https://wodolei.ru/catalog/vanni/
Почему замолчал?
– Что дальше, пусть каждый из вас решает сам.
– Зачем обижаешь? Что ты нас за мух принимаешь?
– О чем ты хотел сказать своей сказкой, Сото?
– Я хотел сказать, что, довольствуясь известным нам миром, мы лишаем себя возможности воспринимать неизвестное.
– Дедушка, а где найти его, это неизвестное?
– Э-э, милый Бичо. Оно везде! Здесь, там, за этим холмом.
– За этим холмом дорога через пустошь.
– Почему ты так уверен, что все известно и остается без изменений? За холмом уже нет дороги.
– Сото, опомнись, ты шел по ней сюда. Не смейся над мальчишкой. Эй, Бичо, куда побежал, дурачок! Он пошутил.
– Я не шучу, малыш! Беги в неизвестное! Кто знает, может быть, именно за этим холмом тебя ждет твоя форточка!
Я посмотрел на него, на этих людей, которых успел полюбить, и слезы потекли по моим щекам. Я знал, что сплю. Я знал, что это только сон! Слезы текли и срывались вниз с ресниц и подбородка, падая в чашку душистого чая, которую мне подал Фаром. Сото обернулся, взъерошил мои волосы и тихо сказал:
– Мы не виним тебя, Марк. Не надо плакать. Будь мужчиной.
* * *
На экране появилось лицо той приятной женщины, которую я видел в конторе Дока. За ее спиной виднелся пульт, на котором цепочками огней мерцали разноцветные светодиоды.
– Программа «Геронтология», – объявила она. – Кодовое название «Нектар Чандры». Девятый эксперимент. Предыдущие восемь позволили отточить методику получения бесценного гормона, который выделяется организмом в состоянии трансовой псевдосмерти. В данном случае акцент ставился на быстрое погружение субъекта в искомое состояние. Капитану Белову удалось внедрить блок самоуничтожения в течение пяти дней.
Я увидел сияющее лицо Димы. Вместо белого халата с желтыми пятнами от реактивов на нем был черный китель с капитанскими погонами. Три орденских планки говорили о заслугах перед родиной.
– Фактически, успех эксперимента определялся наработками прошлых опытов. Как вы помните, наш пятый испытуемый легко принял установку на псевдосмерть после того, как поверил в существование других миров. Однако степень доверия прямо пропорциональна затраченному времени. На обработку шестого и седьмого подопытных ушло соответственно три и два месяца. Трагическая ошибка с восьмым субъектом указала нам новое направление, и в данном эксперименте мы ввели архетип учителя, с позиции которого закреплялись необходимые установки. То есть, подсознательные команды вносились притчами, сказками и прочими атрибутами духовной традиции.
Я смотрел на его одухотворенное лицо и сжимал кулаки.
– Эффект оказался столь внушительным, что мы едва не получили непредвиденный финальный пик на четвертый день эксперимента. Таким образом, существуют перспективы для дальнейшего сокращения сроков в процессе обработки.
Капитан Белов, ошеломленно подумал я. Руководитель группы третьего отдела. Как не вязалась его форма и этот сухой доклад с тем наркоманом, которого я знал. А может быть, он просто хороший актер?
На экране снова появилась женщина. Она начала рассказывать о предыстории темы: о «мудрах» йоги и специальных упражнениях, необходимых для пробуждения скрытых резервов человека, которые в обычных условиях находятся в латентном состоянии. Она говорила о «кхечари мудре», позволявшей йогам не только контролировать рефлекторный импульс к новому вдоху, но и стимулировать выделение «лунной амброзии» из железы, называемой «центром Чандры». Секреции этой железы считались напитком бессмертия.
В течение полутора лет институт разрабатывал тему геронтологии – науки о старости. Как сказал капитан Белов, нашим миром руководили старики, скопившие деньги и власть. Единственной силой, которая отнимала их накопления, была смерть. Поэтому «нектар Чандры» или вещество, позволявшее удлинять их бесценные жизни, могло стать рычагом для любых политических и экономических реформ.
Полтора года специалисты третьего отдела изучали процессы телесной химии, которые в той или иной степени влияли на стимуляцию так называемого «центра Чандры». Итогами исследований стали «трансовая псевдосмерть» и методика введения подопытного человека в это измененное состояние сознания.
