Сиротливо темнели обзорные экраны. Стоя на одной ноге и пытаясь попасть
другой в штанину, Игоревски негромко шипел. Он никому не сказал, кто
приходил к нему сегодня днем, ему вовсе не хотелось, что бы над ним
смеялись или считали сумасшедшим. Еще больше он боялся, что смеяться будут
над ней. Но, конечно, он узнал ее. Не мог не узнать. Жаклин. Игоревски
помнил каждый изгиб ее тела, светлые волосы, родинку под мышкой...
Когда он открывал дверцу шкафа, в котором хранилась теплая одежда,
респираторы и термокостюмы, та вдруг неожиданно громко скрипнула и на
несколько секунд Игоревски окаменел. Но ни один шорох не отозвался на этот
скрип, только масло еще изредка падало каплями из поврежденной
охладительной системы. "Так-так-так" - легонько заговорила дверь
переходной камеры. Щелк! - и захлопнулась. Игоревски пристегнул к поясу
блок питания термокостюма, фонарь, рацию и, на всякий случай, ракетницу.
"Я только посмотрю; нет ли ее там", - подумал он и уже не таясь толкнул
наружную дверь.
Конечно, там никого не было. С высоты своего наблюдательного пункта,
медленно водя фонарем с лева на право, Игоревски обозрел местность вокруг
краулера. Песок и песок. И с чего он взял, что кто-то будет ждать его
здесь? Игоревски щелкнул переключателем на стенке переходной камеры, и
цепь малых прожекторов загорелась вдоль борта краулера, освещая подбрюшье
механического чудища. Сам толком не понимая зачем, Игоревски повернулся и
стал спускаться по приваренной к борту лестнице. Может, Жаклин ждет его с
той стороны?
Когда она погибла, он долго не мог поверить. Как это так - был
человек, любил танцы, увлекался археологией, ел, пил, спал - в общем жил -
и вдруг - нет. Даже тела не нашли. На Марсе такое часто случается.
Игоревски часто думал - увидь он тело Жаклин, ему было бы проще примирится
с идеей ее смерти.
Косматые унты коснулись песка. Оглядываясь по сторонам, Игоревски
обошел вокруг краулера. И замер. Следы, те самые, которые он искал сегодня
днем чтоб показать Джойстону и не нашел, теперь они были на месте.
Маленькие следы босых девичьих ног, такие изящные рядом с его унтами.
Безумие. Человек без термокостюма и респиратора проживет на Марсе не
дольше пяти минут. Но вот они. На красном песке отпечатался каждый
пальчик.
Миражи не оставляют следов.
Игоревски посветил фонариком вдоль убегающей цепочки следов. Ничего.
Фонарик высвечивал метров сто, а дальше пустыня терялась во мраке.
Игоревски неожиданно пришла в голову мысль, что фара на пневматике много
крат сильнее его фонаря. Три здоровенных мотоцикла стояли тут же, так что
ему не пришлось даже далеко ходить. Игоревски встал на приступку,
перекинул ногу и очутился в седле. Щелкнул стартером. Свет фары осветил
пустыню где-то на километр. След убегал и терялся среди дюн. Игоревски
погладил зажигание. Ласково погладил, почти нежно. "Один километр, -
подумал он. - Я проеду только один километр. И тут же вернусь." Игоревски
знал, что обманывает себя, но все же старательно делал вид, что верит
своим словам.
Мотор пневматика негромко затарахтел в разряженной марсианской
атмосфере. Игоревски ощутил, как задрожало под ним сидение. Подождал
немного, пока двигатель нагрелся и надавил на газ. Пустыня дрогнула и
покатилась навстречу.
Это случилось восемь месяцев назад. Она вошла в состав экспедиции к
Городу Пирамид. Жаклин так радовалась тогда. У нее было столько надежд...
И не вернулась.
Песок шуршал под шинами низкого давления, взлетая позади пневматика
легким фонтанчиком. Километры наматывались на спидометр. С каждым третьим
Игоревски обещал себе, что этот километр точно последний. Скрылся за
барханами столб света, созданный прожекторами краулера.
Он даже не сразу узнал о случившемся. Ведь он не был родственником.
Чиновник сказал ему голосом, полным дежурного сочувствия: "Мне очень жаль.
Вы же знаете, в этом районе повышенная концентрация ловушек..." Как же
так, был человек, а осталось только официальное сочувствие? Разве так
можно?
Пустыня всегда опасна. Ночью особенно. Но марсианская пустыня опасна
вдвойне. Игоревски спасло то, что он был далеко от центра "банки", когда
произошел разряд. "Банкой" на Марсе называют природный пьезоэлектрический
конденсат. Игоревски только краем глаза заметил слабую голубоватую
вспышку, и тут же у пневматика вырубился мотор.
