Хоть в том
гуже Тырло и Хряпс были подюжее, бабы Фиську любили и жалели
больше - за веселый нрав и выдумку, пусть не об морок, но по
куражу.
Особым изыском считалось оттопырить Фиську напослед, перед
отзывом - тем лябди особо друг перед другом кичились и
спрашивали у Фиськи подтверждения. Тырло прозвали
"убивцем", а Хряпса величали не иначе как
"батюшка" - поощрение делал неспеша, добротно и с
основанием. Истинно, государь был в числе его достоинств.
Урожайные гуляния шли на истом, Фиська с Тырлом ретировались к
посту, Хряпс - в стольну избу, лябди с чугунами - в
поля, а погодя - на зимние квартиры, грудняк вынашивать.
Так вне мытари минуло полвека. Лябди давно уж пообвыклись к
такой фаллократии, но случился Пеняй и вселилась в
лябдонаселение моногамная тоска.
- Вам что, пострелам, пистон раздавил и на боковую, -
жаловалась под заговенье краса-Удива. - И пока хрен в голову
не стукнет... А мне постыло. Хоть бы старичка какого на исход
лет...
...а кондуит Пеняю не поверил, к царю не допустил. Посчитали
вредным державе заговором с целью опасных слухов. И в гаплык-час
Пеняя на плаху и подвели.
- Каково последнее желание? - спросил тертый палач.
- Мне бы... - осекся Пеняй. Глазами в небе поискал.
Вздохнул, улыбнулся чему-то. - Мне б на Лябду опять...
Там...
И связкой рук хотел изобразить, но тут его и декапелировали...
Сляп 6
Время уж не шло, а спотыкалось бегьмя.
Гельдып II вовсе отческого блеску достиг - обполовинил
людишек в царстве, и тому остатку жизнь шла не в жир, а в кизяк.
Сколько лет пролетело, а зелье отворотное, на бабаеде
замешанное, продолжало крамольно действовать. Уж труха, а не
бабы остались - тужились, а девок рожать не могли. Уж и
секли их за это, и надзор денно и нощно вели - чтоб без
утайки, - а те и вовсе ояловели. Мужик после сплочевной
войны остался простой и смирный, но и он без природы не мог. А
где отдушину найти, зуд унять? Вот и приладились к вину - до
изумления, до зеленых гаремов во сне.
Гельдып же всех кавалеров запретил и самолично фрейлинами
занялся. Но и у него - мимо. Истерзался, в себе изъян ища
- бывало, задержится перед голопузой статуей иль картиной и
попредметно соизмеряется. Поэтому картины в царстве быстренько
перерисовали, и даже втихую царю скипетр подменили - на
короткий и кривой, - чтоб не удручал. Но все равно:
- Порядку в стране нету... - вздыхал и скипетром в
ноздре ковырялся.
И министры в страхе принялись дисциплину повышать везде - в
полях, в мастерских, в банях, нужниках... А в армии тех лет все
больше механического солдату было - хоть и подороже людской
плоти, но жалования не просит, все державе экономия. И уж
понятно, чугуну излишняя строгость без надобности. А тут офицеры
- чуть что, разряд под щиток, иль абразивной пудры в муфту.
И вот однажды у железного сотника Звяка от экзекуции коротыш
случился. Начистил он вид офицеру, гикнул сотню и умчался
чугун-счастья искать. Передал остальным: "Коль ячейкою
богаты - айда с нами, коль закисли спаи - гни дальше
кинемат под ибиотами..." И хруснул раскол, потому как чугуны
все как один деру дали.
Гельдыпа чуть кондрат не хватил. Издал манифест о начале
принадлежной войны - мол, кто к кому принадлежит - к
людям, или к жести безродной.
Война она всегда в точку. Мужикам от бабского вопросу
отвлечение.
А чугуны обживали себе холодные безветренные планетки, там
созерцали небесную механику и самосовершенствовались. Гельдып
мужика в армию наскреб, вытрезвил - и навалом на
чугун-редуты, авось захлебнутся. Но чугуны от ибиотов бежали,
увиливали, да так и сгинули, вновь озадачив царевых генералов.
