https://wodolei.ru/catalog/podvesnye_unitazy/
09.98 г. Прости, что задержалась с ответом, но причин, весьма уважительных, хватает...
Наконец, кажется, все. Желаю долгих лет жизни в добром здоровье и благополучии.
Обнимаю, целую и я тебя, Миша. Пиши.
Ольга.
21.10.98 г.
Вот так, уважаемые мои читатели, через это почти что исповедальное письмо я только и смог наконец познакомить вас с человеком, сохранившим все (до единого!) мои письма, написанные в окопах Сталинграда шестьдесят лет назад.
Приведенное же здесь письмо Ольга Николаевна писала, когда работа над романом "Мой Сталинград" продолжалась и она успела прочесть лишь первую его часть.
* * *
Уже начав работу над новым своим автобиографическим романом "Оккупанты", я вдруг понял, что как бы ни старался уйти от прежних моих героев, в какие бы дали ни уводили меня другие дороги от них, но Сталинград-то не отпустит от себя, он пребудет со мною постоянно. Ибо он во мне, а я - в нем. И это уже навсегда. Оказалось, однако, что не только во мне одном он остался навсегда, Сталинград, но и в другом человеке, который пишет мне и по сей день из Ужгорода, то есть из так называемого ближнего зарубежья, куда мой адресат угодил по недоброй воле соловьев-разбойников Беловежской пущи. Поскольку и в этих письмах Сталинград не только присутствует, но и живет и властно, порою очень больно тревожит и даже терзает душу, перекликаясь с нынешним нашим окаянным временем (прошу читателей простить мне это заимствование у Бунина).
Вся вторая глава составится целиком из писем Ольги Николаевны Кондрашенко - этой изумительной женщины, "подруги дней моих суровых". Мои вторжения в ее размышления будут редки и минимальны.
Итак, с вашего разрешения, дорогой мой друг-читатель, передаю слово Ольге Николаевне.
Ужгород, июнь 2001 года.
Вечная память и честь погибшим,
народная любовь - героям живым!
Газета "Товарищ", 2001 год
Миша, дорогой, здравствуй!
Подошла незабываемая дата: шестидесятилетие начала Великой Отечественной войны - время трагических и героических дней и ночей!
Хорошо помнится 22 июня 1941 года. Воскресенье. Папа и мама ушли на базар за покупками, а мы с бабушкой остались дома. И вдруг по радио объявили, что будет передано важное правительственное сообщение. Зазвучал голос В.М. Молотова и его страшные слова, возвестившие о нападении Германии на Советский Союз, о начале войны и врезавшиеся в память: "Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!" Этого забыть нельзя, невозможно оно незабываемо в течение всей жизни...
Таким образом, и у нас с тобой, друг мой, год 2001-й замечательный шестьдесят лет со времени нашей встречи, нашего сближения, связанные с этим дальнейшие взаимоотношения, уготованные судьбою. Здесь и радости, и горести, но была суждена нам жизнь, а это уже счастье, хотя, конечно, и омраченное всякими переживаниями.
В данном конверте высылаю три письма 1942 года - в них ярко отображены тобою события той ужасной поры, которые еще и теперь, спустя десятилетия, ранят душу, заставляют учащенно биться сердце и удивляться стойкости, мужеству, выносливости людей, находившихся на поле брани, в этом кромешном аду; и безусловно, поражаться тому, как в этих невероятных условиях ты мог писать столь толковые письма, отражающие кошмар происходящего...
Честь и слава тебе за это, Мишенька!
Я всегда гордилась тобою, преклонялась перед твоей выдержкой и умением находить в себе силы писать в труднейших условиях того страшнейшего времени, когда каждую минуту поджидала смерть... Я рада, милый мой, что судьба пощадила тебя, что ты вышел победителем из этой смертельной схватки - и столько сделал доброго людям своим талантом. Вот только судьбе было не угодно, чтобы мы были вместе, как написано в твоем письме от 4 июля 1942 года: "В противоположность нашей первой встрече, мы встретимся с тобой в счастливый и радостный день триумфального счастья, озаренный ярким солнцем счастья. И мы с тобой уверенно и гордо пойдем вместе по освобожденной украинской земле". Зато дружбой многолетней она нас не обошла, а это ведь чувство тоже великое, ценное. Невольно вспомнились слова из песни довоенных лет под названием "Дружба" в исполнении известного эстрадного певца В.А. Козина: "Мы так близки, что слов не нужно, чтоб повторять друг другу вновь, что наша нежность и наша дружба сильнее смерти и больше, чем любовь". И все-таки чувство настоящей, искренней любви превыше всего - она способна творить чудеса...
