Морис Леблан: «Смерть бродит вокруг»

Морис Леблан
Смерть бродит вокруг


OCR & SpellCheck: Zmiy
«Леблан Морис. Сочинения: В 3 т. Т. 3»: ТЕРРА; Москва; 1996

ISBN 5-300-00217-8, 5-300-00216-Х Морис Леблан
Смерть бродит вокруг Обойдя кругом стену, огораживающую замок, Арсен Люпен вернулся туда, откуда пришел. Никакого пролома в стене нет; попасть в обширное имение де Мопертюи можно лишь через низенькую дверь, прочно запертую изнутри на засов, либо через главные ворота, возле которых находится сторожка.— Ладно, — проговорил Люпен, — придется пойти на крайние меры.Пробравшись в заросли, где стояла его мотоциклетка, он достал из-под седла шнур и направился к месту, замеченному им в ходе осмотра. Находилось оно вдалеке от дороги, на опушке, где высокие деревья, росшие в парке, свешивали ветви через стену.Люпен привязал к концу шнура камень, забросил на толстую ветку, пригнул ее к себе и оседлал. Ветка выпрямилась и подняла его над землей. Он перелез через стену, соскользнул по стволу дерева и мягко приземлился в парке.Стояла зима. Сквозь нагие ветви виднелся на пригорке небольшой замок де Мопертюи. Боясь, что его увидят, Люпен скрылся за группой пихт. Оттуда через бинокль он принялся рассматривать темный и мрачный фасад замка. Все окна были закрыты глухими ставнями. Дом казался необитаемым.— Черт побери, — прошептал Люпен, — домик не из веселых. Доживать свой век я буду, пожалуй, не здесь.Однако едва пробило три, дверь первого этажа отворилась, и на террасе появилась закутанная в черное манто тоненькая женская фигурка.Минут десять женщина прохаживалась по террасе; к ней сразу слетелись птицы, и она бросала им крошки хлеба. Затем она спустилась по ступеням на лужайку перед замком и пошла по правой дорожке.В бинокль Люпену хорошо было видно, как она идет в его сторону. Она была высока, белокура, грациозна и выглядела почти девочкой. Поглядывая на бледное декабрьское солнце, она шла быстрым шагом и от нечего делать ломала по пути на кустах сухие веточки.Когда она прошла почти две трети отделявшего ее от Люпена расстояния, раздался яростный лай; громадный датский дог выскочил из будки и встал на задние лапы: дальше его не пускала цепь.Девушка отошла немного в сторону и двинулась дальше, не обратив особого внимания на эпизод, который, по-видимому, повторялся ежедневно. Стоя на задних лапах, собака надсаживалась от яростного лая и почти задыхалась в своем ошейнике.Пройдя несколько десятков шагов, девушка обернулась и, видимо, выйдя из терпения, махнула на пса рукой. Дог в ярости подскочил, бросился назад к конуре и вдруг, рванувшись, порвал цепь. В неописуемом ужасе девушка закричала. Собака летела стрелой, волоча за собой разорванную цепь.Девушка со всех ног бросилась бежать, отчаянно взывая о помощи. Но собака в несколько прыжков догнала ее. Обессиленная девушка в страхе упала на землю. Пес был уже над ней, еще секунда — и он начал бы ее терзать. Но тут прогремел выстрел. Собака перекувырнулась, встала на ноги, заскребла лапами по земле и упала, завыв хриплым, сдавленным воем, который перешел постепенно в глухой тихий скулеж. Все было кончено.— Сдохла, — сказал подбежавший с револьвером наготове Люпен.