На всяк случай послали дальнюю разведку.
А Лябда тем временем почивала всыте и в достатке - по
причине недобытности и хитрого самообустройства. И все на ней
казалось незыблемым, пока на пупок не нагрянул новый разлет...
Сляп 7
- Мятежники есть?
Фиська протер глаза от рассола и залупал как балда. Подле ушата
стояло сплошь офицерье - галунастое, мосластое, злое.
Впереди всех Штырь, с черными усиками и стеклянным пятаком в
глазу.
- Никак сам царь-государь пожаловал? - юродиво стал бить
поклоны Фиська, обливая маринадом кремовые сапоги.
Штырь медленно натянул перчатку и - с брезгом так -
вынул Фиську из ушата. Случилось, что Тырло ночевал в городище,
лечил чирей. А Фиська, помня, что таможня - лицо державы,
стоял теперь в мокром мундире, при аксельбанте и с хоботом на
веревке.
- Ты кто?
- Эта... камергер! - брякнул с кондачка Фиська.
- Может, камердинер?
- Ага, капельдинер...
- Ты мне, сукин сын, по форме докладай! - труснул
дезертира Штырь. - Имеются ли в наличии чугуны?
А чугунов было хоть завались. все они после баталии повалили на
Лябду (Фиська тогда облагочинился) - бабы принимали их
охотно, экзекуций не учиняли, а ласково применяли в сельском
хозяйстве. Приткнулся тут же и главный кибер-дезертир Звяк.
Фиська об этом, конечно, знал, но валял дурня - для
разведки.
- Чугуны? Так точно, имеются! Стоят, казаны, и все по полям,
по полям...
- Караулы?
- Ага. Ворон ужасают. Как воткнули в прошлом веке, так
вороны все: "караул! караул!"...
Так ничего путного от Фиськи не добились, даром только
облагоматили. Впустил он их под скобу, за ухо от недоброго
сплюнул и побег докладать в переговорник.
- ...Тырло, ты уж себя и Хряпса обереги, мало ли чего, -
наказал под завязку Фиська. - Лябди сами управятся.
И управились. Даже более. Через неделю Фиська узнал, что на
Лябде объявился свой, доморощенный царь - Штырь I.
А воцарение случилось так. Когда мотня началась, Тырло спрятался
в роще и дремный ушат с Хряпсом прихватил (не терпел батюшка,
когда недосол, а будили). Полсотни офицеров - скриплых,
школеных - пожаловали в городище и произвели полный обморок
среди лябдей.
- Эх, тряхнем мошной, господа! - перегикнулись с
казенного кошта голодники. - Уж и впрямь закуток -
"куда Гельдып ибиотов не гонял"...
И в смех мелким бесом.
Лябди аж заробели - как можно такую красу руками трогать. Не
обсевок в поле - офицер! Тырло в леске хоронился и грызмя
грыз ногти от ревностей и досады - уж больно офицериков
лябди приветили. Офицерики учинили банкет, эполетами охмурили
девичник и по свежим впечатлениям установили военный диктат.
Штырь, ранее придворный камер-альконавт, но разжалованный до
разлетного, таил на Гельдыпа зуб, и таперича, присмотрев на
Лябде несметь чугунов и приятное телу обчество, решился на
самопомаз.
А бабоньки-то, бабоньки все стояли разиня рот, или как
распоследняя челядь бегали на посылках. Вот что было обидно.
Тырло едва не выл. Его с атаманом, однако ж, не выдавали,
видимо, имели свой интерес. Ну а Штырь, думали лябди - ну,
решил пошалить стеклоглазик, и пускай ему, царюй, пока душа
просит. Лябдям и диктофаллия в радость - надоело над
рассолом чахнуть.
Первым делом Штырь вывел свет - до гурта первых красавиц
Лябды. Да все тощих и малахольных - для породы. Надавал им
титлов, всем сестрам по серьгам. Потом челядей. Тут заминка
вышла. Работящая Удива наотрез отказалась вчерашних товарок
обстирывать и обшивать. Упрашивать не стали, взяли ту, что сама
просилась. А Удива обиду на узелок и в лесок все чаще, где Тырло
в схроне.