Далее строки уже из другого твоего письма, а именно от 7 сентября 1942 года: "Интересует меня, Оля, каким ты представляешь меня сейчас? Все тем же румянощеким юношей или каким-либо другим? Едва ли ты поверишь, моя дорогая, что несколько светлых волос серебрят мои виски, что в голубых и когда-то открытых глазах теперь неугасимо поблескивают злые огоньки, как у затравленного тигренка". Конечно, я представляла тебя таким, каким ты, Миша, был перед уходом на фронт. И еще в этом же письме: "Очень бы хотелось покушать яблок. Где наша Украина?" Хорошо помню твою тягу к яблокам, даже к зеленым и кислым. Вспомнилось мне, как при встрече в Чопе мы вдвоем ели с тобой яблоко (одно из привезенных тебе из Ужгорода из нашего сада). А как теперь, Мишенька? Все так же любишь? Думаю, что - да.
Итак, прошла не только последняя декада июня, но и весь июль, который принес мне немало хлопот и волнений, связанных с моим днем рождения именинами (24 июля, день Ольги, о котором на Украине много говорят по радио, связывая его с княгиней Ольгой). Где-то с 17-го числа уже начали приходить и поздравлять меня; затянулось все это до начала августа, однако главная причина в моем состоянии здоровья, которое частенько огорчает, поэтому, к сожалению, я не всегда могу писать, сосредоточиться над письмом. Таким образом, наступила и моя очередь просить у тебя прощения за мою неаккуратность, Миша. Понимаю, что ты ждешь, может быть, уж не так моих писем, как тех, написанных более полувека назад, в которых ярко и правдиво отражены события Великой Отечественной...
И вот передо мной твое письмо от 12 сентября 1942 года (всегда, конечно, желанное), да еще и с фотокарточкой. Удивляюсь, как ты, дорогой мой, мог даже подумать, что присланное тобою фото могло мне не понравиться, - ведь оно было для меня (и теперь остается) самым драгоценным подарком.
Спустя многие годы, уже когда я работала в Закарпатском филиале "Гипрограда", мой сослуживец в фотолаборатории нашего института переснял и увеличил две твои фотографии, подаренные мне в разные периоды времени, которые и посылаю тебе на память в данном послании, а также фото 1948 года, где я со своей подругой перед отъездом из Сум в Ужгород.
В конверт этот вкладываю открытку - обращение к ветеранам ЦК компартии Украины (мне подарили, но я решила выслать тебе, а себе оставить отснятую копию), а также еще ксерокопию стихотворения, написанного мне ко дню рождения. Не суди, пожалуйста, строго - написано оно ведь не профессионалом, поэтому примитивно весьма, однако искренне, от всей души...
Хочется узнать о твоей поездке в Иркутск - видимо, массу впечатлений оставила она у тебя, Миша. Очень печальным было сообщение о катастрофе пассажирского самолета, которое настораживало и тревожило.
28 июля, разговаривая со мной по телефону, бывшая моя коллега сказала, что 21 июля 2001 года (как раз в день моего рождения) видела твое выступление по телевизору и еще других выступающих, - речь шла о кинофильме "Тихий Дон"... Как хотелось бы увидеть и мне тебя, мой друг, но теперь такая масса каналов и нужны особые антенны, чтобы увидеть российские передачи, ну а мой телевизор вообще не работает.
Заканчиваю, Мишенька, свое послание 12 августа 2001 года - подтверди, пожалуйста, получение. Продолжаю ждать обещанную тобою бандероль с книгой "Рыжонку" в паре с "Карюхой" и журнал о тебе и твоей даче... Успешных трудовых будней в добром здравии, благополучии желаю от всей души! Целую.
Ольга.
П.С. 9 августа 2001 года в автокатастрофе погиб украинский писатель-драматург Стельмах Ярослав Михайлович - сын Михаила Стельмаха, твоего соратника по перу. Вот еще какая нелепая, трагическая смерть может настигнуть человека.
