словно других не бывает.
– И все же позволим вашему оппоненту пояснить свою точку зрения, – сказал Коппел. – Доктор Делантеро, давайте предположим, что и вы, и доктор Филпотт правы в том, что антиматерия действительно существует. Он полагает, что она безвредна, а вы считаете ее опасной. Почему?
Доктор Делантеро все более и более походил на судью, готового вынести смертный приговор.
– Я могу только предполагать, что мой коллега не замечает грозящей опасности лишь оттого, что «Юнитроник» надеется извлечь определенную выгоду…
– Выгоду для всего человечества!
– Может быть, может быть, доктор Филпотт, но все же дадим вашему оппоненту возможность высказаться.
– Его вышвырнули из университета Грейлинга! – Доктор Делантеро внезапно повысил голос. – И все потому, что он постоянно устраивает взрывы! И вот какой-то дурак решил, что на атомной электростанции ему будет лучше!
– Ну это уж слишком… какая наглость… – в этот миг доктор Филпотт смахивал на ресторанного завсегдатая, которому подали тухлые креветки; он был до такой степени возмущен, что едва не утратил дар речи.
Делантеро воспользовался слабостью противника и заявил:
– Об этом-то я и хотел поговорить! Доктор Филпотт, не соблаговолите ли прокомментировать слухи о взрывах в вашей лаборатории?
– Что ж, извольте! – Доктор Филпотт трясущейся рукой огладил манишку и, совладав с бурным дыханием, сказал: – О взрывах антиматерии не может быть и речи, ведь она до сих пор не открыта! И, кстати, переезд лаборатории в Грин-Медоу объясняется вовсе не тем, что меня, как выразился уважаемый оппонент, «вышвырнули» из Грейлинга! Я по-прежнему числюсь сотрудником университета, но станция Грин-Медоу гораздо лучше оснащена для моих исследований, и там не произошло ни единого взрыва, не будет их и впредь! Да, действительно, на ранних этапах эксперимента случались незначительные возгорания, не причинившие ровным счетом никакого вреда. Тогда мы испытывали различные емкости для хранения газов, но с тех пор взрывов не было, и я попросил бы доктора Делантеро не заострять внимание на наших прошлых неудачах!
Доктор Делантеро тоже успел немного успокоиться.
– Я утверждаю, – ответил он, – что при таких обстоятельствах мы оказываемся детьми с заряженной винтовкой в руках. Доктор Филпотт не имеет права подвергать нас опасности, которой чреваты его опыты на Грин-Медоу! Забастовщики очень хорошо это понимают!
– Теперь совершенно ясно, и я готов это признать, что я никак не уразумею сущности вашего спора, – сказал Коппел. – Но, насколько я понимаю, существует два взгляда на то, каким образом антиматерия будет взаимодействовать с обычным веществом. Доктор Филпотт, что случится, если я уроню каплю антиматерии на пол?
– Ничего особенного. Капля начнет испаряться, излучая безвредные альфа-частицы. Но если каплю поместить в реактор и обеспечить подпитку, то… видите ли, речь идет об особой модификации антиматерии, которая намного плотнее обычного вещества, в сущности, о модели «черной дыры»; кусочек ее величиной с булавочную головку будет весить около пяти миллионов тонн… Так вот, в такой массе содержится энергия…
– Благодарю вас, доктор Филпотт, но наше время ограничено, и я хотел бы задать тот же вопрос вашему оппоненту. Доктор Делантеро, вы привержены иной теории. Сейчас мы не можем определить, какая из точек зрения верна, но обе теории выглядят одинаково правдоподобно. Это так?
– Да.
– И обе точки зрения имеют сторонников, одинаково широко известных в научном мире?
– Верно.
– Иными словами, доктор Филпотт вполне может оказаться прав.
– Да, может. Но подвергать человечество риску нельзя.
– Что, по вашему мнению, случится, если капля антиматерии упадет на пол?
Доктор Делантеро приподнял худощавые плечи и сказал:
– Доктор Филпотт уже говорил, что сверхплотная антиматерия намного тяжелее обычного вещества. К тому же есть шанс, что она окажется более стабильной. Это значит, что капля антиматерии проест пол, прогрызет почву…
– Нет! Это совершенно невероятно!
– Доктор Филпотт, у вас будет возможность высказаться… Послушаем вашего коллегу.
– Невероятно тяжелая, чрезвычайно плотная капля проникнет к расплавленному ядру Земли и разогреется; тогда-то и начнется самое страшное.
– Взрыв?
– Хуже. Я полагаю, что эта капля за самое короткое время превратит планету, деревья, людей и окружающую нас атмосферу в антиматерию.
– Каковы же будут последствия?
– Земля превратится в однородный гладкий шар невероятной плотности, весом с нынешнюю планету, диаметром менее одной мили.
Коппел тонко улыбнулся и заметил:
– Итак, мы с вами превратимся в однородное вещество шара.
