Тут внимание всех привлек топот шагов на террасе. Вечер стоял такой теплый и ласковый, что окна были распахнуты настежь. В одно из них внезапно всунулась жизнерадостная физиономия, обладатель которой громко провозгласил:
– Здоровуха! Дома кто есть?
Лишь Уолли оживился, услышав этот окрик. Он поспешно поднялся и пригласил своего приятеля (а это оказался не кто иной, как Гарольд Уайт) заходить. Тут же выяснилось, что Гарольд пришел не один, а в сопровождении сына с дочерью, причем никто из них не удосужился хоть чуть-чуть приодеться к ужину. Джанет Уайт, довольно неприметная молодая особа, вечно таскавшаяся в перепачканных юбках, на сей раз пришла в одеянии, которое сама считала «полувечерним» платьем. Именно она первой обратилась к Эрминтруде:
– Ничего, что мы ввалились к вам без приглашения, миссис Картер? Просто папе захотелось пообщаться с мистером Картером, вот я и подумала: а почему бы и нам с Аланом не заскочить? Впрочем, если мы не вовремя…
Эрминтруда поспешила перебить ее, заверив со всей добротой в голосе, на которую только была способна:
– Что вы, милая, я всегда рада видеть вас с Аланом. Познакомьтесь, пожалуйста – князь Алексис Варасашвили.
Если Эрминтруда и питала страхи, что Джанет попытается завладеть вниманием ее высокопоставленного гостя, то они вскоре улетучились. Джанет казалась растерянной и, устроившись рядом с Мэри, сидела будто воды в рот набрав. Обрученная с чайным плантатором с Цейлона, она никак не могла решиться на отъезд, словно опасаясь бросить отца с братом на произвол судьбы. Князь пугал ее, непривычную к высшему свету, поэтому вместо того, чтобы прислушиваться к беседе, она принялась занудно пересказывать Мэри содержание недавно полученного от жениха письма.
Ее брат, стройный молодой человек с длинными волосами, бесцеремонно устроился на софе по соседству с князем, возвестив, что является давним поклонником русской школы.
– А что это за школа? – изумилась Эрминтруда.
– Я имею в виду литературную школу, миссис Картер, – с улыбкой ответил Алан.
Гарольд Уайт, стоявший у бара в ожидании, пока Уолли смешает ему коктейль, подметил:
– Похоже, мой отпрыск оседлал своего любимого конька. Поставьте его на место, миссис Картер. Чем целыми днями читать, пусть лучше работать идет.
– Не приставай к Алану, – сказал Уолли. – Я тоже обожаю книжки читать. Только не летом, конечно.
Алан, пропустив его реплику мимо ушей, повернулся к князю и изрек:
– Чехов!
Вики, посмотревшая в театре «Вишневый сад» и, решив, должно быть, что хватит ей уже держаться в тени, продекламировала:
– О, да – утонченная психология гуманизма! Чудесная вещь, замечательная!
– О, Вики, у тебя новая прическа! – ни к месту воскликнула Джанет.
– Да, – горделиво ответила Вики. – Я так самовыражаюсь. Сегодня мне вдруг показалось, что в меня вселился чей-то дух. Мне пришлось таким образом попытаться приспособиться к нему. Вот!
– Ты просто очаровательна! – негромко сказал Алан. – Порой мне даже кажется, что в твоих жилах течет русская кровь.
Уайт осадил сына, заявив, что тот слишком много болтает, а Стил добавил, что лично он ничего для себя в Чехове не открыл.
– Ну надо же! – воскликнул уязвленный Алан. – А искусство говорить полунамеками? А тонкий стиль? Посмотрев «Три сестры», я потом неделю в себя приходил!
– Я тоже, – проворчал Уолли. – Предупредили бы меня, какая это тягомотина, ноги бы моей в театре не было!
– Я согласна, – неожиданно поддержала мужа Эрминтруда. – То есть, пьеса очень умная, безусловно, но лично я считаю, что развлекаться нужно иначе.