С выдающимся украинским писателем Михаилом Стельмахом меня связывала многолетняя дружба. И Ольга об этом знала.
* * *
Ужгород, 3 августа 1998 года.
Дорогой Миша, здравствуй!
Не могу, чтобы не написать тебе и не сообщить о постигшем меня огромном горе - кончине моей дорогой и любимой мамы. Умерла она 24 апреля, около шести часов вечера; попросила еще попить, я ей принесла чайку с лимоном. С большим трудом (с моей помощью, конечно) приподнялась на постели, выпив несколько глотков, стала падать. Я обратилась к ней: "Мамуленька, скажи мне хоть слово! На кого же ты покидаешь меня, родненькая?" Но мамочка моя замолчала навеки... Поняв, что случилось уже непоправимое, позвала соседей по дому (а до этого старалась никогда и никого не тревожить), они, кстати, находились во дворе, - им-то мы с мамой в 1995 году подписали дарственную на нашу квартиру. Сосед вызвал "скорую", чтобы констатировать смерть. Приехавшая врач составила направление в морг, а часа через два специальная машина увезла мою мамочку от меня уже навсегда...
Очень много лет мама тяжело болела, пятнадцать лет была незрячей, но со мной была родная душа, преданный и верный друг, который никогда бы не подвел и не предал. Я всегда старалась быть сдержанной, внимательной и ласковой. Последние года четыре никуда не ходила, даже поблизости, не оставляла ее одну, понимая, как ей тяжело. Мама очень жалела меня, прикладывала все усилия, чтобы облегчить мою далеко не завидную участь, тревожилась постоянно за мое здоровье, которое было тоже ненадежным...
В последний период времени у мамы резко ухудшилось состояние здоровья: примерно за два года перенесла она три воспаления легких (вводили антибиотики в уколах, давали таблетки), позже заметно стало сдавать сердце, началась отечность... И вот организм в конце концов не выдержал...
Похоронили маму 28 апреля, гроб опустили в могилу к папочке (мама всегда просила об этом, а тем более прошло много лет со дня захоронения папы), таким образом, осталось место и для меня, чтобы лежать нам там всем вместе...
Вот так, Мишенька, из семьи в семь человек, проживающей в Ужгороде, осталась я одна-одинешенька... И вот теперь уже нет никого в живых, кроме меня, и мне страшно одиноко и тоскливо...
Прости, пожалуйста, друг мой, за столь печальное послание, но я не могу иначе...
А сейчас все же перехожу на другую тему. В октябре исполнится девять лет, как мы с тобой разговаривали по телефону, - это немалый срок. Помню, что попросила тебя прислать мне твое собрание сочинений в восьми томах (всю жизнь "попрошайничаю"; если не книги твои, то письма, поздравления или прошу о твоем приезде, о телефонном разговоре), на что ты мне ответил: "никуда от тебя это не денется". А вот делось, да еще как! За этот период времени мы оказались с тобой, к великому сожалению, даже в разных государствах, что привело к определенным сложностям...
Случайно обнаружила в книге С.М. Борзунова о тебе, которая в свое время была мне подарена, небольшую бумажку, на ней мною были записаны две даты отправки тебе поздравлений: 18/4-90 г. - с Первомаем и 24/1 - с Днем Победы. Ответа на них не пришло. Замолчала и я, а ты, Миша, тем более, для тебя такое было в порядке вещей...
Я всегда понимала твою непомерную занятость и огромную умственную перегрузку, предельное напряжение нервной системы, но тем не менее ждала всегда и надеялась на твои весточки, на присылку твоих произведений, в которых очень нуждалась...
Вот и теперь, узнав о том, что вышел в свет твой новый роман (твоя главная книга) о Сталинградской битве, и не имея возможности приобрести таковую в Ужгороде, прошу тебя, дорогой Миша, прислать мне ее - буду весьма признательна и очень благодарна тебе.
Сильно пережила, да еще и в настоящее время переживаю смерть Анастасии Николаевны. (Моя старшая сестра умерла в г. Энгельсе на 92-м году жизни, в 1997 году, похоронена в том же городе. - М.А.) Какой-то период времени старалась скрыть от мамы эту скорбную новость, не хотела ее лишний раз расстраивать, однако позже пришлось сказать, тогда уж горевали вместе, Анастасия Николаевна была для нас близким и дорогим человеком, отношения между нами сложились просто, можно сказать, родственные.
