Вы очень даже участвуете в нашей политике. Вы вышли замуж за дона Фелипе Леон-и-Альвареса, разве нет? — Его пальцы сжались на ее руке, когда она попыталась вырваться, а его неумолимый голос продолжал: — Когда вы вышли за дона, вы взяли его имя, сеньора. Одного это достаточно, чтобы получить доступ ко двору Максимилиана. Подразумевается, что вы будете вести себя как послушная долгу жена, вы не думали об этом? Или вы думали только о том, как весело будет сидеть рядом с Карлотой?
— Хватит! — Глаза Аманды встретились с его взглядом. Ей все же удалось отстраниться и повернуться, и теперь она стояла всего в нескольких шагах посреди грязной улицы; гнев и страдание отражались на ее выразительном лице. — Вы не знаете всей истории, поэтому не можете справедливо судить. — Ее подбородок слегка приподнялся, в потемневших синих глазах промелькнул вызов.
Мальчишка-оборванец в образе ангела мщения, подумал Эль Леон. И она права — он действительно еще не знал всей истории. Почему она согласилась выйти за Фелипе, и, что еще важнее, почему его брат согласился жениться на ней? Он хорошо знал Фелипе: одно только вожделение не заставило бы его сделать предложение, особенно предложение, окруженное такой завесой секретности. Черт, кто же в действительности инициировал этот брак: Аманда, потому что искала способ осуществить свои амбиции, или Фелипе по каким-то одному Богу известным гнусным причинам? Эта мысль терзала его, и он не был уверен, что хочет услышать ответ. Ему всегда нравилось, что его воспоминания об Аманде чисты и не отягощены позорной правдой.
— Pues entonces расскажите мне, — потребовал он, переборов отвращение. — Я бы хотел услышать вашу историю, сеньора Леон.
В шелковом журчании его голоса звучал такой ядовитый сарказм, что Аманда насторожилась. Надменный главарь-мексиканец явно изводит ее, стараясь заставить чувствовать себя посмешищем, но Аманда не могла понять почему? Он что, ненавидит всех американцев? Может, поэтому он смотрит на нее так холодно — эти золотые львиные глаза, кажется, видят ее насквозь…
На улице стояла тишина, палящий зной словно заглушил все звуки; даже тихие вздохи ветра стали не слышны.
— Вы хотите объяснений сейчас? — возмутилась она. — Прямо здесь? Вообще-то это не самое прохладное место для разговоров.
Он ответил по-испански, сказав ей, что да, здесь и сейчас, и у Аманды снова появилось чувство, что этот человек знает о ней слишком много.
— Я говорила вам, — начала она совершенно спокойным голосом, — что не понимаю испанского. — Три удара сердца, прежде чем он наклонил свою темную голову. В его глазах светилось недоверие, когда он повторял свои слова по-английски.
Выбора не оставалось. Ненавидя и место, и своего мучителя, Аманда коротко описала причины, стоявшие за ее браком с Фелипе, и недолгое путешествие, приведшее ее в горы к хуаристам, посланным Эль Леоном.
— Брак был организован вашим tio — дядей? — Он нахмурился, и Аманда почти увидела, как его мысли принимают другое направление, пока он обдумывает ее рассказ. Все это правда: она потеряла свой дом из-за жадности дяди и желания Фелипе получить землю, когда-то принадлежавшую ее отцу; но вот поверит ли ей Эль Леон?
Нет, он, очевидно, не поверил, потому что наклонился к ней с циничной улыбкой и насмешливым тоном поинтересовался, не перестали ли существовать банки в ее части Техаса.
— Они ведь установили меньший процент и не требуют пылких тел в качестве гарантии, сеньора, — сказал он спокойным тоном, отчего Аманда мгновенно ощетинилась, как потревоженный дикобраз.
— Но они и не дают денег просто потому, что вы их просите об этом! — резко парировала она. Негодование кипело в ней, когда она с отвращением смотрела на него.
Подняв бровь, Эль Леон покачал головой, взял ее за локоть и мягко повернул, чтобы отвести с пыльной дороги в тень деревьев, под которыми возвышался колодец — всего лишь груда камней с кривым ведром на куске старой веревки.
Аманда с благодарностью зачерпнула воды плошкой из высушенной тыквы. Несмотря на жару, вода оказалась на удивление холодной.
Небрежно прислонившись к дереву, Эль Леон молча наблюдал за ней, и каким-то образом негодование и ярость Аманды превратились в сбивающий с толку вихрь, когда она почувствовала его пристальный взгляд. Она ненавидела его, это несомненно: для нее он был невыносимым животным, но сердце, обычно такое спокойное, учащенно билось, когда ее взгляд скользил по его мощному, мускулистому телу. Всего несколько секунд назад ей было жарко, но теперь ясно ощутимая дрожь пробежала по ее телу, как если бы она стояла на ледяном ветру. Мужчина, стоящий перед ней, — убийца, разыскиваемый императорскими властями за совершение преступлений вроде тех, в которых он только что обвинил французов, — она слышала это даже в Техасе! Он был грубым, презренным, даже опасным — но в то же время волновал и привлекал ее больше, чем любой мужчина, которого она знала и своей жизни, и это тревожило Аманду.
