«Ведь Умар из Адага тоже некогда был абреком!» С тем они и уехали.
Людей в ауле Чишили накопилось уже видимо-невидимо. Размещали их в наскоро сплетенных из ветвей орешника шалашах и в отбитых у бичераховцев палатках. Начались затруднения с продовольствием, но острее всего ощущалась нехватка оружия…
Сложным был душевный настрой у Али-Баганда в эти тревожные дни. С одной стороны, он был счастлив – недавно полученная им бумага подтверждала, что он принят в члены партии большевиков. Это событие согревало его. Радовало и то, что горцы начали прозревать и вот идут в стан борцов за народное дело, идут к нему, как к своему человеку. И пароль для всех прибывающих один. На вопрос: «Кто идет?» – отвечают: «Народ идет». Народ идет! И это радость. Но есть на сердце Али-Баганда и печали. Одна – это та, что нет пока оружия, а без оружия, как бы ни были воинственны его сподвижники, не много навоюешь… Тревожится Али-Баганд и о своей жене Шахризат. Она осталась в ауле Киша, а там сейчас турки.
Но о жене он тревожился недолго. Словно услыхав его зов, она неожиданно появилась в Чишили. Прискакала на разгоряченном коне, как из сказки, и… рассказала обо всем, что с ней приключилось. Да, да, она была той самой горянкой, что так смело вступила в противоборство с турецким юзбаши Ибрахим-беем, а потом умчалась на коне Саида Хелли-Пенжи.
Али-Баганд не мог скрыть своего восхищения перед отвагой жены. Но комиссара заинтересовал не столько рассказ Шахризат, сколько конь, на котором она прискакала.
– Откуда у тебя эта лошадь? – спросил он.
– Не знаю, чья она, на мое счастье оказалась под рукой.
– А хозяин ее кто, Шахризат? Это очень важно, постарайся вспомнить.
– Стоял там один, в черном башлыке, со шрамом на лбу, он все что-то к туркам подбирался, – кажется, это его…
– Со шрамом на лбу, говоришь? Значит, я не ошибся, это конь Саида Хелли-Пенжи.
– Да пусть хоть самого шайтана. О нем ли сейчас надо говорить? Ты, похоже, не рад, что я вырвалась из этого ада? Может, уж пусть бы звери в фесках обесчестили и убили меня?
– Ну что ты говоришь! Конечно, я рад, что ты спаслась и теперь со мной! Просто, понимаешь, случилось то, чего я очень боялся…
– Что именно?
– Это конь того человека, который поехал с Хасаном из Амузги. Я послал их с важным заданием.
– Думаешь, он предал Хасана?
– Боюсь худшего.
– Но этого быть не может, чтоб не стало Хасана. Нет, нет!..
– И все же… Надо спешно что-то предпринять. А что?.. Позови-ка ко мне Умара из Адага! – приказал комиссар Али-Баганд своему младшему брату Муртузу-Али, который постоянно находился рядом с ним.
Муртуз-Али очень скоро вернулся с Умаром из Ада-га. Это – человек особой закваски. Сын знатного отца и бедной горянки – «чанка» называют таких, – он с раннего детства изведал много горя и несправедливости. А в юности с ним и вовсе случилось такое (расправился с сельским старшиной – обидчиком матери), что заставило его долгое время скрываться в лесу… Затем обстоятельства свели Умара из Адага с комиссаром Али-Багандом, и он навсегда связал свою жизнь с человеком, устремления и цели которого были во всем близки ему…
Прежде чем уединиться с Умаром, Али-Баганд попросил жену распорядиться всем, что связано с продовольствием: люди везли в Чишили хлеб, мясо и все, что могли собрать в аулах. Надо было организовать хранение продуктов.
Али-Баганд с братом и с Умаром из Адага обсуждали, что же произошло с Хасаном из Амузги и как им быть.
– Допустим, он не убит. Если так, то его либо арестовали, либо… Не знаю, что и подумать! – сказал Али-Баганд. – В общем, надо ехать, Умар. Муртуз-Али поедет с тобой.