Вынуждена адресовать тебе это свое послание в редакцию журнала "Роман-газета"; надеюсь, что данное твое произведение, как и все предыдущие, пройдет через "Роман-газету", ты здесь известный, свой, как говорится, человек, и мое письмо попадет в твои руки.
Продолжительное время писала тебе, когда ты был редактором журнала "Москва", в адрес редакции (твоего домашнего адреса не знала никогда, да и не пыталась узнать, ибо не хотела вносить, если можно применить тут музыкальный термин, диссонанс в твое семейное счастье, - и таким образом избежать излишних, никому не нужных объяснений).
Думаю, что мое послание будет передано тебе твоими соратниками, вернее, собратьями по перу - коллегами, и ты, Миша, не оставишь его без внимания, пришлешь мне ответ и книгу (или же "Роман-газету"), - буду ждать и надеяться.
Мне кажется, что пусть и очень незначительное (косвенное, конечно) отношение имею к Сталинградской эпопее, хотя бы уже потому, что в свое время (в какой-то степени) поддерживала моральный дух будущего автора этого сочинения.
Всегда с неизменными добрыми чувствами
Ольга...
P.S. В данном конверте высылаю тебе на память три маленьких календарика на 1998 год (год для тебя, друг мой, славный, особенный, юбилейный. Здравия тебе, Миша, благополучия, успехов в жизни и труде!
Оля.
5 августа 1998 года.
P.S. В письме моем, возможно, отсутствует последовательность изложения мыслей, но ты должен понять меня, учитывая мое состояние, не судить строго, извинить: писала волнуясь.
* * *
Из этого письма и из других, последующих за ним, читатель, надеюсь, заметит, что для всех моих совершенно очевидных провинностей перед нею Ольга старается отыскать смягчающие обстоятельства, встать на мою защиту при неизбежных нападках на меня со стороны не только недругов, но и друзей, для коих некоторые мои поступки могли показаться необъяснимыми и даже предосудительными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Наконец, кажется, все. Желаю долгих лет жизни в добром здоровье и благополучии.
Обнимаю, целую и я тебя, Миша. Пиши.
Ольга.
21.10.98 г.
Вот так, уважаемые мои читатели, через это почти что исповедальное письмо я только и смог наконец познакомить вас с человеком, сохранившим все (до единого!) мои письма, написанные в окопах Сталинграда шестьдесят лет назад.
Приведенное же здесь письмо Ольга Николаевна писала, когда работа над романом "Мой Сталинград" продолжалась и она успела прочесть лишь первую его часть.
* * *
Уже начав работу над новым своим автобиографическим романом "Оккупанты", я вдруг понял, что как бы ни старался уйти от прежних моих героев, в какие бы дали ни уводили меня другие дороги от них, но Сталинград-то не отпустит от себя, он пребудет со мною постоянно. Ибо он во мне, а я - в нем. И это уже навсегда. Оказалось, однако, что не только во мне одном он остался навсегда, Сталинград, но и в другом человеке, который пишет мне и по сей день из Ужгорода, то есть из так называемого ближнего зарубежья, куда мой адресат угодил по недоброй воле соловьев-разбойников Беловежской пущи. Поскольку и в этих письмах Сталинград не только присутствует, но и живет и властно, порою очень больно тревожит и даже терзает душу, перекликаясь с нынешним нашим окаянным временем (прошу читателей простить мне это заимствование у Бунина).
Вся вторая глава составится целиком из писем Ольги Николаевны Кондрашенко - этой изумительной женщины, "подруги дней моих суровых". Мои вторжения в ее размышления будут редки и минимальны.
Итак, с вашего разрешения, дорогой мой друг-читатель, передаю слово Ольге Николаевне.
Ужгород, июнь 2001 года.
Вечная память и честь погибшим,
народная любовь - героям живым!
Газета "Товарищ", 2001 год
Миша, дорогой, здравствуй!
Подошла незабываемая дата: шестидесятилетие начала Великой Отечественной войны - время трагических и героических дней и ночей!