– Субъект воспринял идею другого мира, как аналог смерти, – продолжил капитан Белов. – В своей жизни он нередко находился в критических ситуациях. Его средством предохранения психики от стрессов была идея вызова, который он якобы бросал надвигавшейся смерти. Нам оставалось внести в эту формулу элемент, разрывавший систему ценностей. Для этой цели мы выбрали эпизод с гибелью заложников, где каждому персонажу была придана другая ролевая значимость. Таким образом, мы внедрили не только архетип учителя, но и несколько базовых дополнений, в том числе «любимую девушку», «добрую бабушку» и «верных друзей», как это было в четвертом и восьмом вариантах.
Он продолжал описывать эксперимент. Я вдруг понял, что у меня появились враги, и среди них был один кровный – капитан Белов. А когда я видел врагов, внутри у меня нажималась маленькая кнопочка, и моя ярость начинала искать выход.
Вторая кассета демонстрировала ход операции. Вид у меня был, как у тряпичной куклы. Они тыкали меня шприцем в переносицу и правый глаз, словно щупами в поисках мины. Они цедили из меня сукровицу, и мое тело дрожало в конвульсиях. Но я досмотрел этот фильм до конца, потому что каждый кадр добавлял нули и единицы к тому счету, который мне надо было им выставить.
– Как и в предыдущих случаях, нам не удалось избежать частичной апоплексии, – доложила женщина. – Паралич лишил нас возможности вторичного использования данного субъекта. Причины будут выясняться при последующем анатомическом вскрытии. На сегодняшний день нами получено три миллиграмма амброзии, поэтому группа просит разрешение на продолжение работы и на поставку нового донорского материала…
На экране возникло разъяренное лицо Доктора.
– Генерал, я хочу выразить особую точку зрения и обратить ваше внимание на недопустимое расточительство талантливыми кадрами.
Ткнув пальцем в мое тело, он хрипло закричал:
– Из этого парня получился бы прекрасный сканер. Он без всяких стимуляторов заходил в такие пространства, куда Белову и на цитоэксе никогда не въехать. Неужели мало бросового материала? Вчера вы подписали приказ на перевод в эту программу восемнадцати человек из отдела разведки. А кто их заменит? Белов забирает самых лучших! И через неделю они превращаются вот в такое дерьмо!
В гневе Доктор грохнул кулаком по моей груди. Его сменила довольная физиономия Белова.
– Прошу прощения, генерал. Наш старый Док живет вчерашним днем и часто бывает до смешного нелепым. Я вот думаю, может быть, мы и его утилизируем?
Дима захохотал. Его лицо исказила отвратительная гримаса, и в чертах появилось что-то мерзкое и дьявольское. Я знал, где найду его. И я уже знал, куда засуну ему эту скляночку с жизнями восьми парней.
День последний
В кабине «газика» было жарко. По лицу и шее стекал пот. От бесконечных поворотов и зигзагов уставали глаза. Парень за рулем тихо напевал что-то под нос. Монотонный гул двигателя прерывался резким скрежетом из коробки передач, и новый поворот уносил меня все глубже в ядовитые раны прошлого…
Майор собрал группу из восьми ребят и решил прорываться до первого крупного города. Две кассеты с записью опытов над людьми могли поднять немалый шум, и генералам пришлось бы закрыть эту гнилую лавочку – проклятый институт биохимических исследований.
Мне терять было нечего. В моем горле кипела такая жажда мести, что ребята без споров оставили меня в городке. Они захватили бронетранспортер и немного покуролесили на защитных рубежах. Гурик взорвал резервуары с горючим. Когда они ушли на всей скорости в степь, наступила моя пора. Ночь озарилась светом пожара. Люди метались и паниковали: никто не понимал, что происходит. Майор сказал, что их радист собрал несколько постановщиков помех, от которого у сканеров ломило головы и зубы.
Парни ушли. В погоню за ними послали три «вертушки». Но я не сомневался, что майор прорвется. Он знал тактику боя и искусство выживания. Этот лис мог спрятать в степи не только людей, но и танковую колонну. В любом случае, майор себя в обиду не даст.