Потом Штырь амнистию чугунам подарил и призвал всех в гвардию.
Чугуны, народ элементарный, пошли, лишь Звяк отказался, ушел со
своей сотней к полюсу. Офицеров он на дух не регистрировал.
Пока Штырь балы-приемы ладил, жилось ничего, весело. Любую
лябдю, что приглянулась, могли ко двору привадить. А кто не
приглянулся, не шибко серчал - ведь мужика, главное, на
Лябде больше стало!
Потом, думу издумав, Штырь объявил Гельдыпу кромешную войну. И
пусть себе Гельдып о Лябде не слыхивал, главное - поступать
по-царски, с отмашкой. Справив триумф по началу действий, Штырь
для оборонострема решил навесть порядок - пуповок
огосударить и беглых, коль имеются, известь. На заимку нарочных
Фиська не пустил, но Штырь из положения вышел - записал
обер-привратником и определил на довольствие, авось клюнет.
Фиська только сплюнул, про чинок узнав.
Чугуны разошлись по округе измену искать. Чешут: Тырло и ушат в
упор не замечают, а Звяку и сотне закадычной - все маслеца
да запчленов. В общем - одна видимость работы. Чтоб без
взаимных обид.
Эх, царил бы себе дальше Штырь, бил бы в аноним Гельдыпа, почет
нагуливал, да только вскорости все сломалось.
Ушел как-то Тырло в гости к Фиське - под горькую лябдей
честить. Пробирался ночью, огородами, а ушат на досмотр Удивы
оставил. Не утерпела опальница, принялась Хряпса будить, да
только так крепко спал атаман, что разбудеж Удивин аж при дворе
услыхали. Мотнулись в рощу с десяток офицериков. И к завтраку
привели Удиву и всего из себя одетого Хряпса - раскочумиться
он так и не соизволил, даром будильники хобот порвали. На
вопросы в ус не дул, глаз не казал, а все плямчил да
пошатывался. Удива, напротив, дерзила:
- Ты мне, спесивец, колом вона где! - и по горлу чирком.
- Думаешь, коль три глаза во лбу, так особист? Все одно
- помазло ты липовое...
Возлютовал тут Штырь.
- Липовый, говоришь? - (Сам-то давно чуял, что на блеф
куплен. Чуял, да не все.) - Вот я вам для кликсена башку и
отгаплычу!
Удива Хряпса своей особой загородила.
- Не подходь! - офицерику рьяному. - Не то возопияю!
И возопияла. Да так, что Хряпсово пробуждение началось. А когда
рьяный двинул Удиву в лоб, очи расклеял.
- Вы чо, мля, - говорит, проморгавшись, - мужиков
нарожать успели?
Офицерик и его шандарахнул. Только Хряпсу это, что комара
отпечатать. Но обидно. При всем родном бабском народе, что на
площади в остолпенении. Такое впервые увидали - чтоб лепшую
товарку по лицу, да чтоб самого батюшку... Вот теперь-то Хряпс и
проснулся окончательно. А офицерик прытким образом избу -
навылет, да и - окарачился. И семь лябдей по лбу отмстили. И
Звяк подоспел...
Фиська и Тырло проснулись от стука в ворота.
- Эй, тетери, принимай кредит!
Чуть не вся Лябда у ворот мяла связанных офицеров. Там и Хряпс,
и Звяк со своей чугун-сотней.
- Побаловались, и будя...
Разжалованных прелестников в бронелет что похуже затарили, а
поновее - себе в запаску. Подкурили камелек и пульнули в
небо.
- Простите нас, роднинькие! - в ноги к архаровцам пали
лябди. - Галун попутал, ослепли с непривычки.
- Ладно уж, - отмахнулся Хряпс и зевнул. -
Чего-нибудь там сообразим. Нам, мля, наука будет...
И пошел за свежим рассолом.