Хорошо помнится 22 июня 1941 года. Воскресенье. Папа и мама ушли на базар за покупками, а мы с бабушкой остались дома. И вдруг по радио объявили, что будет передано важное правительственное сообщение. Зазвучал голос В.М. Молотова и его страшные слова, возвестившие о нападении Германии на Советский Союз, о начале войны и врезавшиеся в память: "Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!" Этого забыть нельзя, невозможно оно незабываемо в течение всей жизни...
Таким образом, и у нас с тобой, друг мой, год 2001-й замечательный шестьдесят лет со времени нашей встречи, нашего сближения, связанные с этим дальнейшие взаимоотношения, уготованные судьбою. Здесь и радости, и горести, но была суждена нам жизнь, а это уже счастье, хотя, конечно, и омраченное всякими переживаниями.
В данном конверте высылаю три письма 1942 года - в них ярко отображены тобою события той ужасной поры, которые еще и теперь, спустя десятилетия, ранят душу, заставляют учащенно биться сердце и удивляться стойкости, мужеству, выносливости людей, находившихся на поле брани, в этом кромешном аду; и безусловно, поражаться тому, как в этих невероятных условиях ты мог писать столь толковые письма, отражающие кошмар происходящего...
Честь и слава тебе за это, Мишенька!
Я всегда гордилась тобою, преклонялась перед твоей выдержкой и умением находить в себе силы писать в труднейших условиях того страшнейшего времени, когда каждую минуту поджидала смерть... Я рада, милый мой, что судьба пощадила тебя, что ты вышел победителем из этой смертельной схватки - и столько сделал доброго людям своим талантом. Вот только судьбе было не угодно, чтобы мы были вместе, как написано в твоем письме от 4 июля 1942 года: "В противоположность нашей первой встрече, мы встретимся с тобой в счастливый и радостный день триумфального счастья, озаренный ярким солнцем счастья. И мы с тобой уверенно и гордо пойдем вместе по освобожденной украинской земле". Зато дружбой многолетней она нас не обошла, а это ведь чувство тоже великое, ценное. Невольно вспомнились слова из песни довоенных лет под названием "Дружба" в исполнении известного эстрадного певца В.А. Козина: "Мы так близки, что слов не нужно, чтоб повторять друг другу вновь, что наша нежность и наша дружба сильнее смерти и больше, чем любовь". И все-таки чувство настоящей, искренней любви превыше всего - она способна творить чудеса...
Далее строки уже из другого твоего письма, а именно от 7 сентября 1942 года: "Интересует меня, Оля, каким ты представляешь меня сейчас? Все тем же румянощеким юношей или каким-либо другим? Едва ли ты поверишь, моя дорогая, что несколько светлых волос серебрят мои виски, что в голубых и когда-то открытых глазах теперь неугасимо поблескивают злые огоньки, как у затравленного тигренка". Конечно, я представляла тебя таким, каким ты, Миша, был перед уходом на фронт. И еще в этом же письме: "Очень бы хотелось покушать яблок. Где наша Украина?" Хорошо помню твою тягу к яблокам, даже к зеленым и кислым. Вспомнилось мне, как при встрече в Чопе мы вдвоем ели с тобой яблоко (одно из привезенных тебе из Ужгорода из нашего сада). А как теперь, Мишенька? Все так же любишь? Думаю, что - да.
Итак, прошла не только последняя декада июня, но и весь июль, который принес мне немало хлопот и волнений, связанных с моим днем рождения именинами (24 июля, день Ольги, о котором на Украине много говорят по радио, связывая его с княгиней Ольгой). Где-то с 17-го числа уже начали приходить и поздравлять меня; затянулось все это до начала августа, однако главная причина в моем состоянии здоровья, которое частенько огорчает, поэтому, к сожалению, я не всегда могу писать, сосредоточиться над письмом. Таким образом, наступила и моя очередь просить у тебя прощения за мою неаккуратность, Миша. Понимаю, что ты ждешь, может быть, уж не так моих писем, как тех, написанных более полувека назад, в которых ярко и правдиво отражены события Великой Отечественной...