Правую ногу так и не отпустило. Она волочилась, как бревно, но к назначенному сроку, когда ребята начали прощальный фейерверк, я был на месте – около кафе. Едва загрохотала канонада, и эти крысы высыпали на крыльцо, я уложил тех, кого узнал по кадрам фильма, а Белова взял в заложники.
Они пытались вклиниться в мои мозги. Они втыкали в меня иглы и травили наркотиками. Но лютая ярость была сильнее их змеиных укусов. И этот подонок пошел за мной, как ручной ягненок. Его глаза побелели от страха. Там, у сейфа, когда я потребовал капсулу с амброзией, он сломался и напустил в штаны. Он умолял меня не убивать его.
– Вот здесь твое исцеление, – кричал он, протягивая руку с заветной склянкой. – Это вещество небывалой силы! Ты поправишься! Ты снова станешь крепким, Марк. Не убивай меня, и я сделаю для тебя все. Поверь мне, поверь…
Резкий толчок машины подбросил меня на сидении и оборвал воспоминания.
– Что, русский, сон плохой приснился? – с улыбкой спросил водитель. – Стонал, как от боли.
– Да, – ответил я. – Плохой сон.
– Ты куда едешь? Здесь все селения сожжены. Бои шли, сам понимаешь.
– На могилу друзей, – ответил я.
Он молча кивнул и снова затянул свою тихую песню.
Да, подумалось мне, это было как в кошмарном сне. Но я отомстил за себя и тех людей, которых они называли подопытными и субъектами – за тех, кто поверил им, поверил в чудесные сказки о других мирах и воображаемых пространствах. Там в институте мне хотелось найти их генерала. Я никогда не любил генералов. Это они бросали молодых парней то в Чечню, то в горнило национальных разборок. Им было плевать на кровь и вырванные из тел куски. Они по колено ходили в слезах матерей и нежили толстые задницы на черной коже персональных «Мерседесов».
Жаль, что я не нашел его. Жаль, что я не знал, как отличить хороших ученых от плохих. Меня страшила мысль, что может повториться история с заложниками, и что в слепой ярости я нанесу вред невиновным людям. А мне почему-то верилось, что здесь было много простых и честных граждан, которых запугали и которым задурили головы. Они жили в радужных замках научных открытий и не ведали зла, сотворенного их руками.
Короче, я ушел – точнее, улетел, угнав военный вертолет.
– Эй, русский! Эй!
Я открыл глаза. Мы подъезжали к Бекешу. Парень остановил машину. Я вытащил из кармана деньги, но он замотал головой.
– Я дальше тебя не повезу. Если здесь меня увидят с тобой, то голову отрежут. Иди дальше сам. Счастья тебе. Не обижайся.
Я кивнул ему, закинул рюкзак на плечо и пошел по пыльной дороге. В лицо светило палящее солнце гор. Иногда мне встречались местные жители. Они с удивлением смотрели на меня и недоверчиво качали головами. Возможно, их удивляло мое появление в этих местах или то, что я пока еще был жив. Однажды один из них крикнул:
– Эй, русс! Что здесь забыл?
И я ответил:
– Себя!
Он дал мне воды. Мы молча сидели плечо к плечу, пока его трубка не погасла, а я не отдохнул для нового перехода. Потом был тот самый поворот, и мне на миг показалось, что у скалы я снова вижу Гули и Сото. В уме мелькнула мысль, что прошлое – это только сон. Я ушел от них и вновь вернулся. Сейчас Гули протянет ко мне руки и бросится навстречу, а Сото будет добродушно усмехаться в седую бороду.
Но нет. За поворотом меня ожидала лишь голая скала, нависшая над дорогой. Лишь ровная строчка выщерблен, разорванная в тех местах, где были их тела. Я сел под скалой и до вечера смотрел на камни и песок, отыскивая следы того дня. Вот здесь она упала на колени, и крик ее снова повторился в моих ушах. Он звучал во мне все время. И даже тогда я удивился, откуда она знала мое имя. Ах, Гули! Она звала меня! Она узнала!