Она замерла, ее голубые глаза сузились, когда Эль Леон оттолкнулся от ствола дерева и, шагнув ближе, протянул к ней руку.
— Не трогайте меня, — выпалила девушка: слова срывались с ее губ потоком неоконченных фраз, когда она попыталась вырваться. — Я не буду… вы не… вы преступник, и я не позволю вам прикасаться ко мне!
— Нет? — Улыбка, холодная и немного злая, тронула его губы, а пальцы так сильно сжались на ее запястье, что Аманде пришлось приложить все силы, чтобы не морщиться от боли. — Ваш муж был таким хорошим человеком, chica, что вы не возражали против его прикосновений? Мне показалось, вы только что рассказывали, как жестоко он поступал по отношению к вам, как отобрал ваш дом. И все же вы вышли за него и принимали его прикосновения. Я, по крайней мере, честный вор, который не крадет землю у сирот…
В одно мгновение Аманда оказалась в жестких объятиях стальных рук. Эль Леон приподнял ее подбородок. Будь она проклята! Продалась за дом и землю тому, кто предложил большую цену, но надменно не желает прикосновений мужчины, которого считает ниже себя. Интересно, с легкой горечью подумал он, смог бы Фелипе оценить иронию всего происходящего?
Под длинными темными ресницами в голубых глазах Аманды плясали искорки беспокойства, зрачки расширились от странного предчувствия. Она изо всех сил пыталась сохранить хладнокровие — хладнокровие, которое мгновенно исчезло, когда рот Эль Леона накрыл ее приоткрытые губы. Это был не поцелуй, а клеймение, заявление своих прав на нее, как будто она отбившийся от стада теленок. В результате ее и без того зыбкий самоконтроль исчез.
Она изо всех сил прижалась к нему, ее нежный округлый живот столкнулся с твердыми углами его бедер, его руки двигались по ее спине вниз, к выпуклостям ягодиц, чтобы прижать еще ближе. Аманда попыталась вырваться, руки сжались в кулаки и колотили по его широкой груди в тщетном яростном порыве, пока Эль Леон не схватил ее за запястья.
— Успокойтесь. Вы уже играли в эту игру раньше, — холодно произнесен и, не дав Аманде возможности возразить, снова накрыл ее губы своими.
Господи, они стоят посреди грязной деревни хуаристов, и никого из окружающих не интересует ее положение, никто не придет ей на помощь! Неужели у этого человека совсем нет чести? Очевидно, нет, решила она несколькими секундами позже. Пойманной в его неумолимые объятия Аманде оставалось только стоически терпеть его неторопливые ласки с холодным равнодушием, чтобы показать Эль Леону, как мало он волнует ее.
Но каким-то образом вопреки ее намерениям и твердому решению игнорировать эти Теплые, страстные губы, требующие ответа, сердце Аманды тревожно забилось, а дыхание превратилось в короткие страстные вздохи.
Ничто из того, что она испытывала в жизни, не подготовило ее к этому моменту, к этому буйному, сладостному полету чувств, вызванному мужскими губами на ее губах. Как могла она предвидеть, что ее пульс будет так бешено биться, а дыхание станет таким прерывистым из-за обжигающих поцелуев, вторгающихся в неизведанные территории? Но даже если бы она и знала, ее реакция не изменилась бы.
Все окружающее растворилось, и в сознании Аманды остался только Эль Леон, его крахмальная белая рубашка, расстегнутая почти до талии, его широкая обнаженная грудь и мускулистые руки с гребнями вен под загорелой кожей. Его ладони, которые, как она думала, грубы и шершавы, оказались крепкими и гладкими — мужские руки, привычные к работе, но изящные и ухоженные. Вокруг главаря бандитов, разыскиваемого мексиканским правительством, распространялась аура силы и власти, величайшей уверенности в себе. К этому примешивалось неопределенное ощущение загадочности, которое теперь стало еще сильнее.
Какой-то настойчивый голосок нашептывал что-то в отдаленном уголке ее сознания, но Аманда не могла его ясно расслышать, не могла даже ясно думать, потому что он отстранился и смотрел на нее, сдвинув брови, похожие на крылья ястреба, над глазами из расплавленного янтаря.
— Parece mentira… — пробормотал Эль Леон, потом умолк, оставив Аманду гадать, что же показалось ему таким невероятным. И почему он упорно продолжает говорить по-испански, если она заявила, что знает только английский? Возможно, еще одна проверка — как прикосновение его рук и губ?
Затаив дыхание, Аманда осторожно сделала шаг назад с одной только мыслью — убежать как можно дальше от этого человека, который вызывает в ней такие противоречивые чувства.