И вот передо мной твое письмо от 12 сентября 1942 года (всегда, конечно, желанное), да еще и с фотокарточкой. Удивляюсь, как ты, дорогой мой, мог даже подумать, что присланное тобою фото могло мне не понравиться, - ведь оно было для меня (и теперь остается) самым драгоценным подарком.
Спустя многие годы, уже когда я работала в Закарпатском филиале "Гипрограда", мой сослуживец в фотолаборатории нашего института переснял и увеличил две твои фотографии, подаренные мне в разные периоды времени, которые и посылаю тебе на память в данном послании, а также фото 1948 года, где я со своей подругой перед отъездом из Сум в Ужгород.
В конверт этот вкладываю открытку - обращение к ветеранам ЦК компартии Украины (мне подарили, но я решила выслать тебе, а себе оставить отснятую копию), а также еще ксерокопию стихотворения, написанного мне ко дню рождения. Не суди, пожалуйста, строго - написано оно ведь не профессионалом, поэтому примитивно весьма, однако искренне, от всей души...
Хочется узнать о твоей поездке в Иркутск - видимо, массу впечатлений оставила она у тебя, Миша. Очень печальным было сообщение о катастрофе пассажирского самолета, которое настораживало и тревожило.
28 июля, разговаривая со мной по телефону, бывшая моя коллега сказала, что 21 июля 2001 года (как раз в день моего рождения) видела твое выступление по телевизору и еще других выступающих, - речь шла о кинофильме "Тихий Дон"... Как хотелось бы увидеть и мне тебя, мой друг, но теперь такая масса каналов и нужны особые антенны, чтобы увидеть российские передачи, ну а мой телевизор вообще не работает.
Заканчиваю, Мишенька, свое послание 12 августа 2001 года - подтверди, пожалуйста, получение. Продолжаю ждать обещанную тобою бандероль с книгой "Рыжонку" в паре с "Карюхой" и журнал о тебе и твоей даче... Успешных трудовых будней в добром здравии, благополучии желаю от всей души! Целую.
Ольга.
П.С. 9 августа 2001 года в автокатастрофе погиб украинский писатель-драматург Стельмах Ярослав Михайлович - сын Михаила Стельмаха, твоего соратника по перу. Вот еще какая нелепая, трагическая смерть может настигнуть человека.
С выдающимся украинским писателем Михаилом Стельмахом меня связывала многолетняя дружба. И Ольга об этом знала.
* * *
Ужгород, 3 августа 1998 года.
Дорогой Миша, здравствуй!
Не могу, чтобы не написать тебе и не сообщить о постигшем меня огромном горе - кончине моей дорогой и любимой мамы. Умерла она 24 апреля, около шести часов вечера; попросила еще попить, я ей принесла чайку с лимоном. С большим трудом (с моей помощью, конечно) приподнялась на постели, выпив несколько глотков, стала падать. Я обратилась к ней: "Мамуленька, скажи мне хоть слово! На кого же ты покидаешь меня, родненькая?" Но мамочка моя замолчала навеки... Поняв, что случилось уже непоправимое, позвала соседей по дому (а до этого старалась никогда и никого не тревожить), они, кстати, находились во дворе, - им-то мы с мамой в 1995 году подписали дарственную на нашу квартиру. Сосед вызвал "скорую", чтобы констатировать смерть. Приехавшая врач составила направление в морг, а часа через два специальная машина увезла мою мамочку от меня уже навсегда...
Очень много лет мама тяжело болела, пятнадцать лет была незрячей, но со мной была родная душа, преданный и верный друг, который никогда бы не подвел и не предал. Я всегда старалась быть сдержанной, внимательной и ласковой. Последние года четыре никуда не ходила, даже поблизости, не оставляла ее одну, понимая, как ей тяжело. Мама очень жалела меня, прикладывала все усилия, чтобы облегчить мою далеко не завидную участь, тревожилась постоянно за мое здоровье, которое было тоже ненадежным...
В последний период времени у мамы резко ухудшилось состояние здоровья: примерно за два года перенесла она три воспаления легких (вводили антибиотики в уколах, давали таблетки), позже заметно стало сдавать сердце, началась отечность... И вот организм в конце концов не выдержал...
Похоронили маму 28 апреля, гроб опустили в могилу к папочке (мама всегда просила об этом, а тем более прошло много лет со дня захоронения папы), таким образом, осталось место и для меня, чтобы лежать нам там всем вместе...