– А как же с паролем?
– Пароль один. Вот газырь. Езжайте к Али-Шейху в Агач-аул. У него все разузнайте. Если же Хасан там не появлялся, отдайте Али-Шейху этот газырь, в нем есть записка, пусть он прочитает. Итак, на коней! Время не ждет. Турки близко, если они узнают, что мы собираем здесь силу и что большинство наших людей не вооружены, тотчас нагрянут и раздавят нас, как лягушек. Без оружия мы бессильны! Скачите. В добрый час!
Они обнялись. Муртуз-Али и Умар из Адага сели на коней и пустились в дорогу. А комиссар ушел на полигон, где он обучал новобранцев ведению боя.
– Саблей-то мы владеем, комиссар. Дай нам огнестрельное оружие, – просили люди. – Недаром ведь говорится: появилась винтовка – погиб Кёр-оглы.
– В руках у джигита и сабля оружие. В атаке конному лучше оружия не сыскать! – И Али-Баганд с ловкостью демонстрировал свое искусство: на скаку срубал и слева и справа воткнутые в землю жерди с надетыми на них папахами. – Э-эй, джигиты! – подзадоривал он. – Я же староват, а вы молодые, глаз у вас острый и рука быстрая. Померяемся силой. А ну ты, на гнедом, попробуй-ка поднять прямо с коня из двенадцати папах, что слетели с жердей, хотя бы четыре.
Тот помчался и на удивление всем, свесившись с седла на одну сторону, подобрал на скаку все папахи. Считай, сын оружейника из Харбука – уже джигит. А сколько еще таких…

Гости талгинского хутора

Хасан сын Ибадага из Амузги ехал в стан Исмаила, и не ведал он о том, что еще днем туда прибыл турецкий офицер Ибрахим-бей со своим отрядом аскеров. Не знал и того, что от роду коварный, неприветливый и очень грубый Исмаил, будто наизнанку вывернутый, встретил турка с необыкновенным радушием. Устроил в честь столь достопочтимого кунака пир, каких в округе давно не бывало. Ибрахим-бей для спокойствия выставил дозорных, повелев им каждые два часа сменяться и объезжать посты. К тому же был отдан приказ: из аула никого не выпускать и в него никого не впускать. А кто нарушит приказ – задержать и бросить в хлев крайней сакли, утром, мол, разберемся.
Исмаил вырядился в парчовый халат и был похож скорее на узбека, чем на горца, не хватало только тюбетейки. Встречая гостей, он долго пожимал руку Саиду Хелли-Пенжи, все всматривался в знакомое лицо. Ибрахим-бей заметил это и потому спросил:
– Что, Исмаил, знаком он тебе?
– Кажется, да. Но, может, я путаю…
– Тебе ведь, наверное, сказали, что я убит? – сверкнул глазами Саид, наблюдая за тем, как меняется выражение на хитрющей физиономии Исмаила.
– А-а, теперь припоминаю! – И Исмаил, заговорщически улыбаясь, добавил: – Коран с медной застежкой.
– Да! Чтоб околеть тебе на месте!
– Чтоб твой род передох, ты же рассердил меня! Рассчитался бы за труд, тогда другое дело. А то пожалел два золотых…
– Признавайся лучше, где шкатулка?
– Ты, конечно, уверен, что она была полна драгоценностей и золота?
– А как же иначе. Шкатулка ведь была такая тяжелая…
– Проходите! Проходите в дом… – предложил Исмаил Ибрахим-бею и его приближенным и снова повернулся к Саиду: – Ты ошибся. Да и я тоже. В шкатулке ничего не было, кроме…
– Кроме?..
– Скажи-ка лучше, где коран? – не ответив ему на вопрос, спросил Исмаил.
– Какой коран?
– Тот самый, с медной застежкой?
– Будьте вы прокляты! Хватит наконец смеяться надо мной! – взбесился Саид.
