Она отступила на шаг и заметила, что Подсолнух отошла от нее и жестом зовет за собой. Дебора с гордо поднятой головой неторопливо последовала за девочкой. Она заметила, что старик что-то сказал, наверняка про нее.
— Kima, — быстро прошептала Подсолнух. Дебора прибавила шагу.
Добравшись до типии, обе почувствовали явное облегчение.
— Tsaa, — с улыбкой произнесла Подсолнух.
— Tsaa. Хорошо.
Деборе удалось изобразить легкую улыбку, но она продолжала следить за происходящим в лагере. На лице Подсолнуха отразилась тревога. Что-то явно случилось. Раньше Дебора не чувствовала такой враждебности. Что говорил старик в маске? Подсолнух принесла из типи недошитое платье и бросила Деборе на руки.
— Да, мне надо чем-нибудь заняться, отвлечься от происходящего, — взволнованно произнесла Дебора.
Теперь все взгляды были устремлены на Ястреба. В том числе и взгляд его отца. Белый Орел хотел знать, как сын отреагирует на слова старика. Ястреб был раздражен. Чего от него ждут? Что он будет все отрицать? Нет. Этого он не сделает.
Дебора — его пленница, его бледнолицая женщина, а сам он пока не ощущал себя здесь своим. Во многом благодаря ее влиянию. Это унижало и пугало Ястреба. Дебора и представить себе не могла, что оказывает на него такое воздействие. Почувствует ли он когда-нибудь себя членом племени?
Он хоть и вернулся, сердце его было не здесь. Он вернулся с намерением жить так, как живут они, стать их частью. Он не смог. Но его сердце не принадлежало и тому миру. Watsitu Pihi, старик, общавшийся с духами, назвал его Потерянным Сердцем. Старик прав. Но Ястреб не собирался признаваться в этом.
А теперь шаман заявил, что бледнолицая женщина, которую Ястреб держит у себя, принесет его племени несчастье. Ястреб и верил, и не верил в это.
Может быть, сама Дебора не принесет неприятностей, но то, что он чувствует по отношению к ней, — может.
Ястреб повернулся, когда увидел, что отец, Белый Орел, сидевший перед своим жилищем, встает и поднимает руку, прося тишины.
— Печально слышать твои слова, старый мудрец, — мрачно произнес он. — Ты говоришь, будто мой сын навлечет на нас беду.
Старик выступил вперед, его тощая грудь вздымалась от напряжения. Ястреб знал, что скажет шаман.
— Меня предостерегли боги. Твой сын не сражается вместе с другими воинами. Он сражается с самим собой, а не сражается с врагом.
Шаман тихонько качнул трещоткой.
— Человек не может жить в двух мирах. Это приносит смерть одному и горе другому.
Теперь вперед выступил Ястреб. И все взгляды обратились на него.
— Я сражаюсь, когда считаю это нужным, — спокойно сказал он. — Я не ребенок, чтобы выполнять желания других.
— Но ты не участвуешь в набегах наших воинов, — заметил шаман, — если только они не направляются в Инде или за Kwana kuhtsu paa. Разве это не так?
Ястреб помолчал. Это было так. Он не участвовал в набегах на бледнолицых. Отправлялся лишь в места, располагавшиеся за Рио-Гранде.
— Сейчас не время сражаться с бледнолицыми. Их слишком много. Ты не забыл, что произошло с теми, кто вышел за пределы резервации, обозначенные бледнолицыми? — угрюмо проговорил Белый Орел.
— Они повели себя, как дураки, — ответил один из команчей. — Бледнолицые солдаты застигли их врасплох.
Белый Орел оглядел толпу, покачивая головой. Было очевидно, что большинству молодых воинов не терпелось поучаствовать в сражении.
— Умереть не стыдно, стыдно умирать с голоду и выполнять предписания бледнолицых. Вы этого хотите? Мужчина должен жить, как мужчина, а не как собака.