– А вот «Чайка» мне понравилась еще больше, – заявил Алан. – Тоска и безысходность наваливаются на тебя с такой силой, что грозят раздавить.
– Лично я посещаю театр вовсе не для того, чтобы быть раздавленной тоской и безысходностью, – отрезала Эрминтруда.
Прежде чем Алан успел придумать уничтожающую ответную реплику, князь наградил Эрминтруду обворожительной улыбкой и произнес:
– Вы, как всегда, правы, крупиночка. Вы созданы для света и радости.
– А возьмите Гоголя! – вскричал Алан. – Как тонко увязываются в его творчестве мистика и реальность. Особенно – в «Мертвых душах».
– Ну и что? – хмыкнул Уолли. – Ты, вот, говоришь: «Возьмите Гоголя»! А кому он нужен-то, твой Гоголь? И ни о каких дохлых душах мы разговаривать не собираемся. Захвати лучше Вики, и сгоняйте партию в бильярд.
– Ох, уж это ваше пристрастие к шарам! – горько вздохнул Алан. И обратился к князю:
– Вас не удивляет наша увлеченность спортом?
– На мой взгляд, друг мой, вы куда более увлечены русской литературой, чем спортом. Должен сказать, однако, что при переводе на английский кое-что пропадает.
При упоминании о спорте, Эрминтруда тут же сообразила, что хотела забрать у соседа ружье. С минуту она тщетно пыталась привлечь внимание Уолли, после чего ткнула локтем Мэри и прошептала:
– Напомни ему про ружье!
Мэри не сочла нужным секретничать и тотчас сказала:
– Дядя Уолли, вы не забыли, что хотели попросить мистера Уайта вернуть ружье?
Не ожидавшая столь лихого наскока Эрминтруда покраснела до корней волос, Уайт же тут же рассыпался в извинениях.
– Черт, совсем из головы выскочило, – сокрушался он. – Жаль, что вы не позвонили – я бы сейчас его принес. Вот что, миссис Картер, я завтра утречком непременно занесу его.
– Ох, вы не подумайте… я вовсе не хотела, – смущенно залопотала Эрминтруда. – Просто Уолли завтра отправляется на охоту вместе с нашим гостем. Я вовсе не возражаю, чтобы вы брали ружье, ведь Уолли так редко охотится…
Но Уолли тут же испортил впечатление от ее великодушной речи, презрительно фыркнув:
– Утром ты вовсе не так со мной говорила! Ты даже не представляешь, Гарольд, какую нахлобучку я получил за то, что посмел одолжить тебе дробовик!
Глаза Эрминтруды предательски увлажнились. Заметив, что Стил вот-вот взорвется, Мэри быстро предложила:
– А что, если нам и в самом деле поиграть в бильярд? Джанет, ты пойдешь с нами?
Джанет ответила, что предпочитает понаблюдать за ними, поскольку сама играет из рук вон плохо. Стил же согласился, а князь заявил, что сочтет за честь погонять шары в столь замечательной компании. После долгих уговоров Джанет позволила уломать себя, А вот Эрминтруда, Вики и Алан на уговоры не поддались. Вики, правда, сама вызвалась следить за счетом, а Алан, воспользовавшись случаем, принялся рассказывать ей про мастерское изображение жизни бедноты в произведениях Максима Горького.
В конце просторной бильярдной Эрминтруда устроила нечто вроде уголка для курения и отдыха. Оттуда, погрузившись в мягкое кресло, она и следила за игрой. Князь после каждого своего удара как бы исподволь подходил к ней и вполголоса переговаривался – обстоятельство, не ускользнувшее от бдительного Стила, взиравшего на ухищрения чужестранца с явным неодобрением.
