Мне не так везет, как тебе.
Взгляд Паулы остановился на ее лице.
– Дорогая, твои платья – само совершенство!
– Знаю. Куда ты засунула своего драматурга?
– Не имею ни малейшего представления. К чему эта нелепая суета! Как будто в доме нет места... Старри сказал – он проследит.
– Ну, если только молодое дарование не носит свободные блузоны и волосы до плеч, то...
– Какое это имеет значение?
– Это будет иметь большое значение для дяди Ната, – иронически заметила Матильда.
Так оно и вышло. Хозяин дома, которому без предупреждения представили Виллогби Ройдона, посмотрел на него, потом на Паулу и не смог заставить себя пробормотать даже обычные слова приветствия. Залатывать брешь пришлось Джозефу. Он, чувствуя гнев Натаниеля, заполнил паузу собственной, бьющей через край доброжелательностью.
Положение спас Старри, объявивший обед. Все прошли в столовую. Виллогби Ройдон сел между Матильдой и Мод. Он посмотрел на Мод с некоторым презрением, но Матильда ему понравилась, и он принялся рассказывать ей о тенденциях развития современной драмы. Она послушно сносила его излияния, сознавая, что ее долг – вызвать огонь на себя.
Ройдон был болезненного вида молодой человек с неопределенными чертами лица и слишком напористой манерой поведения. Рассеянно слушая соседа по столу, Матильда представляла его в равнодушной среде мелких лавочников. Она была убеждена, что у него небогатые родители, которые смотрят на умного сына со страхом или с насмешкой, не понимая его таланта. Ройдон вел себя беспокойно и агрессивно просто от неуверенности в себе. Матильда сочувствовала ему и постаралась придать лицу выражение заинтересованности.
Паула, сидевшая рядом с Натаниелем, забыв об обеде и раздражая дядю взмахами тонких, нервных рук, увлеченно рассказывала о пьесе Ройдона. Она требовала внимания, а Нат не хотел слушать, ему было неинтересно.
Валерия, сидевшая справа от хозяина дома, откровенно скучала. Сначала она пыталась изобразить повышенный интерес к словам Паулы.
– Дорогая моя, как восхитительно! Расскажи мне о твоей роли! Как мне хочется увидеть тебя на сцене!
Но Паула отмахнулась от нее с безразличным высокомерием, неожиданно став похожей на Стивена. Валерия вздохнула, поправила аккуратные локоны. Она презирала Паулу за небрежно откинутые назад волосы и платье, которое совсем не шло ей.
Да, для мисс Дин вечер складывался неудачно. Она хотела приехать в Лексхэм. По существу, именно она, зная, что не нравится Натаниелю, настояла, чтобы Стивен взял ее с собой. Девушка не сомневалась в своей способности покорить сварливого старикана, но даже платье от Кардена не вызвало в глазах Натаниеля того восхищения, которое она привыкла встречать у мужчин. Джозеф, оценив ее вид, дружелюбно подмигнул ей. Приятно, но что толку, ведь у Джозефа нет денег.
Взгляд девушки рассеянно скользнул по лицу драматурга Паулы, но тот, казалось, был поглощен разговором с Матильдой. Валерия недоумевала: что мужчины находили в Матильде, и обиженно посмотрела на нее через стол. В этот момент Ройдон поднял глаза, их взгляды встретились. Казалось, он в первый раз увидел существо другого пола и был потрясен. Он остановился на половине фразы, покраснел и поспешил возобновить разговор. Валерия повеселела. Драматурги! С ними не угадаешь: в одну ночь они становятся знаменитыми, получают уйму денег, начинают появляться в компании с известными людьми.
Джозеф, которого Натаниель заподозрил в попустительстве приезду Виллогби, сказал, что он снова почувствовал запах древесных опилок. Такой оборот заставил Ройдона предположить, что Джозеф выступал в цирке, но тот решительно развеял эту иллюзию.
