Селина, поняв, что ей не предложат разделить компанию, надула губы и вышла, утешая себя мыслью, что ей выпала обязанность подробно рассказать мисс Эддербери о разговоре в голубом салоне.
Сесилия была очень застенчива, и хотя ее манерам не была присуща отталкивающая сдержанность, как у брата, им было далеко до доверительных. Несмотря на это, она обнаружила, что уже через несколько минут рассказывает кузине о своих неприятностях. Софи слушала с интересом и сочувствием, но казалось, ее задевало постоянное упоминание мистера Ривенхола, наконец она прервала кузину вопросом:
– Прошу прощения, но этот Чарльз – он разве не твой брат?
– Мой старший брат, – ответила Сесилия.
– То, что я и хотела узнать. Но почему он может что-нибудь решать?
Сесилия вздохнула.
– Ты скоро увидишь, Софи, что в этом доме ничего не происходит без санкции Чарльза. Это он всем приказывает, все улаживает и всем управляет.
– Подожди, подожди! – сказала Софи. – Ведь мой дядя еще не умер, а? Уверена, сэр Горас никогда не говорил мне об этом!
– О нет! Но у папы – вероятно, мне не стоит об этом говорить, ведь я не знаю точно, – мне кажется, что у папы какие-то проблемы! Во всяком случае они были, потому что однажды я увидела маму очень расстроенной, и она мне кое-что рассказала, так как была в смятении и едва осознавала, что делает. В обычном состоянии ей бы и в голову не пришло говорить с кем-нибудь из нас о папе – ну, может быть, с Чарльзом и Марией, потому что сейчас та уже замужем. Только потом умер наш двоюродный дедушка Матиас и все свое состояние оставил Чарльзу, который что-то, я не очень хорошо понимаю что, сделал с закладными. Что бы это ни было, но оно поставило папу в зависимость от Чарльза. И я абсолютно уверена, что это именно Чарльз платит за Хьюберта и Теодора, кроме того, он погасил все долги, мне об этом сказала мама.
– Ей богу, это, вероятно, очень неудобно для твоего отца! – заметила Софи. – Судя по всему, мой кузен Чарльз очень неприятный человек!
– Он отвратительный! — сказала Сесилия. – Мне иногда кажется, что ему нравится делать людей несчастными, ему жалко доставить нам хоть малейшее удовольствие, его волнует только как выдать нас замуж за почтенного человека с большим состоянием, среднего возраста и рассудительного, который не может ничего, кроме как заражаться свинкой!
Так как Софи была слишком умна, чтобы предположить, что эта страстная речь была простым обобщением, она убедила Сесилию подробнее рассказать про почтенного человека, подхватившего свинку.
После непродолжительного колебания и попыток сменить тему Сесилия не только сообщила ей о предстоящей свадьбе с лордом Чарльбери (хотя еще не было оглашения), но и одарила ее ярким описанием благородного Огэстеса Фонхоупа, которое любому, не имеющему чести знать этого чудесного молодого человека, показалось бы исступленным бредом. Но Софи уже приходилось с ним встречаться, поэтому вместо того, чтобы уложить кузину в постель и дать ей успокоительных капель, она самым обычным тоном заметила:
– Да, это правда. Я никогда не видела лорда Байрона, но говорят, что он не идет ни в какое сравнение с мистером Фонхоупом. Он самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела.
– Ты знаешь Огэстеса! – задохнулась Сесилия, прижав руки к трепещущей груди.
– Да… можно сказать, мы знакомы. Кажется, я даже один или два раза танцевала с ним в Брюсселе в прошлом году. Он имеет какое-нибудь отношение к сэру Чарльзу Стюарту?
– Огэстес один из его секретарей, но ведь он поэт по натуре и совсем не разбирается в делах! По-моему, это-то больше всего и злит Чарльза! Ах, Софи, когда мы встретились – это было в Олмакском Большом зале, у меня было платье с шелковыми розочками и серебристыми бантами, и не успели мы увидеть друг друга, как… он сказал, что то же произошло и с ним! Я даже представить не могла, что возникнет хоть малейшее возражение! Он ведь из Фонхоупов! Их род известен со времен завоевания Англии норманнами или около того! Ах, если меня не интересуют титул и богатство, какое до этого дело Чарльзу?
– Никакого, – живо ответила Софи. – Дорогая Сесилия, я тебя умоляю, не плачь! Скажи мне! Что думает твоя мама о свадьбе с мистером Фонхоупом?
– Дорогая мамочка, конечно же, сочувствует мне! – ответила Сесилия, послушно вытирая глаза. – Она сама сказала. Но она не осмелится перечить Чарльзу! Это он, Софи, правит всем в этом доме!
– Сэр Горас как всегда прав! – заявила Софи, поднявшись и оправив юбки. – Я умоляла его взять меня с собой в Бразилию, потому что, если честно, не могла представить, чем смогу заняться в Лондоне, кроме развлечений в доме тети! Он меня заверил, что я найду себе дело; видишь, как он был прав! Интересно, он знал заранее? Моя дорогая Сесилия… а можно мне называть тебя Сили? Сесилия! Как церемонно! Поверь мне! Ты сейчас подавлена, и притом без малейшего повода! В затруднительной ситуации не может быть ничего хуже этого! Кажется, что ничего нельзя сделать, хотя малейшее усилие может все исправить. А сейчас мне надо зайти в свою комнату и переодеться к обеду, а то я опоздаю. Что может быть отвратительнее гостя, опаздывающего к столу!