За исключением князя и Уайта, приличных игроков в компании не нашлось. Джанет без конца спрашивала, по какому шару бить, в какую лузу целить и как держать «эту палку». Уайт в обучении дочери участия не принимал, однако, воспользовавшись тем, что князь стал показывать ей хитроумный удар, увлек Уолли в сторонку и заговорщически зашептал:
– Я, кажется, раздобыл пару классных телок! И поверь, если уж я говорю, что они классные, то это так и есть!
Уолли, в голове которого приятно шумело от трех рюмок виски, поглощенных после ужина, спросил плаксивым тоном:
– А как насчет денег, что ты у меня занял?
– Верну, верну, – замахал руками Уайт. – Не о чем беспокоиться.
– Тебе легко говорить, – поежился Уолли. – Даже страшно представить, что со мной будет, если Эрми узнает…
– Не узнает. Все будет в порядке, заверяю тебя.
– Если и не узнает, то только потому, что тебе придется вернуть мне деньги на следующей неделе, – с торжествующей улыбкой заявил Уолли.
Слова эти, по неосторожности произнесенные громче, чем следовало, достигли ушей Мэри. В ту же минуту Джанет промахнулась по шару и настал черед Уайта. Пока тот огибал стол, Мэри перехватила взгляд Стила и испуганно догадалась, что фермер тоже расслышал последнюю реплику Уолли. Стил тут же подтвердил ее опасения, приблизившись к ней и осведомившись, верно ли, что Уолли одолжил Уайту деньги.
– Не знаю, – сдержанно ответила Мэри.
Стил перевел взгляд на Эрминтруду и с явным неодобрением покачал головой.
– Пользуется ее добротой, сукин кот!
Однако в следующее мгновение, вспомнив, с кем говорит, он спохватился и извинился:
– Простите меня!
Мэри поспешила перевести разговор на другую тему, но на душе у нее скребли кошки. Едва дождавшись ухода Уайтов, она прижала Уолли к стене и спросила напрямик, верно ли, что он одолжил Уайту деньги. В ответ на заверения Уолли, что все в порядке, Мэри упрямо потребовала объяснений.
Уолли с горечью забормотал, что, должно быть, близится конец света, коль скоро собственные воспитанницы начинают за ним шпионить.
– Вы отлично знаете, дядя Уолли, что я за вами не шпионила, – вспыхнула Мэри. – Но вы говорили с мистером Уайтом так громко, что не услышал бы вас только глухой. Между прочим, Роберт Стил тоже услышал.
Это известие, похоже, слегка обеспокоило Уолли.
– Когда этот тип перестанет совать нос в мои дела? – жалобно спросил он. – По-моему, он спит и видит, чтобы я угодил под трамвай или хотя бы – сквозь землю провалился!
– Ничего подобного! – отрезала Мэри.
– Да! – обиженно выкрикнул Уолли. – Любому дураку ясно, что он на Эрми глаз положил. Ему ее деньги покоя не дают!
– Как раз об этом я и хотела поговорить с вами, – сказала Мэри. – Вы не имеете права отдавать ее деньги в долг. Тем более – Гарольду Уайту.
Уолли ощетинился.
– Хорошеньким тоном ты разговариваешь со своим опекуном!
– Вы правы, но иного выхода у меня нет. Мне больно видеть, как тетю Эрми обманывают. Будь она скупердяйкой – иное дело, но ведь она безропотно выполняет все ваши просьбы! Правда, откровенно говоря, дядюшка, порой мне становится стыдно, когда я слышу, под каким предлогом вы просите у нее денег. Между прочим, она и сама уже кое-что поняла…
– Да, мне тоже не понравилась ее реплика за завтраком, – задумчиво произнес Уолли. – Думаешь, она имела в виду нечто конкретное?
– Не знаю. Но зарубите себе на носу: если она узнает, что вы одолжили деньги Уайту, вам не сдобровать. Скандал будет страшный.
– Ладно, ладно, нечего причитать раньше времени, – раздраженно пробурчал Уолли. – Просто я малость перебрал тогда, иначе ему бы из меня и фартинга не вытянуть. Однако беспокоиться не из-за чего – Гарольд вернет долг уже на следующей неделе.