Солнце опустилось за гряду. Потянуло прохладой, и я вновь отправился в путь. Когда небо расцвело мириадами звезд, и огромная луна осветила ущелье, я вышел к старой скамье на забытой автобусной остановке. Правая нога отказывала. Я сел на скамью и уставился на свои потрепанные сапоги. Мне вспомнилось прощание с Сото. Он знал! Как жаль, что старик не предупредил меня, поверив в ясность моего ума. Как жаль… Иначе бы все было по-другому.
Полная луна освещала скалы серебристым светом. Мне вдруг почудилось, что за моим плечом возникла тень. Я ждал, что нежные пальцы вот-вот сплетутся с моими, и голова Гули опустится на мое плечо. Я сидел и боялся вспугнуть это хрупкое видение. Казалось, что еще секунда, и случится чудесная встреча. Как в тех воображаемых пространствах, когда грань реальности размывалась, и мне оставалось лишь бережно и мягко отдаваться ходу событий.
Но нет! И полная луна солгала тогда, пообещав нам незыблемость любви. Капитан Белов и орды генералов украли наше счастье. Они уничтожили тайком людскую радость, мирный быт, тепло очагов и колыбельные песни. Они превратили полную луну в бесчестную лгунью, и она стала губить сердца всех тех, кто верил в ее призрачный свет.
Я поднялся на ноги и пошел, оставив рюкзак на скамье. Зачем мне теперь был нужен рюкзак? Печаль в него не помещалась.
Почти на рассвете я добрался до источника. Он иссяк, хотя неделю шли дожди. Он иссяк, как иссякла жизнь в разграбленных домах маленького селения. Алчная стая гиен пронеслась через ущелье, не пощадив ни людей, ни их счастья. Там, где прежде прохладные струи радовали глаз, на высохшей глине виднелся кал лошадей. Птицы умолкли. Наверное, улетели, не выдержав звона разбитого мира.
Я встретил рассвет у развалин башни. Хотелось пить, и можно было сходить к мосту, где ручей петлял между камней. Но я сидел и ждал, когда придет она. Днем меня навестил дождь, и в садах гулко падали сочные яблоки. А вечером, когда на кустах засыпали розы, и мокрая трава сверкала в лучах заходящего солнца, порывы ветра понесли по песку обрывки моего прощания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
– Что дальше, пусть каждый из вас решает сам.
– Зачем обижаешь? Что ты нас за мух принимаешь?
– О чем ты хотел сказать своей сказкой, Сото?
– Я хотел сказать, что, довольствуясь известным нам миром, мы лишаем себя возможности воспринимать неизвестное.
– Дедушка, а где найти его, это неизвестное?
– Э-э, милый Бичо. Оно везде! Здесь, там, за этим холмом.
– За этим холмом дорога через пустошь.
– Почему ты так уверен, что все известно и остается без изменений? За холмом уже нет дороги.
– Сото, опомнись, ты шел по ней сюда. Не смейся над мальчишкой. Эй, Бичо, куда побежал, дурачок! Он пошутил.
– Я не шучу, малыш! Беги в неизвестное! Кто знает, может быть, именно за этим холмом тебя ждет твоя форточка!
Я посмотрел на него, на этих людей, которых успел полюбить, и слезы потекли по моим щекам. Я знал, что сплю. Я знал, что это только сон! Слезы текли и срывались вниз с ресниц и подбородка, падая в чашку душистого чая, которую мне подал Фаром. Сото обернулся, взъерошил мои волосы и тихо сказал:
– Мы не виним тебя, Марк. Не надо плакать. Будь мужчиной.
* * *
На экране появилось лицо той приятной женщины, которую я видел в конторе Дока. За ее спиной виднелся пульт, на котором цепочками огней мерцали разноцветные светодиоды.
– Программа «Геронтология», – объявила она. – Кодовое название «Нектар Чандры». Девятый эксперимент. Предыдущие восемь позволили отточить методику получения бесценного гормона, который выделяется организмом в состоянии трансовой псевдосмерти. В данном случае акцент ставился на быстрое погружение субъекта в искомое состояние. Капитану Белову удалось внедрить блок самоуничтожения в течение пяти дней.
Я увидел сияющее лицо Димы. Вместо белого халата с желтыми пятнами от реактивов на нем был черный китель с капитанскими погонами. Три орденских планки говорили о заслугах перед родиной.