– Не свирепей, Саид! Я говорю тебе истинную правду, в шкатулке был всего-навсего только ключ от тайника, который находится в другом месте, а где именно – сказано в записке, вклеенной в обложку того самого корана. Вот все, что я узнал, завладев этой шкатулкой. Хочешь верь, хочешь не верь. И потому-то я, между прочим, спрашиваю тебя: где коран?..
– Он остался возле той ямы…
– Выходит, книга попала в руки какому-нибудь куймурцу или же… Я послал туда людей… Ну ладно. Забудем все, что было. Друг моих кунаков – мой друг. Не бойся, я не такой жадный, и тайник к тому же еще не найден… Что с тобой?! – последние слова Исмаил сказал, заметив, как Саид перекосился, вроде бы от боли, когда Исмаил пожал его руку.
– Это твои головорезы так меня ранили.
– Ну, будет! Смягчи свое сердце, Саид Хелли-Пенжи – гроза Кара-Кайтага. Хочешь, прощения у тебя попрошу, хочешь – и на колени стану! – улыбаясь, сказал Исмаил.
– Не надо!.. Слишком много будет чести. Отплатить не сумею!
Исмаил заискивал перед Саидом, в душе надеясь, что коран с медной застежкой все же находится у него. Он даже обнял его за плечи и торжественно, как дорогого гостя, повел на верхний этаж сакли, где в просторной кунацкой на коврах было расставлено видимо-невидимо вкусно пахнущей еды, разных пряных трав, от перечной мяты до горного лука… Были и вина, но турки пить отказались…
– А зря… – пожалел Исмаил, беря в волосатые пальцы кубок, – это бодрит тело и веселит душу. Особенно русская огненная вода.
– С каких пор правоверные позабыли завет пророка, запрещающий им пить вино? – проговорил Ибрахим, развалясь на мутаке. Мутака – длинная, круглая подушка, распространенная у народов всего Востока.



– Пророк запрещает вино, а это же белая вода, просто огненная. На нее нет запрета. Что же, Саид, давай с тобой выпьем за приезд столь уважаемых кунаков.
– Дерхаб! – молвил Саид. – Давай и правда забудем нашу ссору да выпьем за хороших людей.
Они пили, а Ибрахим-бей думал о своем. Вспомнил дом близ Измира, небольшой садик при доме, жену, что небось ждет не дождется его. И тут вдруг, спохватившись, попросил слугу принести подарок, что он привез для жены Исмаила.
Слуга принес сверток. Ибрахим-бей развернул его и подал хозяйке дома отрез цветастой турецкой ткани. Женщина от радости всплеснула руками и, тут же сказав, что сошьет платье старшей дочери, исчезла, видно пошла к дочерям хвалиться подарком гостя…
После двух-трех выпитых чарок при посредничестве Ибрахим-бея мир между Исмаилом и Саидом был окончательно восстановлен. На радостях Исмаил позвал свою старшую дочь, Зейнаб. Она вошла, жуя жвачку. Увидев чужих мужчин, смутилась.
– Не правда ли, хороша? Так вот знай, я даже готов породниться с тобой. Старшую, любимую дочь готов за тебя отдать. Смотри, Саид Хелли-Пенжи, я из тебя человека сделаю. Ха-ха, оседлаю, навешу уздечку! И помни, в суете счастье за хвост не ухватишь…
Исмаил еще бы долго болтал, благо водка за него говорила, но Ибрахим-бей прервал его. Крутанув ус, он сладострастно глянул на дочь Исмаила и сказал:
– Что ж, Саид, девушка достойна украсить любой дом!
Турку, видно, поднаскучила пресная жизнь. Сейчас ему любая юбка могла бы показаться даром небес.
Саид хотел сказать, что не красавица красива, а любимая. Хотел, да не сказал. Решил, что лучше промолчать…
А девушка, между прочим, была удивительно хороша. И на колючке, говорят, цветок растет. Кто бы подумал, что у такого отца такая дочь. Белолицая, полненькая, румянощекая, Зейнаб была что персик в зелени листьев: возьми кончиками пальцев, надкуси – и не только губы, вся душа нальется шербетом. Но берегись, не приведи аллах с косточкой проглотить, застрянет в горле.