– Софи, что ты имеешь в виду? – изумилась Сесилия. – Чем ты можешь мне помочь?
– Не имею пока ни малейшего представления, но должна быть тысяча способов. Все, что ты мне рассказала, убедило меня в том, что ты – и все вы – поддались ужасной меланхолии! Твой брат! Ради Бога, как вы позволили ему стать таким тираном? Я не даю сэру Горасу стать даже Диктатором, а это единственное, что остается мужчине, если женщины в его семье так глупы, что поощряют его! Это ведет лишь к тому, что он становится занудой! Чарльз зануда? Уверена, что да! Но ничего! Если он так любит устранить приличные браки, он начнет искать мне мужа, и это его отвлечет от тебя. Сили, пожалуйста, пойдем со мной в мою комнатку! Сэр Горас посоветовал мне купить в подарок тебе и твоей маме мантильи, и, думаю, Джейн их уже распаковала. Как права я была, выбрав для тебя белую! Сама я слишком смугла, чтобы носить белое, но ты будешь выглядеть в ней изумительно!
С этими словами она увлекла Сесилию в свою комнату, где лежали аккуратно завернутые в серебряную бумагу мантильи, одну из которых она тут же отнесла в туалетную комнату леди Омберсли и вручила ей со словами любви от сэра Гораса. Леди Омберсли пришла в восторг от великолепной черной мантильи и была очень тронута (как она призналась Сесилии) устным посланием, сопроводившим ее, ни одному слову которого она не поверила, но которое указывало на деликатность ее племянницы.
К тому времени, когда Софи сменила свой дорожный наряд на вечернее платье из светло-зеленого крепа, пышно отделанное шелком на груди и перетянутое на талии поясом с кисточками, Сесилия тоже переоделась и была готова сопровождать кузину в гостиную. Пока Софи надевала жемчужное ожерелье, ее худощавая горничная, умоляя госпожу не ерзать, застегивала манжеты ее длинных пышных рукавов. Сесилия, одетая со вкусом, но не вызывающе, в узорчатое кисейное платье с голубым кушаком, завистливо подумала, что платье Софи сделано в Париже. Она была абсолютно права; почти все наряды Софи были из Парижа.
– Одно утешение, – наивно сказала Сесилия, – Эжени оно очень не понравится!
– Боже милосердный, кто такая Эжени? – воскликнула Софи, резко повернувшись – Почему платье ей не понравится? Оно ведь не безобразно, правда?
– Мисс Софи, вы будете сидеть спокойно? – вмешалась Джейн Сторридж, встряхнув ее.
– Нет, конечно нет! – ответила Сесилия Софи. – Но Эжени никогда не носит модные платья. Она говорит, что есть много вещей важнее, чем платья.
– Какая глупость! – заметила Софи. – Конечно, есть, но не тогда, когда надо одеваться к обеду. Кто она такая?
– Мисс Рекстон. Чарльз помолвлен с ней; мама послала предупредить меня, что та сегодня обедает у нас. Мы забыли об этом в суматохе твоего приезда. Она, вероятно, уже в гостиной, так как всегда очень пунктуальна. Ты готова? Мы можем идти?
– Если моя дорогая Джейн немного поторопится! – сказала Софи, протягивая вторую руку горничной и бросив плутовской взгляд на ее нахмуренное лицо.
Горничная довольно мрачно улыбнулась, но промолчала. Она закончила застегивать крошечные пуговки, набросила на плечи хозяйки вышитый золотом шарф и одобрительно кивнула. Софи наклонилась и чмокнула ее в щеку, сказав:
– Спасибо! Иди спать и не думай, что я позволю тебе раздеть меня, не дождешься! Спокойной ночи, дорогая Джейн!
Сесилия, сильно удивленная, сказала, пока они спускались по лестнице:
– Должно быть, она у вас давно? Боюсь, мама удивилась бы, увидев, что ты целуешь горничную!
Софи приподняла брови.
– Неужели? Джейн была горничной у моей матери, а когда мама умерла, моей доброй няней. Мне не хотелось изумлять тетю.
– О! Конечно, мама все правильно поймет! – поспешно сказала Сесилия. – Только, знаешь, это так необычно!
Решительная искорка в глазах кузины показывала, что ей не слишком пришлась по душе критика ее провожатой, но так как в это время они подошли к двери гостиной, то она смолчала и позволила ввести себя в комнату.
Леди Омберсли, два ее старших сына и мисс Рекстон уже сидели возле огня. Они оглянулись на открывшуюся дверь, и два джентльмена тут же встали, глядя на кузину: Хьюберт – с искренним восхищением, а Чарльз – критически.