– Да.
– Теперь мы вполне отчетливо видим различия двух теорий, – сказал Коппел, обращаясь к аудитории. – Ставки в научном споре весьма высоки. На одной чаше весов лежит дешевое безопасное топливо; на другой – полное небытие. По окончании рекламной паузы мы узнаем о том, насколько близок доктор Филпотт к разрешению этого противоречия и какие меры приняты для предотвращения опасностей, столь красочно описанных его оппонентом. Мы узнаем также о том, как, по мнению доктора Делантеро, следует поступить с антиматерией, если она все же будет открыта.
Пока шел рекламный ролик, Фрэнк посмотрел на Григория и спросил:
– Это и есть та самая шуточка, которую вы хотели отмочить? Уронить каплю?
– На меня ее уже уронили, – отозвался Григорий. Казалось, его нимало не удивили сведения, сообщенные в передаче.
Аннаниил
Я усовершенствовал Энди Харбинджера. Памятуя о катастрофе, едва не приключившейся в зале кинотеатра «Квод», я не пожалел времени и сделал все как следует. Теперь Энди – настоящий человек со всеми необходимыми органами, правда, гораздо лучшего качества, чем у большинства людей.
Работая над телом Энди, я присовокупил кое-что еще, а именно – профессию и прошлое. Должность ассистента профессора социологии в Колумбийском университете подошла ему как нельзя лучше. Коллеги Энди по кафедре обрели воспоминания о нем, как правило, самые добрые, простирающиеся на несколько лет назад. В бюро записей гражданского состояния в Оук-Парк, штат Иллинойс, появилось его свидетельство о рождении. В школе, на прежних местах работы, в клиниках завелись соответствующие документы, включая больничную и даже зубоврачебную карточки. Остаток своей жизни на Земле Энди проведет вполне самостоятельной, ответственной, полноценной личностью, и обличье которой я нахожу отдохновение от своих усердных трудов.
Кстати сказать, доктор Делантеро очень точно описал процесс гибели планеты. Вскоре выяснится, что он был прав, предсказывая поведение капли антиматерии на полулаборатории в Грин-Медоу, хотя вряд ли ему удастся в полной мере насладиться своим триумфом.
В конце концов Вселенная – Его детище, и Он вправе забавляться ею, сколько заблагорассудится, внося изменения и уточнения, пока ему не покажется, что «это есть хорошо весьма». (В сущности, он так и делает, но столь редко, что подобные случаи люди относят к разряду «чудес». На этот раз ради чистоты эксперимента всякие чудеса запрещены.)
Как бы то ни было, громадная часть мироздания еще не познана людьми, и в пределах этой terra incognita Господь волен творить все, что захочет, не прибегая к чудесам. Человеческая наука вплотную приблизилась к созданию антиматерии и выдвинула две более или менее равновероятные теории. Капля антиматерии на полу вполне могла бы повести себя в полном соответствии с предсказаниями доктора Филпотта и бесследно исчезнуть. И, с той же степенью вероятности, погубить планету, целиком обратив ее в антиматерию.
По земным понятиям, подтверждение той или иной теории не может считаться чудом. Обе точки зрения вполне могли бы лечь в пласт человеческого знания, не нарушив при этом строение наблюдаемой действительности. И хотя я не имею ни малейшего понятия, какая из двух теории была верна до сих пор, я тем не менее твердо знаю, какая из них подтвердится в решающий момент.
А как же иначе? Ведь я затем и прибыл на Землю, чтобы превратить этот мир и всех его обитателей в маленький безжизненный шарик.
35
В конце концов выяснилось, что школьный автобус проще угнать, чем захватить во время доставки работников на станцию. Оказалось, что автобусы подбирают сотрудников не у домов, а на специально оборудованной стоянке в четырех милях от города. К тому же каждый автобус должен был везти вооруженного охранника. Автобусы принадлежали огромной транспортной компании, обслуживавшей значительную часть общественных организаций и учебных заведений этого района штата Нью-Йорк, а на собственной, почти не охраняемой стоянке компании, как правило, торчало не менее половины ее автобусов, которым не нашлось применения.
Демонстрации продолжались уже несколько месяцев, а забастовка – несколько недель, и жизнь участников событий вошла в новую, ставшую привычной колею; каждому, кто появлялся у ворот Грин-Медоу, отводилась своя хорошо выученная роль: демонстрантам и забастовщикам, руководящему персоналу и полиции, охране, журналистам и, конечно же, желтым школьным автобусам с самыми разнообразными надписями на бортах и неизменным названием владельца, «Келли транзит», начертанным на дверях зелеными буквами, а также его эмблемой в виде трилистника. За рулем автобусов чаще всего сидели женщины, а охранники носили темно-синие мундиры частной сыскной компании. Порой автобусы въезжали на территорию станции почти пустыми и, уж во всяком случае, никогда не бывали забиты до отказа.