— Когда бледнолицый обращается с нами, как с очередным препятствием на своем пути, мы из воинов превращаемся в преступников. Давайте наберемся терпения и подождем, что будет.
— Что, еще одно нарушенное соглашение? Приходят охотники, убивают бизонов, бросают их туши в прерии, — раздался еще один гневный голос.
— Они не уважают Великого Духа, давшего нам бизонов для еды. Нарушают свои обещания. И наш долг — убивать тех, кто отбирает у нас то, что по праву принадлежит нам.
Ястреб молча наблюдал за тем, как Белый Орел проигрывает битву. Молодежь была готова драться.
— А как же насчет наших убитых воинов? — воскликнул высокий команчи, весь покрытый шрамами.
— Всего лишь две луны назад синие мундиры напали на охотившихся юношей. Юноши ничего не сделали, но их убили. Разве можно такое терпеть?
Ястреб и отец обменялись взглядами. Среди убитых юношей оказался единственный сын воина, покрытого шрамами. Он был совсем еще мальчиком. Его зарезали, как и остальных. По толпе прошел ропот.
От толпы отделился юноша и указал на Ястреба.
— Я бросаю тебе вызов, сын вождя, докажи свою мужественность, — произнес он.
Ястреб узнал его, когда юноша повернул лицо к свету. Esatai, Волчонок. Он не любил Ястреба и был против того, чтобы тот поселился в лагере. Однажды они дрались на длинных ножах, Ястреб ранил его и победил.
— Мы собираемся угнать много лошадей, присоединяйся к нам, если не боишься, — нагло заявил Волчонок.
Ястреб ответил не сразу. Он был отважен, а набеги волновали. Но он не любил, когда его загоняли в угол.
— Разве я не ездил рядом с тобой, когда мы сражались с шайеннами, сиу и апачи? — спросил он резко. — Я участвовал в нескольких сражениях, снял с врагов скальпы. Мои подвиги записаны на стенах моего жилища. И всем известно, что я не трус.
— Возможно, но я не видел, как ты сражаешься с бледнолицыми. Может, ты их боишься?
Атмосфера накалялась все больше и больше. Ястреб кожей ощущал ненависть Волчонка и ни слова не проронил в ответ.
— Ты, видимо, боишься, — усмехнулся Волчонок, некоторые его поддержали.
Лишь один человек отважился выступить в защиту Ястреба, его кузен Ohawasape, Желтый Медведь. Отважный воин. К Ястребу он относился с нескрываемым восхищением.
— Я слышу тявканье койота вместо волчьего воя, — рассерженно заявил Желтый Медведь. — У моего кузена много пони, а все жилище увешано скальпами. А это, несомненно, вызывает зависть.
Волчонок взглянул на него:
— У меня тоже много пони! И много скальпов….
— Скальпы у тебя серые, а твои пони не догонят и черепаху, не то, что бизона, — заметил Желтый Медведь.
В его прищуренных глазах была ярость, Волчонок шагнул вперед.
Ястреб поднял руку:
— Это мой бой, кузен, но спасибо на добром слове. — Он повернулся к Волчонку: — Итак, я принимаю твой вызов.
Волчонок в замешательстве переминался с ноги на ногу. У него до сих пор был шрам, шедший от уха до подбородка.
— Мы сразимся, — наконец проговорил он, — как только ты докажешь, что не боишься воевать. Не хочу марать руки о того, кто дрожит при мысли о схватке с врагом.
Ястреб плюнул, выражая презрение, и увидел, как покраснел Волчонок. Его голос напоминал рычание, а глаза сощурились, когда он заговорил:
— Я сражусь с тобой, когда мы вернемся. Шаман загрохотал тыквой, красные перья зашевелились в такт движению.
— Ты должен избавиться от бледнолицей женщины, — произнес он высоким тоненьким голоском. — Она навлечет на нас много бед, если останется в лагере.
Ястреб почувствовал на себе множество взглядов, но лицо его по-прежнему оставалось непроницаемым.