Зейнаб смущенно прикрыла лицо краем легкой накидки и убежала. Потом пошли разговоры о делах, о будущем Дагестана под протекторатом султанской Турции. Исмаил все молил аллаха, чтобы поскорее это произошло.
– Большевики с их Советами и ревкомами свергнуты. Им уже не поднять головы! – утверждал он. – Но мне непонятно одно, уважаемый Ибрахим-бей, неужели вы позволите этим бичераховцам хозяйничать здесь? У вас что, союз с ними?
– Ты же хитер, Исмаил? Неужто до сих пор не разгадал? Эти люди в английском обличье были нужны нам в борьбе с самым страшным нашим врагом, с большевиками.
– А теперь?
– Теперь наш славный генерал Нури-паша предложит им убраться восвояси.
– Добровольно они не уйдут!
– Тогда мы объявим им войну и посмотрим, устоят ли они перед нашей силой! – важно заявил турок.
– Я с вами, Ибрахим-бей. Во всем с вами. Мои люди жаждут участвовать в боях рука об руку со своими братьями по вере.
– Вот за это, пожалуй, и я выпью немного огненной воды, – сказал Ибрахим-бей, чем несказанно обрадовал хозяина, кинувшегося наполнить ему чарку кубачинской работы…
Саид Хелли-Пенжи вышел проветриться. Неподалеку от лагеря аскеры просеивали ячмень, а затем насыпали его в мешки – припасали корм для коней, готовые в любую минуту пуститься в поход. Саид прошел в сторону водопада, куда по склону спускался тенистый буковый лес, разделся и уже хотел подставить свое разгоряченное от хмеля тело под холодную струю, как вдруг увидел, что к его одежде подошли двое каких-то подозрительных людей.
– Кто вы и что вам нужно? – спросил он, машинально отвернувшись от них и прикрывая ладонями укромное место: спина боится, лицо не видит.
– Мы тебя не тронем. Нам бы только спросить надо: не знаешь ли ты некоего Саида Хелли-Пенжи?
– А зачем он вам нужен?
– Нам сказали, что он вместе с турками прибыл к Исмаилу. Ты не видел его?
– Видел… – Мысли завертелись в голове у Саида, а на лице отразилось беспокойство.
– Где он сейчас?
– В доме у Исмаила! Где же ему быть? А кто вы все же будете?
– Мы сыновья Абу-Супьяна, человека, которого он убил. Могила отца ждет его крови, вот за этим он нам и нужен.
– Ну, а я-то здесь при чем. Ловите того, кто вам нужен, и не мешайте мне, я хочу искупаться! – сказал Саид Хелли-Пенжи, внутренне сжавшись от страха за свою шкуру.
– Не будем тебе мешать. Но мы недалеко уйдем, и, если увидишь его, передай, что и под землей ему от нас не спрятаться.
– Передам.
Высказав свой приговор, пришельцы удалились. Саид для виду на минуту встал под струю, быстро оделся и бежать.
А сыновья Абу-Супьяна между тем встретились с Мустафой, сыном Али-Шейха.
– Что же вы отпустили его? – вскричал он.
– Кого?
– Саида Хелли-Пенжи.
– Да разве это он?
– Я, правда, издалека его видел, но, по-моему, он.
– Ох, подлец! Ну, тем лучше! Пусть подготовится к смерти. Мы, по крайней мере, теперь знаем, каков он из себя, и второй раз живьем из рук не выпустим.
– А сейчас пока идемте отсюда! Если это он, может учинить погоню.
– Мы пойдем к тебе, Мустафа. От тебя до него ближе.
– Буду рад. Я затем и ехал, чтобы пригласить вас к себе.
Отъявленный головорез Саид Хелли-Пенжи еще ни разу не испытывал такого страха. Выходит, звезда его пока не закатилась. Ведь сегодня он избежал верной смерти. Саид проклинал того, кто в злосчастную ночь был его спутником. «Говорил же я ему, – твердил про себя Саид, – чтобы не убивал старика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29