– Помню, однажды в Дурбане, когда я играл Гамлета... – начал он.
– Что вы, Джозеф! Вы никогда в жизни не играли Гамлета! – вмешалась Матильда. – Это не ваш типаж.
– А, во времена молодости! – неопределенно протянул старый лицедей.
Но Ройдона не интересовал Гамлет Джозефа. Он отмел Шекспира, и пьесы в которых играл Джозеф, он отверг уничтожающим: «Это старье! «, своим творчеством он обязан Стриндбергу и Комедии Пинеро.
Джо огорчился. Он хотел рассказать прелестный небольшой анекдот того времени, когда он играл Бенедикта в Сиднее, но, кажется, Ройдон его не оценит. «Тщеславный молодой человек», – подумал Джозеф, без удовольствия поглощая острую закуску.
Когда Мод поднялась со своего места, Пауле пришлось прекратить рассказ о пьесе Ройдона. Она сверкнула глазами, но вышла из комнаты вслед за всеми женщинами.
Мод провела дам в гостиную – большую, плохо отапливаемую комнату. Ее освещали лишь два торшера у камина, и углы оставались в тени. Паула вздрогнула и включила верхний свет.
– Ненавижу этот дом, – выдохнула она. – И он нас ненавидит. Это просто витает в воздухе.
– Что ты имеешь в виду? – не поняла Валерия, окидывая окружающую обстановку взглядом, в котором испуг смешивался с недоверием.
– Не знаю. Может быть, когда-то здесь что-то случилось. Неужели ты не чувствуешь зловещей атмосферы? Нет, думаю, ты не способна на это.
– Ты же не хочешь сказать, что здесь есть привидения? – Валерия слегка повысила голос. – Если так, я ни за что не останусь здесь ночевать.
– Нет, ты не поняла меня, – ответила Паула. – Просто здесь что-то не так, я всегда это чувствую. Хочешь сигарету, Матильда?
– Спасибо, любовь моя. Можно расположиться у камина, птенчики, и рассказывать истории о привидениях.
– Нет! – вздрогнула Валерия.
– Не поддавайся воображению Паулы, – посоветовала Матильда. – Она напророчит! В этом доме нет ничего плохого.
– Кроме того, что здесь нет обогревателей, – добавила Мод, устраиваясь у камина.
– Не в этом дело, – резко воскликнула Паула.
– Думаю, что ревматизм у Ната именно из-за этого, – продолжала Мод. – Сквозняки...
Валерия принялась пудрить нос перед каминным зеркалом. Паула, которая, казалось, не могла успокоиться, бродила из угла в угол и курила, стряхивая пепел на ковер.
– Перестань метаться, детка. Если бы ты не приставала к Нату с пьесой своего приятеля, все могло бы пройти удачно, – сказала Матильда, усаживаясь напротив Мод.
– Меня это не волнует. Для меня вопрос жизни и смерти, чтобы пьеса Виллогби была поставлена.
– Мечта любви? – Матильда насмешливо подняла брови.
– Матильда! Как ты не можешь понять, что любовь здесь ни при чем? Речь идет об искусстве!
– Прости, пожалуйста.
Мод подняла глаза от своей книги:
– Вообразите только! Императрице было всего шестнадцать лет, когда Франц-Иосиф влюбился в нее! У них был настоящий роман.
– Какой императрице? – Паула остановилась посреди комнаты, словно споткнувшись.
– Императрице Австрии, дорогая. Не представляю себе Франца-Иосифа молодым. Но здесь говорится, что он был очень красив и она влюбилась в него с первого взгляда. Он, конечно, должен был жениться на ее старшей сестре, но Елизавету он увидел первой, у нее были длинные волосы до колен. Это-то все и решило.
– Не пойму, при чем здесь пьеса Виллогби? – озадаченно спросила Паула.
– Ни при чем, дорогая моя. Просто я читаю очень интересную книгу.