Девушка встала — бледная, еще несколько не в себе. С удивлением разглядывая незнакомого человека, только что спасшего ей жизнь, она прошептала:— Благодарю. Я очень испугалась. В самое время. Благодарю, сударь.— Позвольте представиться, мадемуазель, — снял шляпу Люпен: — Жан Добрейль. Но потерпите секунду, прежде чем я вам все объясню… — Он наклонился над собакой, осмотрел порванную цепь и процедил сквозь зубы: — Так и есть. Так я и думал. Черт возьми, события развиваются стремительно. Я мог опоздать.Вернувшись к девушке, он торопливо заговорил:— Мадемуазель, нельзя терять ни минуты. Я попал к вам в парк довольно необычным образом. Мне не хочется, чтобы меня здесь застали, по причинам, которые касаются вас самым непосредственным образом. Как вы думаете, в замке слышали выстрел?Девушка, казалось, справилась уже с волнением и ответила с твердостью, говорящей об отваге:— Не думаю.— Ваш отец в замке?— Отец болен, он уже несколько месяцев не встает с постели. К тому же его спальня выходит на другую сторону.— А прислуга?— Все они тоже живут и работают на той стороне. Сюда никто не ходит, только я иногда гуляю.— Стало быть, возможно, что меня никто не видел, тем более что мы стоим за деревьями.— Возможно.— Могу я говорить с вами откровенно?— Разумеется, но я не понимаю…— Сейчас поймете. Если позволите, я буду краток. Значит, так. Четыре дня назад мадемуазель Жанна Дарсье…— Это я, — улыбнувшись, перебила девушка.— Мадемуазель Жанна Дарсье, — продолжал Люпен, — написала письмо подруге по имени Марселина, которая живет в Версале…— Откуда вы знаете? — изумилась девушка. — Я ведь, не дописав, порвала письмо.— И бросила клочки на обочину дороги, ведущей к Вандомскому замку.— Правда. Я гуляла.— Эти клочки подобрали и на следующий день передали мне.— Значит, вы прочли, — несколько раздраженно произнесла Жанна Дарсье.— Да, я совершил эту бестактность и не жалею, потому что могу вас спасти.— Спасти? От чего?— От смерти.Последние два слова Люпен произнес с нажимом. Девушка вздрогнула.— Но мне не угрожает смерть.— Угрожает, мадемуазель. В конце октября, когда вы в обычное время сидели на террасе и читали, с карниза сорвался камень и, пролетев в нескольких сантиметрах, едва вас не убил.— Случайность.— В один прекрасный ноябрьский вечер вы шли по огороду. Светила луна. Раздался выстрел, и пуля просвистела у вас возле уха.— Во всяком случае… Я подумала…— Наконец на прошлой неделе деревянный мостик, перекинутый через реку в парке в двух метрах от водопада, подломился под вами. Только чудом вам удалось зацепиться за какой-то корень.— Все так, — с трудом улыбнулась Жанна Дарсье, — но в том, о чем я писала Марселине, я вижу лишь цепь совпадений, случайностей…— Нет и еще раз нет, мадемуазель. Можно допустить одну случайность такого рода. Две — тоже, хотя… Но мы не имеем никакого права предположить, что случай трижды одинаково подшутил над вами, причем всякий раз при обстоятельствах весьма необычных. Именно поэтому я позволил себе прийти вам на помощь. А поскольку моя помощь не будет действенной, если не останется в тайне, то я без колебаний проник сюда… скажем, не через дверь. В самое время, как вы сказали. Враг снова показал когти.— Как! Неужели вы думаете?.. Нет, это невозможно, не верю.