– Входи, дорогая Софи! – радушно произнесла леди Омберсли. – Видишь, вместо шали я надела эту чудесную мантилью! Какое изумительное кружево! Мисс Рекстон очень понравилось. Позвольте представить вам мисс Стэнтон-Лейси, моя дорогая Эжени. Сесилия расскажет тебе, Софи, что скоро мы будем иметь счастье считать мисс Рекстон членом семьи.
– Да, конечно! – сказала Софи, улыбнувшись и протянув руку. – Я желаю вам счастья, мисс Рекстон, и моему кузену тоже. – Она повернулась, быстро пожав руку мисс Рекстон, и протянула ее Чарльзу. – Здравствуй!
Он пожал протянутую руку и заметил, что его так же критически рассматривают, как и он сам до того. Это и удивило его, и пришлось ему по душе; он улыбнулся.
– Здравствуй! Не скажу, что хорошо помню тебя, кузина. Уверен, никто из нас не может этим похвастаться!
Она рассмеялась.
– Это правда. Даже тетя Элизабет на помнила меня. Кузен – Хьюберт, не так ли? – пожалуйста, скажи мне о Саламанке и Джоне Поттоне! Они удобно устроены?
Она немного подалась назад, чтобы поговорить с Хьюбертом. Леди Омберсли, с тревогой следившая за старшим сыном, обрадовалась, увидев, что он ведет себя очень любезно, и даже уважительно. Полуулыбка играла у него на губах и он продолжал разглядывать Софи, пока его внимание не отвлекла невеста.
Благородная Эжени Рекстон была стройной молодой женщиной, значительно выше среднего роста; она привыкла, что ее описывали, как высокую и элегантную девушку с аристократическими чертами лица. Ее можно было бы назвать красивой, если бы она была чуть поярче. Она была одета с большой тщательностью, но скромно в крепово-сизое платье, спокойный цвет которого напоминал о полутрауре. Ее волосы мягкого оттенка между коричневым и золотым, были изящно повязаны лентами; у нее были длинные, узкие ладони и ступни; довольно худая грудь, которая, однако, редко открывалась взорам, так как ее мать была категорически против таких низко вырезанных платьев, как у мисс Стэнтон-Лейси. Она была графской дочерью и хотя старалась не показаться надменной, никогда об этом не забывала. Имея очень приятные манеры, она стремилась, чтобы в ее присутствии люди чувствовали себя непринужденно. Она намеревалась отнестись к Софи с особой теплотой, но когда поднялась, чтобы пожать руку, оказалось, что ей приходится смотреть на Софи снизу вверх, что делало ее намерение затруднительным. Она слегка смешалась, но потом овладела собой и громко сказала Чарльзу, сопровождая свои слова спокойной улыбкой:
– Какая мисс Стэнтон-Лейси высокая! Я просто карлик рядом с ней!
– Да, очень высокая, – согласился он.
Мисс Рекстон не могла не обрадоваться тому, что он, по-видимому, не восхищался своей кузиной. Хотя при ближайшем рассмотрении Софи оказалась не такой красивой, как она сама, но поражала с первого взгляда. Теперь она понимала, что была введена в заблуждение размером и блеском глаз Софи; остальные же черты не были столь замечательны. Она сказала:
– Да, но она очень грациозна.
В тот момент, когда Софи садилась рядом с тетушкой, Чарльз увидел похожую на игрушку маленькую борзую, которая жалась к ногам Софи, испугавшись такого количества чужаков. Он поднял брови и заметил:
– Кажется, у нас две гостьи. Кузина, как ее зовут?
Он протянул руку к борзой, но Софи сказала:
– Тина. Боюсь, она не пойдет к тебе, она очень пугливая.
– Да нет же, пойдет! – возразил он, пощелкивая пальцами.
Софи не понравилась его холодная уверенность, но когда она увидела, что он оказался прав и ее собака кокетливо виляет хвостом в знак дружбы, она простила его и подумала, что, может, он и не так плох, как его рисуют.
– Какая милая малютка! – любезно заметила мисс Рекстон. – Вообще-то я не люблю животных в доме. Моя мама, дорогая леди Омберсли, никогда не заведет даже кота, вы знаете, но это должно быть исключение.
– Мама очень любит собак, – сказала Сесилия. – У нас всегда живет хотя бы одна, правда, сударыня?
– Жирные перекормленные мопсы, – сказал Чарльз матери, состроив гримасу. – Что до меня, я предпочитаю эту элегантную леди.
– О, это не самое чудесное из животных кузины Софи! – заявил Хьюберт. – Подожди немного, Чарльз, и ты увидишь, что еще она привезла из Португалии!
Леди Омберсли встревоженно зашевелилась, так как еще не рассказала старшему сыну о новом короле классной комнаты – обезьянке Жако в красном пальтишке. Но Чарльз только сказал:
– Я знаю, кузина, что ты привезла с собой своего коня. Хьюберт ни о чем другом не может говорить. Испанский жеребец?
– Да, объезженный мамелюками. Он очень красивый.
– Могу поручиться, ты прекрасная наездница, кузина! – сказал Хьюберт.
– Не знаю. Мне приходилось много ездить верхом.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7