Эль Леон мог бы поклясться, что у этой девушки очень мало или вообще нет никакого опыта в поцелуях вроде того, каким он целовал ее. Или, может быть, она гораздо больше актриса, чем он мог представить…
— Пожалуйста, извините меня. Я не очень хорошо себя чувствую, — пробормотала Аманда, отступая еще на шаг. — Думаю, это все жара и долгое путешествие…
Когда Эль Леон кивнул, она умолкла, и легкая улыбка тронула уголки его губ. Не важно, подумала Аманда, поверил он ей или нет. Теперь она освободилась от него, освободилась от этой странной магии, которой он обладал. Ей нужно время подумать, разобраться в своих чувствах и незнакомых желаниях.
Но когда она вернулась в домик, где провела ночь, времени на раздумья не оказалось, потому что Эль Леона ждали несколько мужчин. Они сразу начали расспрашивать его, что он собирается делать с заложницей. Оказавшись в ловушке между этими мужчинами и безопасностью маленькой комнаты, Аманда ждала, стараясь не выдать своего интереса, но не в силах не прислушиваться. Она села перед очагом, оказавшись чуть позади Эль Леона, так что он, вероятно, мог забыть о ее присутствии.
— Что делать с ней? — заговорил он по-испански. — Что, по-вашему, я должен делать? За нее не получить денег и не освободить узников, как мы хотели сделать с доном Фелипе. У вас есть какие-нибудь предложения?
Очевидно, предложений не было, и Аманда, с трудом сглотнув, наклонилась вперед и стала дуть на тлеющие угли, чтобы скрыть свое смятение. К несчастью, облачко пепла взлетело в воздух и попало ей в нос, от чего она стала чихать и кашлять, привлекая внимание всех мужчин в комнате.
— Простите, — дрожащим голосом произнесла она, чувствуя себя ужасно глупо. — Может, мне выйти из комнаты? — Ее слова были обращены к Эль Леону, и он отрицательно покачал головой, сказав, что это не имеет значения, поскольку они говорят по-испански.
Он улыбнулся ей и снова отвернулся к трем мужчинам, которые стояли и терпеливо ждали. Его тон стал резче.
— Итак, — начал он, — что вы предлагаете? Может, нам подержать ее какое-то время, а потом продать (французским солдатам? Они не заплатят много, но это лучше, чем ничего. Или, коли на то пошло, мы можем отдать ее нашим собственным солдатам как подарок. Это будет достаточно щедро.
Чувствуя себя не в своей тарелке, мужчины бросали осторожные взгляды на Эль Леона, явно не зная, как ответить.
— Нам говорили, что на нес приятно посмотреть, вот и все, jefe. А французы… мы подумали, может быть… — Говоривший умолк, увидев ледяное выражение лица главаря и понимая, что превысил свои права.
— Вы думали зря, Хоакин. Я буду решать, что делать, а не вы.
Аманда смотрела невидящими глазами в окно. Стараясь справиться с собой и удержаться от желания сорваться с места и убежать, она обхватила руками колени и оперлась спиной на камни очага, изображая равнодушие. Внутри у нее все дрожало. Неужели варианты, о которых он так небрежно говорил, действительно рассматриваются? Тысячи разных идей метались в ее голове, и каждая казалась менее привлекательной, чем другая. Бежать — но как? Куда она отправиться? Даже Буэна-Виста, ее рай на земле, была сейчас занята дядей Джеймсом — единственным ее родственником и самым худшим врагом.
Нет, она больше не будет плакать, не поддастся этой глупой женской привычке, которая всегда оставляет у нее чувство неловкости, а мужчин только раздражает. Что такого в женских слезах, из-за чего мужчины так на них реагируют?
Три тени промелькнули мимо Аманды, когда мужчины вышли, и ни один не посмотрел в ее сторону. В комнате снова стало тихо. Ветерок, прохладный и такой желанный, проник в комнату через дверь и окна, лаская шею Аманды и играя прядями ее спутанных волос.
Аманда сидела на камнях у камина, сложив руки на коленях; оборванные края юбки едва прикрывали ее исцарапанные икры и острые колени. Скоро из одежды на ней останется одна сорочка, вздохнув, подумала Аманда, подбирая грязную юбку.
— Con permiso, — пробормотал Эль Леон и не оглядываясь вышел из комнаты. Стало совсем тихо, и Аманда вдруг подумала, скоро ли он вернется. У нее было слишком много вопросов без ответов, слишком много страхов и сомнений относительно своего будущего.
В раздражении она встала и начала убирать со стола. Бобы в ее миске ссохлись в твердую массу на дне. Она работала методично, отмывая столовую утварь в ведре и вытирая куском чистой тряпки, чтобы убрать ее в грубо сколоченный буфет, встроенный в стену. Привычные движения давали ей возможность справиться с отчаянием: они напоминали о Буэна-Виста и временах, когда она помогала Марии на кухне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46