Люпен поднял цепь и показал ее девушке.— Взгляните на последнее звено. Его, вне всякого сомнения, подпилили. Иначе такая крепкая цепь не порвалась бы. Видны даже следы напильника.Жанна побледнела; ужас исказил ее хорошенькое лицо.— Но кто же ненавидит меня до такой степени? — пробормотала она. — Это ужасно. Я никому не сделала зла. И тем не менее вы правы. Более того… — понизила голос девушка, — более того, я боюсь, не угрожает ли такая же опасность отцу.— Он тоже подвергался нападениям?— Нет, он ведь не выходит из спальни. У него какая-то необъяснимая болезнь! Он совсем обессилел, не может даже ходить. Страдает от приступов удушья, словно сердце у него останавливается. Боже, какой ужас!Люпен почувствовал, какую огромную власть он приобретает над ней в такой момент, и сказал:— Ничего не бойтесь, мадемуазель. Если вы будете подчиняться мне во всем, в успехе я не сомневаюсь.— Да, да, конечно, но все это так ужасно…— Доверьтесь мне, прошу вас. И соблаговолите меня выслушать. Мне нужны кое-какие сведения.Люпен принялся задавать вопросы; девушка торопливо отвечала.— Этого пса никогда не спускали с цепи?— Никогда.— Кто его кормит?— Сторож. Он всегда приносит ему еду под вечер.— Значит, он мог приблизиться к нему, не боясь, что зверь его искусает?— Да, он единственный — пес был очень злой.— Этого человека вы не подозреваете?— Батиста? О, нет! Никогда!— А кого вы могли бы подозревать?— Никого. Слуги нам очень преданы. Они меня любят.— В замке у вас есть друзья?— Нет.— Брат?— Нет.— Значит, защитить вас может лишь отец?— Да, но я говорила, в каком он состоянии.— Вы рассказывали ему о покушениях?— Да, и жалею об этом. Наш врач, старик Геру, запретил его волновать.— А ваша мать?— Я ее не помню. Она умерла шестнадцать лет назад — ровно шестнадцать.— Сколько вам тогда было?— Чуть меньше пяти.— Вы жили здесь?— Нет, в Париже. Отец купил этот замок на следующий год.— Хорошо, мадемуазель, благодарю вас, — проговорил Люпен, помолчав несколько секунд. — Пока этих сведений мне достаточно. Да и оставаться дольше вместе было бы неосмотрительно.— Но ведь сторож скоро найдет труп собаки? А кто ее убил?— Вы, мадемуазель, вы — защищаясь от нападения.— Но я не ношу с собой оружия.— Придется им поверить, что носите, — улыбаясь ответил Люпен. — Вы же застрелили пса, и только вы и могли это сделать. Впрочем, пусть думают что угодно. Главное, чтобы никто не заподозрил меня, когда я приду в замок.— В замок? Вы хотите сюда прийти?— Еще не знаю как, но приду. Сегодня же вечером. Повторяю: не беспокойтесь, я отвечаю за все.Жанна, покоренная его волей, уверенностью и чистосердечием, посмотрела на него и просто сказала:— Я спокойна.— Все будет хорошо. До вечера, мадемуазель.— До вечера.Девушка ушла. Люпен, следивший за ней, пока она не скрылась за углом замка, пробормотал:— Милое созданье! Будет жаль, если с ней приключится беда. По счастью, храбрец Арсен начеку!Не особенно заботясь, что его могут увидеть, но все же чутко прислушиваясь, он обошел все закоулки парка, отыскал низенькую дверь, замеченную им снаружи и ведущую в огород, отодвинул засов, забрал ключ и, пройдя вдоль стены, добрался до дерева, по которому перелезал через стену. Через две минуты он уже садился на мотоциклетку.