Вот так, Мишенька, из семьи в семь человек, проживающей в Ужгороде, осталась я одна-одинешенька... И вот теперь уже нет никого в живых, кроме меня, и мне страшно одиноко и тоскливо...
Прости, пожалуйста, друг мой, за столь печальное послание, но я не могу иначе...
А сейчас все же перехожу на другую тему. В октябре исполнится девять лет, как мы с тобой разговаривали по телефону, - это немалый срок. Помню, что попросила тебя прислать мне твое собрание сочинений в восьми томах (всю жизнь "попрошайничаю"; если не книги твои, то письма, поздравления или прошу о твоем приезде, о телефонном разговоре), на что ты мне ответил: "никуда от тебя это не денется". А вот делось, да еще как! За этот период времени мы оказались с тобой, к великому сожалению, даже в разных государствах, что привело к определенным сложностям...
Случайно обнаружила в книге С.М. Борзунова о тебе, которая в свое время была мне подарена, небольшую бумажку, на ней мною были записаны две даты отправки тебе поздравлений: 18/4-90 г. - с Первомаем и 24/1 - с Днем Победы. Ответа на них не пришло. Замолчала и я, а ты, Миша, тем более, для тебя такое было в порядке вещей...
Я всегда понимала твою непомерную занятость и огромную умственную перегрузку, предельное напряжение нервной системы, но тем не менее ждала всегда и надеялась на твои весточки, на присылку твоих произведений, в которых очень нуждалась...
Вот и теперь, узнав о том, что вышел в свет твой новый роман (твоя главная книга) о Сталинградской битве, и не имея возможности приобрести таковую в Ужгороде, прошу тебя, дорогой Миша, прислать мне ее - буду весьма признательна и очень благодарна тебе.
Сильно пережила, да еще и в настоящее время переживаю смерть Анастасии Николаевны. (Моя старшая сестра умерла в г. Энгельсе на 92-м году жизни, в 1997 году, похоронена в том же городе. - М.А.) Какой-то период времени старалась скрыть от мамы эту скорбную новость, не хотела ее лишний раз расстраивать, однако позже пришлось сказать, тогда уж горевали вместе, Анастасия Николаевна была для нас близким и дорогим человеком, отношения между нами сложились просто, можно сказать, родственные.
Вынуждена адресовать тебе это свое послание в редакцию журнала "Роман-газета"; надеюсь, что данное твое произведение, как и все предыдущие, пройдет через "Роман-газету", ты здесь известный, свой, как говорится, человек, и мое письмо попадет в твои руки.
Продолжительное время писала тебе, когда ты был редактором журнала "Москва", в адрес редакции (твоего домашнего адреса не знала никогда, да и не пыталась узнать, ибо не хотела вносить, если можно применить тут музыкальный термин, диссонанс в твое семейное счастье, - и таким образом избежать излишних, никому не нужных объяснений).
Думаю, что мое послание будет передано тебе твоими соратниками, вернее, собратьями по перу - коллегами, и ты, Миша, не оставишь его без внимания, пришлешь мне ответ и книгу (или же "Роман-газету"), - буду ждать и надеяться.
Мне кажется, что пусть и очень незначительное (косвенное, конечно) отношение имею к Сталинградской эпопее, хотя бы уже потому, что в свое время (в какой-то степени) поддерживала моральный дух будущего автора этого сочинения.
Всегда с неизменными добрыми чувствами
Ольга...
P.S. В данном конверте высылаю тебе на память три маленьких календарика на 1998 год (год для тебя, друг мой, славный, особенный, юбилейный. Здравия тебе, Миша, благополучия, успехов в жизни и труде!
Оля.
5 августа 1998 года.
P.S. В письме моем, возможно, отсутствует последовательность изложения мыслей, но ты должен понять меня, учитывая мое состояние, не судить строго, извинить: писала волнуясь.
* * *
Из этого письма и из других, последующих за ним, читатель, надеюсь, заметит, что для всех моих совершенно очевидных провинностей перед нею Ольга старается отыскать смягчающие обстоятельства, встать на мою защиту при неизбежных нападках на меня со стороны не только недругов, но и друзей, для коих некоторые мои поступки могли показаться необъяснимыми и даже предосудительными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13