— Нет. Бледнолицая женщина моя. Она останется, пока не надоест мне.
Кто-то выкрикнул что-то в ответ, по толпе пробежал гневный ропот. Ястреб словно не слышал его.
Завтра он пойдет к Деборе и докажет ей, что она должна стать его женщиной.
Внутри типи царил мрак, хотя край неба на востоке посветлел. Дебора с унынием смотрела на пятна на одеялах. Она понятия не имела, что с ними делать и как объяснить их происхождение Подсолнуху.
К счастью, Подсолнух об этом знала и считала вполне естественным. Только в обществе, где прежде жила Дебора, женщины были вынуждены притворяться, что таких естественных функций организма не существует.
Девочка отвела Дебору в другое жилище. На краю деревни в дальнем конце лагеря, почти у гребня горы, находилась маленькая палатка, спрятанная под огромным выступом. Подсолнух повернулась и, смущаясь, взглянула на нее.
Дебора не поняла, что именно должна сказать или сделать. У входа на камнях, выложенных в форме круга, лежала черная обуглившаяся зола.
— Ikaru, — сказала Подсолнух, показывая Деборе, чтобы та вошла внутрь.
Та передернула плечами — из палатки доносился сильный резкий запах.
— Не понимаю, — начала она.
Подсолнух огорченно посмотрела на нее и махнула рукой. Потом жестами кое-как объяснила то, что хотела сказать. Дебора наконец поняла, и лицо ее запылало.
— Tsihhabuhkamaru, — просто сказала Подсолнух. Дебора догадалась, что имела в виду девочка.
— Я так понимаю, что то, что у меня месячные, нарушило естественный порядок вещей.
— Nabi? atsikatu, — мягко произнесла девочка.
Дебора помотала головой.
— Видимо, я должна оставаться здесь, пока это не кончится? Не возражаю. Я считаю некоторые из ваших примитивных ритуалов детскими, хотя и безвредными.
Не обращая внимания на обиженное лицо Подсолнуха, Дебора вошла в палатку. Там пахло шалфеем, кедр, ель и другие растения свисали пучками с наклоненных жердей, из которых состоял потолок.
Крыша была тростниковой, а на полу лежал толстый ковер из пучков растений.
Когда она повернулась, то увидела, что Подсолнух стоит на коленях и разводит костер в обложенной камнями яме, находившейся снаружи.
— Прости, что я была груба с тобой, — произнесла она. Подсолнух посмотрела на нее с улыбкой. Деборе стало не по себе, что девочка так быстро ее простила. Чувство вины лишь усилилось. Она подошла к двери.
— Haitsнi.
— Haitsнi. Haa, — мягко сказала Подсолнух.
Близкие друзья. Интересно, что подумает Подсолнух, если Дебора сбежит, даже не попрощавшись. Но по-другому просто не может быть.
Сама мысль об этом заставила ее вздрогнуть.
Они с Джудит очень рискуют, но надо попытаться.
Господи, что Джудит подумает, когда Дебора не придет к реке? Наверное, самое ужасное. И предупредить ее нет никакой возможности.
От костра пошел дым, девочка знаком подозвала Дебору. Та вышла из палатки и остановилась. Дым был густым и ароматным. Подсолнух улыбнулась и поманила ее вперед. Набросив на плечи Деборы платье, отступила, затем потащила ее за собой. Дебора поняла: это была церемония, видимо, связанная с ее месячными. Дебора кивнула.
— Что за глупости! — прорычал Ястреб, отчитывая Подсолнух.
Подсолнух слушала, уставившись на носки своих мокасин.
— Она не из нашего племени. Ей не нужны наши церемонии.
Он не хотел уезжать, не поговорив с Деборой, но Подсолнух отвела ее в хижину для очищения. Теперь он сможет поговорить с ней лишь по возвращении.
— С тобой ничего не случится, брат мой? — робко спросила Подсолнух.