Деревушка Мопертюи располагалась по соседству с замком. Люпен навел справки и узнал, что доктор Геру живет рядом с церковью.Он позвонил, прошел в приемную и представился как Поль Добрейль, проживающий на улице Сюрен в Париже и присланный по поручению уголовной полиции; посему все, о чем он будет говорить, должно оставаться в тайне. Узнав из разорванного письма о происшествиях, которые угрожали жизни м-ль Дарсье, он явился на помощь девушке.Доктор Геру, старый деревенский врач, крестный Жанны, услышав рассказ Люпена, тотчас же согласился, что происшествия неопровержимо свидетельствуют о злом умысле. Чрезвычайно взволнованный, он гостеприимно предложил Люпену остаться обедать.Мужчины долго беседовали. Когда наступил вечер, они вместе отправились в замок.Доктор поднялся в спальню больного, расположенную на втором этаже, и попросил разрешения пригласить своего молодого коллегу, которому он собирается вскорости передать свою практику, поскольку желает уйти на покой.Войдя, Люпен увидел Жанну Дарсье, сидящую у изголовья отца. Она сдержала удивление и, повинуясь знаку доктора, вышла.Врачебный осмотр происходил в присутствии Люпена. Лицо у г-на Дарсье было измождено страданиями, глаза лихорадочно блестели. В этот день он особенно жаловался на сердце. После того как врач его выслушал, больной принялся с заметной тревогой задавать вопросы о своем здоровье; казалось, каждый ответ приносит ему облегчение. Затем он заговорил о Жанне, полный убеждения, что его обманывают и что с дочерью происходили и другие несчастные случаи, о которых он не знает. Несмотря на то, что доктор все отрицал, больной выказывал беспокойство. Он желал, чтобы обо всем сообщили в полицию и чтобы та начала расследование.Потихоньку его возбуждение стало утихать, и он задремал.В коридоре Люпен остановил врача.— Ну, доктор, что вы все-таки об этом думаете? Не полагаете ли вы, что болезнь господина Дарсье может быть вызвана внешней причиной?— Что вы имеете в виду?— Ну, предположим, некто хочет избавиться и от отца и от дочери.Доктор Геру, казалось, был поражен таким предположением.— В самом деле. В самом деле. Его болезнь протекает порой весьма необычно! У него почти полностью парализованы ноги, но это ведь заключительная стадия… — Доктор немного подумал и тихо продолжал: — Значит, яд… Но какой? К тому же я не вижу симптомов отравления. Хотя, надо думать… Что вы делаете? Что случилось?В этот момент мужчины беседовали у двери в небольшую столовую второго этажа, где Жанна, пользуясь тем, что к отцу пришел врач, решила поужинать. Люпен, наблюдавший за ней через открытую дверь, увидел, что она поднесла чашку к губам и сделала несколько глотков. Он стремглав бросился к ней и схватил ее за руку.— Что это вы пьете?— Как что? — не понимая, переспросила девушка. — Чай.— А почему вы сморщились, как от чего-то неприятного?— Не знаю. Мне показалось…— Что показалось?— Вроде он какой-то горьковатый. Но это из-за лекарства, которое я в него налила.— Какого лекарства?— Я за едой всегда принимаю капли. Вы же сами прописали, верно, доктор?— Да, — подтвердил врач, — но ведь это лекарство безвкусное. Вам это прекрасно известно, Жанна, вы принимаете его уже две недели, и только сегодня…— И правда, — проговорила девушка, — у этих какой-то привкус… Ой, во рту горит!Доктор Геру отпил глоток из чашки, тут же сплюнул и воскликнул:— Именно так! Ошибки быть не может!Люпен осмотрел флакон с лекарством и спросил:— Где стоит этот флакон днем?Но Жанна ответить не смогла. Побледнев как смерть, она поднесла руку к груди, глаза ее расширились; было ясно, что она испытывает невыносимую боль.— Мне плохо, — едва выдавила она.Двое мужчин быстро перенесли ее в спальню и уложили на кровать.— Ей нужно дать рвотное, — сказал Люпен.— Откройте шкаф, — приказал доктор. — Там аптечка… Нашли? Достаньте маленький пузырек. Да, этот. И теплой воды, побыстрее! Она на чайном подносе.На звонок прибежала горничная Жанны. Люпен объяснил ей, что у м-ль Дарсье приступ неизвестной болезни.Поспешно вернувшись в столовую, он осмотрел буфет и стенные шкафы, спустился в кухню под предлогом, что врач поручил ему проверить, как готовится еда для г-на Дарсье. Не вызвав никаких подозрений, он поговорил с кухаркой, слугой и сторожем Батистом, который тоже обедал в замке.
1 2 3