Чертыхаясь, Игоревски вылез из седла. Переключение на резервную
электросеть у пневматиков сделано очень неудобно. Хорошо, хоть, фонарик не
перегорел, благо был выключен в момент разряда. В его свете Игоревски
пришлось искать нужный ключ, потом лезть этим самым ключом куда-то между
баком и движком, нащупывая там переключатель. В меховых перчатках это не
так то и просто. "Все", - шептал он себе под нос. - "Хватит авантюр." Он
понимал, что уцелел по случайности - Марс суровая планета и не прощает
фамильярности.
Переключатель сухо щелкнул и тут же загорелась единственная фара.
Игоревски проследил за светом. Он сделал это скорее инстинктивно, чем
надеясь что-то увидеть. После того, как Игоревски наехал на "банку",
правильнее было-бы сказать наоборот, надеялся ничего такого там не
увидеть.
Она была там. На самой границе света и тьмы, где рассеянный
электрический свет уже почти не был властен, в каких-то шестистах метрах
впереди, она была там. Бронзовое пятнышко стройной спины на фоне красных
песков, руки-хворостинки, Жаклин шла и пританцовывала, Жаклин уходила.
- Подожди! - хотел крикнуть Игоревски, но вовремя вспомнил о том, на
Марсе его крик скорее утонет в разряженной атмосфере, чем долетит до
кого-либо. Он пробежал несколько метров, разбрасывая песок, остановился не
зная что делать. Фигурка уходила слишком быстро, теряясь, прежде чем он ее
догонит, Жаклин исчезнет во тьме. Игоревски метнулся назад к пневматику,
чуть ли не прыжком взлетел в сидение и втопил газ.
Если б она не погибла, они сыграли бы свадьбу.
Игоревски проехал, наверно, километров пятнадцать, прежде чем понял
что здесь что-то не так. Жаклин не летела над дюнами, не растворялась в
воздухе, просто шла и танцевала. И все-таки пневматик не мог догнать ее.
Сначала Игоревски думал что в десять секунд догонит Жаклин и лихо
развернет перед ней машину. Потом он решил, что ему потребуется минут
пять. Потом... Потом он подумал о том, что вообще не сможет ее догнать.
Когда он понял это, он остановил машину.
Вот как раз этого ему делать и не стоило.
Марс - весь Марс - это такая сложная система, состоящая из сотен
тысяч ловушек. Во всяком случае, так он выглядит с точки зрения землян.
Они образуются и исчезают сами собой, никто не может точно сказать почему.
Есть места где их больше, есть места, где почти нет. Вокруг пирамид их
очень много. Вокруг земных поселений нет совсем. Не все из них
смертоносны, но смертельно опасны все.
Игоревски заметил свою оплошность, только когда колеса погрузились в
зыбучий песок больше, чем на половину. А тогда уже было поздно.
Три долгих минуты сражался пневматик за свою независимость. Песок
летел струями. Мотор надрывался. Колеса уходили все глубже. Игоревски
пытался работать рулем, что бы освободить хотя бы переднее колесо, но то
сидело уже слишком глубоко. Давя на газ, Игоревски всей силой прижимался к
машине, словно это могло ей помочь. Бесполезно.
Наконец он соскочил с обреченного пневматика и побежал прочь, пока и
его не засосало. Только оказавшись на твердом месте, Игоревски обернулся
Пневматик уходил под песок как корабль получивший пробоину ниже
ватерлинии. По ходу дела он медленно кренился на правый борт. Вот скрылся
под песком бампер, вот, шурша, песчинки потекли на сидение, вот уже на
поверхности осталось только одно колесо, вот скрылось и оно. Пустыня
очистила себя, проглотив чуждую машину и вновь замерла, исполненная
неподвижности. Игоревски растерянно оглядывался, стоя на краю зыбуна.
- Кажется, придется возвращаться пешком, - пробормотал он наконец. Не
ради слов, просто надо было что-то сказать, чтоб успокоится. Последние
песчинки в глубине потревоженного зыбуна упали, занимая новое положение.
Зыбун был готов ждать следующую жертву, как ждал предыдущую - миллионы
лет.
Наверное, Игоревски стоило сразу развернуться и двинуться назад. У
него было мало шансов вернуться до рассвета и ему следовало бы повернуться
спиной и шагать всю ночь напролет не глядя по сторонам и ни на что не
отвлекаясь, тогда к утру он, усталый, возможно, вернулся бы туда, откуда
начал, где стоял покосившийся краулер, где два пневматика уютно дремали в
тени металлической громады и где Станкевич с Джойстоном спокойно спали в
своих каютах свернувшись калачиками. Но он оглянулся.
До нее было сто метров. Даже меньше. Восемьдесят. Нет, еще ближе. В
семидесяти метрах от него стояла Она. Игоревски не мог оторвать от Жаклин
глаз. Она танцевала и он видел каждое движение ее танца. Он видел, как
плавно движутся ее ноги, как взлетают и опускаются светлые волосы. Когда
она вскинула руку к висящему среди звезд Фобосу, он различил каждый
пальчик на руке.