– Фактически, успех эксперимента определялся наработками прошлых опытов. Как вы помните, наш пятый испытуемый легко принял установку на псевдосмерть после того, как поверил в существование других миров. Однако степень доверия прямо пропорциональна затраченному времени. На обработку шестого и седьмого подопытных ушло соответственно три и два месяца. Трагическая ошибка с восьмым субъектом указала нам новое направление, и в данном эксперименте мы ввели архетип учителя, с позиции которого закреплялись необходимые установки. То есть, подсознательные команды вносились притчами, сказками и прочими атрибутами духовной традиции.
Я смотрел на его одухотворенное лицо и сжимал кулаки.
– Эффект оказался столь внушительным, что мы едва не получили непредвиденный финальный пик на четвертый день эксперимента. Таким образом, существуют перспективы для дальнейшего сокращения сроков в процессе обработки.
Капитан Белов, ошеломленно подумал я. Руководитель группы третьего отдела. Как не вязалась его форма и этот сухой доклад с тем наркоманом, которого я знал. А может быть, он просто хороший актер?
На экране снова появилась женщина. Она начала рассказывать о предыстории темы: о «мудрах» йоги и специальных упражнениях, необходимых для пробуждения скрытых резервов человека, которые в обычных условиях находятся в латентном состоянии. Она говорила о «кхечари мудре», позволявшей йогам не только контролировать рефлекторный импульс к новому вдоху, но и стимулировать выделение «лунной амброзии» из железы, называемой «центром Чандры». Секреции этой железы считались напитком бессмертия.
В течение полутора лет институт разрабатывал тему геронтологии – науки о старости. Как сказал капитан Белов, нашим миром руководили старики, скопившие деньги и власть. Единственной силой, которая отнимала их накопления, была смерть. Поэтому «нектар Чандры» или вещество, позволявшее удлинять их бесценные жизни, могло стать рычагом для любых политических и экономических реформ.
Полтора года специалисты третьего отдела изучали процессы телесной химии, которые в той или иной степени влияли на стимуляцию так называемого «центра Чандры». Итогами исследований стали «трансовая псевдосмерть» и методика введения подопытного человека в это измененное состояние сознания.
– Субъект воспринял идею другого мира, как аналог смерти, – продолжил капитан Белов. – В своей жизни он нередко находился в критических ситуациях. Его средством предохранения психики от стрессов была идея вызова, который он якобы бросал надвигавшейся смерти. Нам оставалось внести в эту формулу элемент, разрывавший систему ценностей. Для этой цели мы выбрали эпизод с гибелью заложников, где каждому персонажу была придана другая ролевая значимость. Таким образом, мы внедрили не только архетип учителя, но и несколько базовых дополнений, в том числе «любимую девушку», «добрую бабушку» и «верных друзей», как это было в четвертом и восьмом вариантах.
Он продолжал описывать эксперимент. Я вдруг понял, что у меня появились враги, и среди них был один кровный – капитан Белов. А когда я видел врагов, внутри у меня нажималась маленькая кнопочка, и моя ярость начинала искать выход.
Вторая кассета демонстрировала ход операции. Вид у меня был, как у тряпичной куклы. Они тыкали меня шприцем в переносицу и правый глаз, словно щупами в поисках мины. Они цедили из меня сукровицу, и мое тело дрожало в конвульсиях. Но я досмотрел этот фильм до конца, потому что каждый кадр добавлял нули и единицы к тому счету, который мне надо было им выставить.
– Как и в предыдущих случаях, нам не удалось избежать частичной апоплексии, – доложила женщина. – Паралич лишил нас возможности вторичного использования данного субъекта. Причины будут выясняться при последующем анатомическом вскрытии. На сегодняшний день нами получено три миллиграмма амброзии, поэтому группа просит разрешение на продолжение работы и на поставку нового донорского материала…
На экране возникло разъяренное лицо Доктора.
– Генерал, я хочу выразить особую точку зрения и обратить ваше внимание на недопустимое расточительство талантливыми кадрами.