У нее был такой несчастный вид, что гнев Ястреба улетучился.
— Что тебе привезти? — спросил Ястреб.
Девочка расплылась в улыбке.
— Наа. Мне очень нравится твой последний подарок. Он нахмурился:
— Что за подарок, nu samohpu?
— Дебора. Она такая хорошая.
— Она не для тебя. Ты это знаешь. И не я, ее сюда привез.
— Но ты ее здесь держишь. Так сказал шаман. Он думает, что она принесет нам несчастье, но, по-моему, он ошибается. Она очень старается угодить нам.
— Не нам, а тебе, — промолвил Ястреб, мотнув головой. — Ты проводишь с ней слишком много времени, сестра моя. Когда вернусь, отправлю тебя обратно к отцу. Бабушке нужна твоя помощь.
В глазах девочки мелькнула обида.
— Ты сердишься на меня?
Он положил руку ей на плечо, пропустив прядь ее черных шелковистых волос сквозь пальцы.
— Нисколько. О такой сестре, как ты, можно только мечтать. Я горжусь тобой. Но бледнолицая женщина сможет позаботиться о нашем жилище, а я хочу поспать в собственном доме.
Подсолнух наклонила голову, он тихонько улыбнулся. Изгиб ее щеки был все еще детским и мягким, а руки — полными, как у младенца. Скоро к ней начнут свататься, и она станет взрослой женщиной, с сожалением подумал Ястреб.
— Я привезу тебе твердых конфет, таких, как уже привозил, — сказал он.
Она взглянула на него с улыбкой:
— Привези на двоих. Уверена, твоя женщина тоже захочет конфет.
Как жаль, что, поддавшись минутному побуждению, он препоручил Дебору заботам Подсолнуха. Его сестра сойдет с ума от горя, если случится неизбежное, и никогда не простит ему этого.
Тут он заметил, что на них смотрит отец. Белый Орел был мрачен, Ястреб знал, что он думает о предстоящем набеге.
— Ты уверен, что хочешь участвовать в набеге, сын мой? — спросил Белый Орел, когда Ястреб к нему подошел.
Помолчав, Ястреб ответил:
— Я не опозорю дом моего отца, не хочу, чтобы меня считали трусом, Я не воюю с женщинами и детьми, как Волчонок, я буду сражаться с вооруженными мужчинами. Все знают, что у меня не лежит к этому душа. Но я пойду, я насчитаю столько пар, сколько Волчонку и не снилось, — решительно заявил Ястреб. — А когда вернемся, я встречу его с ножом, пусть тогда попробует назвать меня трусом.
— Ты с ним и раньше встречался.
— Он забыл. — Ястреб посмотрел на отца: — Я ему напомню.
В глазах Белого Орла вспыхнули веселье и гордость.
— Это хорошо. Некоторые мужчины медленно учатся. — Он взглянул на вершины гор: — Чувствую, что ветер переменится, и будет дуть вниз с горных перевалов и вверх с долин. В этом лагере мы не останемся надолго.
— Значит, ты веришь в то, что бледнолицые пленники приносят несчастье?
Белый Орел поджал губы.
— Я верю в то, что однажды этому придет конец, как и всему на свете. Главный Квана объединился с Квахари тукас, они совершают много набегов и убивают множество синих мундиров. Бледнолицые солдаты в ярости, наши молодые воины не желают мира — только войны.
Он, не отрываясь, смотрел на линию горизонта, словно мог увидеть там будущее.
— В месте, называемом Форт-Ричардсон, появился новый начальник. Он учит своих людей сражаться, как команчи. Индейцы называют его Мангоменте. Среди бледнолицых он известен как Макензи.
— Думаешь, ему удастся то, что не удалось другим? Белый Орел пожал плечами:
— Мне бы не хотелось так думать. Но я знаю, что во время набега на прерию Солт-Крик было убито четверо с волосами, как у бизонов. В тот раз набегом руководил Маманти, он забрал их скальпы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33