– А вдруг не вернет?
– Вернет, не бойся. У меня его расписка есть.
Мэри вздохнула.
– Вы безнадежны, дядюшка. Хотела бы я знать, как вы ему откажете, если он начнет умолять об отсрочке?
– Вот здесь ты заблуждаешься, – напыщенно изрек Уолли. – Может, кто и думает, что я такой уж тюфяк и простофился, но настоять на своем я сумею.
– Как бы мне хотелось, чтобы этот Уайт оставил вас в покое! – воскликнула Мэри.
– Я тебя понимаю, но должен тебе сказать: зря ты так на него напустилась. В некоторых делах он мне очень даже помогает. В один прекрасный день, когда я проснусь богачом, ты еще ему спасибо скажешь.
– И все-таки я предпочла бы, чтобы у вас с ним не было ничего общего, – упрямо проговорила Мэри.
Глава 3
На следующее утро Эрминтруда как раз спускалась к завтраку, когда Гарольд Уайт принес ружье. Как всегда, он вошел в парадную дверь, даже не потрудившись позвонить, и жизнерадостно пожелал Эрминтруде доброго утра. Эрминтруда сказала, что, должно быть, ее дворецкий не слышал звонка, на что Уайт, не понимавший намеков, как ни в чем ни бывало ответил:
– О, я не стал звонить! Я же знал, что вы не станете возражать против моего прихода. В конце концов, мы ведь почти родственники. Кстати, – он потряс потертым кожаным футляром, – я принес Уолли его ружьишко!
– Вообще-то, – с достоинством произнесла Эрминтруда, поморщившись при виде грязного футляра, – это не его ружье. Оно принадлежало моему покойному мужу.
– Понятно, старая добрая память, – сочувственно закивал Уайт. – Я, между прочим, ухаживал за ним, как за ребенком – чистил, смазывал. Оба ствола теперь блестят как стеклышко. Уолли будет доволен.
Эрминтруда сдержанно поблагодарила его и заметила, что отдавать ружье без футляра – вполне в духе ее супруга. Правда, в ответ на замечание Уайта, что Уолли страдает рассеянностью, она тут же вспомнила о супружеской верности и довольно сварливо возразила, что у Уолли полно более важных забот, чем забивать голову всякими пустяками. Затем Эрминтруда сообщила Уайту, что он может сам отнести ружье в оружейную комнату, и распрощалась.
– Раз уж он так свободно расхаживает по моему дому, – сказала она Мэри, – пусть сам за собой ухаживает.
В эту минуту спустился князь, и Эрминтруда поспешно осведомилась, хорошо ли он спал. Оказалось, что князь не только спал лучше, чем когда бы то ни было, но вдобавок и проснулся, разбуженный отдаленным криком петуха. Вот тогда-то он, по его словам, впервые и осознал всю прелесть жизни в английской провинции. Он лежал, с нескрываемым восторгом прислушиваясь к петушиному кукареканью. Незабываемое впечатление!
– Очень приятно, – с сомнением произнесла Эрминтруда, опасливо осведомившись (князь тут же поспешил ее успокоить), не помешали ли петухи его ночному отдыху.
Припозднившийся к завтраку Уолли появился в столовой в сопровождении Князя-спаниэля и в течение нескольких минут объяснял князю-человеку необходимость участия собаки в их охотничьей вылазке.
– Но, разумеется! – вскричал князь.
– Очень рад, что вы это понимаете, – сказал Уолли. – Признаться, меня чертовски беспокоил этот вопрос. Неприятно, согласитесь, когда на одно и то же имя откликаются и человек и пес. Весьма щекотливая ситуация.
– Понимаю, вы опасаетесь, что, закричав: «Князь, к ноге!», увидите, как я подползаю к вам на брюхе, прижимая уши и виляя хвостом, – заулыбался князь. – Давайте, договоримся так.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6