Ткнув пальцем в мое тело, он хрипло закричал:
– Из этого парня получился бы прекрасный сканер. Он без всяких стимуляторов заходил в такие пространства, куда Белову и на цитоэксе никогда не въехать. Неужели мало бросового материала? Вчера вы подписали приказ на перевод в эту программу восемнадцати человек из отдела разведки. А кто их заменит? Белов забирает самых лучших! И через неделю они превращаются вот в такое дерьмо!
В гневе Доктор грохнул кулаком по моей груди. Его сменила довольная физиономия Белова.
– Прошу прощения, генерал. Наш старый Док живет вчерашним днем и часто бывает до смешного нелепым. Я вот думаю, может быть, мы и его утилизируем?
Дима захохотал. Его лицо исказила отвратительная гримаса, и в чертах появилось что-то мерзкое и дьявольское. Я знал, где найду его. И я уже знал, куда засуну ему эту скляночку с жизнями восьми парней.
День последний
В кабине «газика» было жарко. По лицу и шее стекал пот. От бесконечных поворотов и зигзагов уставали глаза. Парень за рулем тихо напевал что-то под нос. Монотонный гул двигателя прерывался резким скрежетом из коробки передач, и новый поворот уносил меня все глубже в ядовитые раны прошлого…
Майор собрал группу из восьми ребят и решил прорываться до первого крупного города. Две кассеты с записью опытов над людьми могли поднять немалый шум, и генералам пришлось бы закрыть эту гнилую лавочку – проклятый институт биохимических исследований.
Мне терять было нечего. В моем горле кипела такая жажда мести, что ребята без споров оставили меня в городке. Они захватили бронетранспортер и немного покуролесили на защитных рубежах. Гурик взорвал резервуары с горючим. Когда они ушли на всей скорости в степь, наступила моя пора. Ночь озарилась светом пожара. Люди метались и паниковали: никто не понимал, что происходит. Майор сказал, что их радист собрал несколько постановщиков помех, от которого у сканеров ломило головы и зубы.
Парни ушли. В погоню за ними послали три «вертушки». Но я не сомневался, что майор прорвется. Он знал тактику боя и искусство выживания. Этот лис мог спрятать в степи не только людей, но и танковую колонну. В любом случае, майор себя в обиду не даст.
Правую ногу так и не отпустило. Она волочилась, как бревно, но к назначенному сроку, когда ребята начали прощальный фейерверк, я был на месте – около кафе. Едва загрохотала канонада, и эти крысы высыпали на крыльцо, я уложил тех, кого узнал по кадрам фильма, а Белова взял в заложники.
Они пытались вклиниться в мои мозги. Они втыкали в меня иглы и травили наркотиками. Но лютая ярость была сильнее их змеиных укусов. И этот подонок пошел за мной, как ручной ягненок. Его глаза побелели от страха. Там, у сейфа, когда я потребовал капсулу с амброзией, он сломался и напустил в штаны. Он умолял меня не убивать его.
– Вот здесь твое исцеление, – кричал он, протягивая руку с заветной склянкой. – Это вещество небывалой силы! Ты поправишься! Ты снова станешь крепким, Марк. Не убивай меня, и я сделаю для тебя все. Поверь мне, поверь…
Резкий толчок машины подбросил меня на сидении и оборвал воспоминания.
– Что, русский, сон плохой приснился? – с улыбкой спросил водитель. – Стонал, как от боли.
– Да, – ответил я. – Плохой сон.
– Ты куда едешь? Здесь все селения сожжены. Бои шли, сам понимаешь.
– На могилу друзей, – ответил я.
Он молча кивнул и снова затянул свою тихую песню.
Да, подумалось мне, это было как в кошмарном сне. Но я отомстил за себя и тех людей, которых они называли подопытными и субъектами – за тех, кто поверил им, поверил в чудесные сказки о других мирах и воображаемых пространствах. Там в институте мне хотелось найти их генерала. Я никогда не любил генералов. Это они бросали молодых парней то в Чечню, то в горнило национальных разборок. Им было плевать на кровь и вырванные из тел куски. Они по колено ходили в слезах матерей и нежили толстые задницы на черной коже персональных «Мерседесов».
Жаль, что я не нашел его. Жаль, что я не знал, как отличить хороших ученых от плохих. Меня страшила мысль, что может повториться история с заложниками, и что в слепой ярости я нанесу вред невиновным людям. А мне почему-то верилось, что здесь было много простых и честных граждан, которых запугали и которым задурили головы. Они жили в радужных замках научных открытий и не ведали зла, сотворенного их руками.