– Вы действительно хотите захватить электростанцию? – спросил Григорий.
– Еще бы, ведь это моя идея, – ответил Фрэнк.
– Мне терять нечего, – заметил Григорий. – Но если поймают вас…
– Черта с два, – отрезал Фрэнк. – Победив или проиграв, я нипочем не дамся им в руки. Я это твердо себе пообещал.
– Зачем? На что вы рассчитываете?
– Деньги. – Фрэнк ухмыльнулся. – Я парень простой, с меня хватит и зелененьких. Вы можете болтать сколько угодно, пугать мир, привлекать всеобщее внимание, меня это не волнует. Они не получат станцию, пока я не возьму свое. Иначе им придется крепко пожалеть.

Фрэнк был профессионалом и приступил к операции с полным знанием дела. Он съездил в Нью-Йорк к театральному костюмеру и взял напрокат полицейскую форму. Потом он отправился в Нью-Гэмпшир и приобрел в трех ломбардах три пистолета, два из которых оторвали бы руки всякому, кто рискнул бы ими воспользоваться, но это не имело значения. Эти пистолеты были нужны только для маскарада. Третий был в рабочем состоянии, но не годился для прицельной стрельбы, этот пистолет предполагалось использовать как пугач.
Вернувшись в Стокбридж, Фрэнк порылся в груде брошенной Джеком Остоном старой одежды и отыскал в ней дряхлые застиранные темно-синие рабочие брюки и рубашку из красной шотландки. Потом он сходил в магазин канцтоваров, приобрел блокнот на дощечке и стопку чистых бланков, один день не побрился и в таком виде отправился в «Келли транзит». Побродив по огромной стоянке, он торопливо подошел к окошку диспетчера, заглянул в блокнот и заявил:
– Мне нужен автобус номер 271.
Было полпятого вечера, рабочий день диспетчера подходил к концу, и, что более важно, через полчаса на Грин-Медоу должна была заступать очередная смена. Если все пойдет по плану, автобус номер 271 прибудет к воротам станции первым.
Диспетчер оторвался от кроссворда, поднял глаза и спросил:
– Чей заказ?
– Гараж Хайятта, – отозвался Фрэнк, делая вид, будто ему совершенно наплевать, дадут автобус или нет.
– Кажется, двести семьдесят первый в рейсе, – сказал диспетчер.
Нужный автобус был на месте; Фрэнк заметил номер, пока расхаживал по площадке. И тем не менее он пожал плечами и ответил:
– Мне это до лампочки, приятель. Поеду назад в гараж, – и пошел прочь.
– Эй! Эй! Постойте! Я должен проверить!
Фрэнк остановился, оглянулся и процедил:
– Так пошевеливайтесь, дружище. Мне еще домой ехать.
– Сейчас поглядим. – Диспетчер просмотрел ведомости и сказал: – Да, он здесь. Стоит где-то поблизости. Подождите минутку, – с этими словами он повернулся к Фрэнку спиной и принялся изучать ряды ключей, висевших на стене. Потом он оторвал задницу от стула и, тяжело ступая, пошел к двери. – Сейчас посмотрим, – добавил диспетчер, перебирая бирки ключей. В конце концов он прищурился и обвел взглядом площадку, забитую автобусами. – Двести семьдесят первый должен быть где-то поблизости, – пробормотал он.
Фрэнк безучастно ждал, и диспетчеру потребовалось целых три минуты, чтобы найти автобус, стоявший у него перед носом. Номер 271 был нанесен на заднюю аварийную дверцу и на левую сторону лобового стекла, словно нарисованная бровь. На обоих бортах под окнами красовались большие черные буквы: «Церковная школа „Посланник Господен“.
– Похоже, это он, – заметил диспетчер.
– Вам лучше знать, приятель.
Диспетчер заставил Фрэнка расписаться (тот нацарапал в углу бланка «Джордж Вашингтон»), протянул ему ключ, и автобус отправился в путь.

– Все в порядке. Годится, – сказала Мария-Елена.
Что «в порядке»? Что и для чего «годится»? Марии-Елене было все равно. Она даже не задумывалась над этими вопросами. Ответ был готов заранее: «Все в порядке. Годится».
Ей вполне хватало того, что она знала. Мария-Елена знала, что движение – жизнь, неподвижность – смерть. Она знала, что группа людей, объединенных целью, – это жизнь, а одинокий человек, лишенный цели, – смерть. Мария-Елена знала, что поющий человек – это жизнь, а человек, у которого отняли песню (и даже записи и память о песнях, которые он пел когда-то), – смерть. Она знала и то, что слишком долго пребывала в состоянии смерти. Она знала, что смерть все равно придет, настигнет всех без исключения – кого-то раньше, кого-то позже, – но была уверена в том, что умирать до наступления физической смерти недостойно человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44