Игоревски не мог поступить иначе. Он шагнул к ней. Он не мог
позволить себе потерять Жаклин еще раз. Танцуя, Жаклин пошла прочь.
Светлые волосы развевались на ветру.
- Жаклин! - Игоревски побежал.
Сначала он рванулся изо всех сил. Жаклин была слишком близко, что бы
теперь отступать. Девушка бежала непринужденным игривым бегом, танцуя на
ходу, и Игоревски даже казалось, что временами Жаклин оборачивалась что бы
позвать его.
- Жаклин, да куда же ты, вернись! - крикнул он, но только потерял
дыхание.
Бежать в респираторе было чертовски неудобно. Ремешок крепления давил
на затылок. Игоревски начал задыхаться. Воздух свистя выходил через клапан
и с трудом засасывался внутрь. Тяжеленная шуба давила на плечи. Унты,
казалось, при каждом шаге хватались за грунт и не хотели его выпускать.
Стекло запотело. Жаклин неслась в семидесяти метрах перед ним, так легко,
что еще чуть-чуть и взлетит. Ей было легко: на ней не было ни единой
нитки.
Наверно они пробежали километров десять. Иногда Игоревски переходил
на шаг - тогда и Жаклин замедляла свой бег.
В боку кололо. Недостаток воздуха разрывал грудь.
- Вернись! - позвал Игоревски и рухнул вниз.
Запотевшее от бега стекло помешало ему вовремя заметить оползень и
Игоревски упал, увлекая с собой сотни и сотни камней. Не извернись он и не
схватись за крошащуюся землю, смерть неминуемо настигла бы его сорока
метрами ниже. А так он почти что повис, распластавшись на крутом косогоре.
Из под ног сыпалась земля. Камни, за которые он уцепился, были мелкие и
острые и резали руки несмотря на рукавицы.
Очень осторожно Игоревски подтянул под себя одну ногу, вторую. Оперся
на них, протягивая вперед дрожащую правую руку. В этот момент камень
из-под левой вывернулся и Игоревски чуть не полетел вниз. С диким криком,
он вонзил скрюченные ладони в склон, цепляясь за песок, глину, камни. Если
бы не забрало респиратора, Игоревски, наверное, вцепился бы в склон
зубами. Щебень потек из под него ручьем и Игоревски съехал на пол-метра,
только чудом удержавшись от окончательного падения.
Шестьдесят секунд, целую минуту, он висел молясь Богу и считая удары
сердца.
"Боже, - подумал он, - Помоги!"
Капелька пота пробежала по носу.
Сквозь рукавицы Игоревски ощущал как дрожат камешки за которые он
держался.
Откуда-то пришла глупая мысль что, вися враскаряку, человек
напоминает распластанную лягушку или цыпленка табака. Игоревски удивился,
как может еще думать о таких пустяках.
Прежде чем вылезти, он сорвался еще дважды.
Несколько минут после этого Игоревски лежал не двигаясь и пыхтя, как
какой паровоз. Сквозь шубу и термокостюм, он ощущал холод чужой людям
земли. Капельки пота стекали по щекам и падали на забрало респиратора. В
голове шумело, казалось, он слышит отдаленную музыку. А может, это выл
голодный марсианский ветер.
Когда Игоревски поднялся на ноги, Жаклин была в двадцати метрах то
него. Двадцать метров! Она стояла полуотвернувшись и перебирала свои
длинные пряди.
Игоревски шагнул к ней. Жаклин - от него.
- Нет, - прошептал Игоревски отворачиваясь. - Нет.
Он внезапно почувствовал, что его бьет дрожь. От холода. Дрожащими
руками он снял с пояса блок питания термокостюма. Лампочка индикатора не
работала. БП сгорел. Давно, видимо, еще когда электросхему в пневматике
вышибло разрядом "банки". Ведь он-то работал в момент разряда в отличи от
фонарика. Просто на то, чтобы тепло ушло сквозь шубу понадобилось какое-то
время, а потом Игоревски стало не до того.
Игоревски разжал руку и БП упал на песок, глухо стукнув. Человек без
термокостюма проживет не так уж долго на поверхности Марса. Игоревски
потянулся за рацией - если он будет пытаться согреться двигаясь, то может
быть помощь успеет.
Рука нащупала пустое место. Где-то, пока Игоревски вылезал из
провала, рация отстегнулась и упала, а он и не заметил.
В отчаянии он огляделся. Жаклин стояла теперь в десяти шагах, словно
молчаливая тень.
- Ты... - начал Игоревски и вдруг понял. Холод пронимал его до
костей. Игоревски отцепил от пояса ракетницу, повертел ее в руках,
зачем-то прицелился и выстрелил в дюны. Ракета запрыгала по песчаным
холмам, окрашивая их в красный свет, и потухла. Бесплатный световой
спектакль для двух зрителей. Игоревски бросил ракетницу следом за ракетой.
1 2 3