А лябди все сокрушались:
- Надо же! Всего-то с полсотни, а чуть в лихо не ввергли.
Видать, напрочь говенный мужик в запузырье проживает. Ему б
только кровя пускать, да помазаться. Лишь дезертир - один
человек... А ибиотам дорожка сюда заказана. На шея сядут...
Вот, пожалуй, с этого моменту и началась Великая Лябдянская
Смута...
Сляп 8
Раскатилась паводком по царству слава лябдянского куператива.
Чистый бандит: бронелет в красных подпалинах, весь в лентах да с
бубенцами, по эфиру гасает, женским спевом посты амуряет, а кто
вдогонку, нашармака - того прямиком в засаду, в какую-то
"пупку". Там улов раздевают до нагиша и учиняют гоньбу с
последующим срамом и выдворением. Хищных баб на планете той
- прорва, да, говорят, им еще подмога спешит...
А дела тех лет в царстве шли непутем и засеклись путарем. Мужик
остался - сплошь недомерок, а бабы - просто жмых... И
чтоб нерадение в царстве известь, решили вопрос махом -
запретили баб подчистую, как заразный элемент и гнездо распада.
И вся недолга! Мужик совсем обчесался, исподом упрел и ходил
чумной, с сухоогненными глазами, но главное - искус убрали,
жить стало веселей!
И вот только гармонии достигли - изнасильная напасть!
Порылись в кондуите и точно - рапорта, тленом битые:
повитуха Дрызга, разлетного Пеняя, протокол допроса Штыря,
царева изменника.
- Где они? - спросил Гельдып.
- Комиссия окорнала...
- Окорнать комиссию!
А Лябда разошлась не на шутку. Царевы разлеты ловились на
мохнушку, на подмашку, на пендель или просто вгонялися страшным
"Шишом" прямо под пузырь. Иным служивым такая рыбалка в
голову шибала, чуть сами на мормыш не просились. Но лябди к
ибиотам были строги: туризм делали, а перебежчиков выдавали. И
такую страсть в народе отказники разтрезвонили - слезу
выжигало!
Изловом занимались лябди, архаровцам на такие дела аппетиту не
было.
А Гельдып не мудрствовал. Предал Лябду афемине и объявил Великий
Забезбабный Поход. Собрал абезбаты и пошел на лябдей бабаедом.
Так однажды "Шиш" цареву экспедицию и приметил.
- Ой, девочки, - молвила Удива, - шибко много их.
Зараз всех не перехапаем.
И шмыгнули под непробивну глазурь. А Гельдып Лябду хомутом
опоясал. Заголил пыркошвары и стал переговоры кликать. Ввиду
важности момента пришлось Хряпса растолкать.
Едва глазенапы расклеял, подвели к нему министра. Тот для
внимания в корнет-а-пистон дунул и пошел крыть по-Гельдыпу по
батюшке:
- Ультиматум: обманки - убрать, небозвон -
распечатать, чугунов - выдать, и выдать также, коль еще
живы, ослухов царя небесного - Хряпса и иже. А также
приготовить контрибуции немалое количество, после чего мы,
Гельдып II, подумаем, что с антиполым и половредным населением
делать...
У Хряпса подкова зубовная и отвисла.
- Транспорант над околицей читал?
- Работа моя такая, весь век чужое читать...
- Так вота вам, мля... - и свинтил из пальцев что
попроще и покрепче. - Воевать с вами не будем, честь не
велика...
И началась осада, названная в народе "Фигдам".
Лябдяне по такому случаю и пупок-заимку прикрыли - от
огульного обстрела. Гельдып лупил в пузырь всем калибром, что
только мог свезть со всего царства. Абезбаты амором перли в
атаку - "Даешь!" - до кумпольного звона, а себе
в шишку. Лябди вначале пугались, когда на небе огненны волдыри
вразбрызг, а потом ничего, пообвыклось. Только одна беда -
по ночам светло и моргко - на манер фейерверка.
- Всех баб дотла! - кипень изо рта метал Гельдып.
Но канониры давно уже просекли, что дело - шпок.
1 2 3 4