– Ну, меня это не интересует. – Паула снова принялась мерить шагами комнату.
– Не обращайте внимания, Мод, – посоветовала Матильда. – У Паулы мозг работает только в одном направлении, и правила поведения лежат вне его. Расскажите мне про вашу императрицу!
– Бедняжка! – откликнулась Мод. – И все из-за свекрови. Наверное, очень неприятная женщина. Здесь ее называют великой герцогиней, но я никак не могу понять, почему она только великая герцогиня, если ее сын – император. Она хотела, чтобы он женился на Елене.
– Еще немного, и я соглашусь прочитать эту занимательную историю, – сказала Матильда. – А кто такая Елена?
Мод все еще объясняла Матильде родственные связи императорского двора, когда в гостиной появились мужчины.
Было ясно, что хозяин дома не слишком доволен мужской компанией. Очевидно, Ройдон приставал к нему со своими откровениями, потому что Натаниель бросил несколько возмущенных взглядов на драматурга и отошел от него настолько далеко, насколько позволяла комната. Мотисфонт присел рядом с Мод, а Стивен, который явно сочувствовал дяде, удивил всех присутствующих, вступив с ним в любезный разговор.
– Оказывается, Стивен джентльмен, я просто теряю голову, – пробормотала Матильда.
Джозеф, который стоял достаточно близко, чтобы услышать ее слова, заговорщицки приложил палец к губам. Он увидел, что брат заметил его жест, и торопливо, с натянутым весельем произнес:
– Ты еще не бросил пить по ночам коньяк, Нат?
Все, и прежде всего Натаниель, посмотрели на Джозефа с возмущением. Он совсем сник и поинтересовался:
– Ну хорошо, тогда во что же мы будем играть?
– Матильда, – с нажимом произнес Натаниель, глядя на мисс Клар, – мы хотим, чтобы ты была четвертой в бридже.
– Хорошо, – покладисто согласилась Матильда. – А кто играет?
– Стивен и Мотисфонт. Я прикажу поставить стол в библиотеке. Все остальные могут играть в любые дурацкие игры, в какие только захотят.
Но оптимизм Джозефа сломить было не так просто.
– Правильно! Никто вас, серьезных людей, и не трогает, а мы, легкомысленные, будем заниматься глупостями, если хотим! Сыграем-ка в «соплю»!
– Не стоит рассчитывать на меня! – объявил Ройдон. – Я не могу отличить одну карту от другой.
– Ну, вы быстро научитесь! – успокоил его Джозеф. – Мод, дорогая, боюсь, мы не сможем убедить тебя поиграть с нами?
– Нет, Джозеф, я буду тихонько раскладывать пасьянс, если кто-нибудь подвинет ко мне этот столик, – покачала головой Мод.
Валерия, которой не слишком улыбалось, что ее нареченный собирается весь вечер играть в бридж, одарила Ройдона чарующим взглядом:
– Мне не терпится расспросить вас о вашей пьесе. Я вся дрожу от нетерпения! Расскажите же мне о ней!
Виллогби, обиженный недостатком внимания со стороны Натаниеля, охотно придвинулся к мисс Дин, так что поиграть с Джозефом в «соплю» могла только Паула. Он понял, что в такой ситуации ничего невозможно организовать, и со слабым вздохом оставил свою идею, усевшись смотреть, как его жена раскладывает пасьянс.
Походив некоторое время взад-вперед по комнате и вставив несколько слов в разговор Ройдона с Валерией, Паула бросилась на диван и принялась листать иллюстрированный журнал. Джозеф быстро пододвинулся к ней и тихо попросил:
– Расскажи своему дядюшке об этой пьесе, дорогая! Какого она рода? Комедия? Трагедия?
– Она не подходит ни под какие категории, – отвечала Паула. – Это просто скрупулезный анализ человеческих характеров. Я хочу сыграть эту роль больше всего на свете. Она просто написана для меня! В ней вся я!