Короче, я ушел – точнее, улетел, угнав военный вертолет.
– Эй, русский! Эй!
Я открыл глаза. Мы подъезжали к Бекешу. Парень остановил машину. Я вытащил из кармана деньги, но он замотал головой.
– Я дальше тебя не повезу. Если здесь меня увидят с тобой, то голову отрежут. Иди дальше сам. Счастья тебе. Не обижайся.
Я кивнул ему, закинул рюкзак на плечо и пошел по пыльной дороге. В лицо светило палящее солнце гор. Иногда мне встречались местные жители. Они с удивлением смотрели на меня и недоверчиво качали головами. Возможно, их удивляло мое появление в этих местах или то, что я пока еще был жив. Однажды один из них крикнул:
– Эй, русс! Что здесь забыл?
И я ответил:
– Себя!
Он дал мне воды. Мы молча сидели плечо к плечу, пока его трубка не погасла, а я не отдохнул для нового перехода. Потом был тот самый поворот, и мне на миг показалось, что у скалы я снова вижу Гули и Сото. В уме мелькнула мысль, что прошлое – это только сон. Я ушел от них и вновь вернулся. Сейчас Гули протянет ко мне руки и бросится навстречу, а Сото будет добродушно усмехаться в седую бороду.
Но нет. За поворотом меня ожидала лишь голая скала, нависшая над дорогой. Лишь ровная строчка выщерблен, разорванная в тех местах, где были их тела. Я сел под скалой и до вечера смотрел на камни и песок, отыскивая следы того дня. Вот здесь она упала на колени, и крик ее снова повторился в моих ушах. Он звучал во мне все время. И даже тогда я удивился, откуда она знала мое имя. Ах, Гули! Она звала меня! Она узнала!
Солнце опустилось за гряду. Потянуло прохладой, и я вновь отправился в путь. Когда небо расцвело мириадами звезд, и огромная луна осветила ущелье, я вышел к старой скамье на забытой автобусной остановке. Правая нога отказывала. Я сел на скамью и уставился на свои потрепанные сапоги. Мне вспомнилось прощание с Сото. Он знал! Как жаль, что старик не предупредил меня, поверив в ясность моего ума. Как жаль… Иначе бы все было по-другому.
Полная луна освещала скалы серебристым светом. Мне вдруг почудилось, что за моим плечом возникла тень. Я ждал, что нежные пальцы вот-вот сплетутся с моими, и голова Гули опустится на мое плечо. Я сидел и боялся вспугнуть это хрупкое видение. Казалось, что еще секунда, и случится чудесная встреча. Как в тех воображаемых пространствах, когда грань реальности размывалась, и мне оставалось лишь бережно и мягко отдаваться ходу событий.
Но нет! И полная луна солгала тогда, пообещав нам незыблемость любви. Капитан Белов и орды генералов украли наше счастье. Они уничтожили тайком людскую радость, мирный быт, тепло очагов и колыбельные песни. Они превратили полную луну в бесчестную лгунью, и она стала губить сердца всех тех, кто верил в ее призрачный свет.
Я поднялся на ноги и пошел, оставив рюкзак на скамье. Зачем мне теперь был нужен рюкзак? Печаль в него не помещалась.
Почти на рассвете я добрался до источника. Он иссяк, хотя неделю шли дожди. Он иссяк, как иссякла жизнь в разграбленных домах маленького селения. Алчная стая гиен пронеслась через ущелье, не пощадив ни людей, ни их счастья. Там, где прежде прохладные струи радовали глаз, на высохшей глине виднелся кал лошадей. Птицы умолкли. Наверное, улетели, не выдержав звона разбитого мира.
Я встретил рассвет у развалин башни. Хотелось пить, и можно было сходить к мосту, где ручей петлял между камней. Но я сидел и ждал, когда придет она. Днем меня навестил дождь, и в садах гулко падали сочные яблоки. А вечером, когда на кустах засыпали розы, и мокрая трава сверкала в лучах заходящего солнца, порывы ветра понесли по песку обрывки моего прощания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10