– Я так тебя понимаю, – кивнул Джозеф, с сочувствием пожимая ей руку. – Как часто я сталкивался с этим! Наверное, тебе смешно, что твой старик дядя когда-то играл на сцене, но тогда я был молодым и удивил своих родственников, убежав от уважаемой всеми работы стряпчего в конторе и присоединившись к бродячей труппе! – Он раскатисто рассмеялся. – Я был таким романтиком! Наверное, многие думали, какой я нерасчетливый молодой дурак, но я никогда не жалел об этом, никогда!
– Вы не могли бы заставить дядю Ната выслушать мои доводы? – невпопад спросила Паула.
– Постараюсь, дорогая, но ты же знаешь Ната! Милый старый ворчун! Он один из лучших, но и у него есть предрассудки.
– Две тысячи фунтов для него ничего не значат. Не понимаю, почему мне нельзя получить их сейчас, не дожидаясь, пока он умрет.
– Скверная девчонка! Цыплят по осени считают.
– Вовсе нет. Он сказал, что оставит мне немного денег. И потом, ведь его единственная племянница.
Было ясно, что Джозеф не одобрял такого взгляда на вещи. Он сказал: «Тс-с» – и снова схватил Паулу за руку.
Мод, одолевшей пасьянс, вдруг пришло в голову, что Паула может что-нибудь продекламировать.
– Я очень люблю хорошую декламацию, – размечталась бывшая хористка. – Когда-то я знала очень трогательное стихотворение о человеке, который умер от жажды на Льяно-Эстакадо. Я уже не помню, как это произошло, по-моему, он куда-то ехал. Я очень хорошо его читала, но прошло много лет, и я все забыла.
Все с облегчением вздохнули. Паула ответила, что не занимается декламацией, но если бы дядя Нат не занялся бриджем, то она попросила бы Виллогби почитать свою пьесу.
– Это, должно быть, очень занимательно, – предположила Мод.
У Натаниеля не было обыкновения засиживаться допоздна, и он не изменял привычкам ради удобства гостей. В одиннадцать игроки вернулись в гостиную, где их ожидал поднос с напитками, и Натаниель объявил, что лично он идет спать.
– Я надеялся поговорить с вами, Нат, – осмелился намекнуть Эдгар Мотисфонт.
Натаниель пронзил его взглядом, брошенным из-под густых бровей.
– Ночью я предпочитаю спать, – отрезал он.
– Я тоже хотела поговорить с вами, – вставила Паула.
– Ты ничего не получишь, – с коротким смешком ответил Натаниель.
Мод собрала карты.
– О боже, уже одиннадцать? Я тоже пойду.
Валерия пришла в ужас от перспективы ложиться так непривычно рано, но ее успокоили веселые слова Джозефа:
– Надеюсь, никто больше не хочет спать! Еще рано, правда, Валерия? А как насчет того, чтобы отправиться в бильярдную и послушать приемник?
– А тебе надо было храпеть еще в девять вечера, – буркнул Натаниель, на которого, казалось, пагубно действовало веселье Джозефа.
– Только не мне, – заявил Джозеф. – И вот что я тебе скажу, Нат: тебе тоже лучше остаться с нами!
Не иначе как злой гений подбил его похлопать брата по спине. Натаниель, не любивший, когда его трогали, сразу же застонал и воскликнул:
– Чертов ревматизм!
Он выполз из комнаты как заржавевший танк, приложив руку к пояснице. Выражение его лица, хорошо знакомое его родным, заставило Валерию еще шире раскрыть свои хорошенькие глазки и сказать:
– Никогда не думала, что ревматизм – это так серьезно!
– Это не серьезно. Мой дорогой дядя, как всегда, переигрывает, – пояснил Стивен, передавая Матильде виски с содовой.
– Нет, нет!
1 2 3 4 5 6