Игорь Волознев
СОКРОВИЩА ШАХЕРЕЗАДЫ
На эту старинную книгу Пфаффер наткнулся в лавке букиниста, копаясь в
груде журналов трехсотлетней давности. Скромный служащий цюрихского
департамента инвестиций, он любил почитать, хотя это занятие в XXIII веке
совершенно вышло из моды; все его знакомые обзавелись психотронными
видеомагнитофонами, позволяющими одним нажатием кнопки превратить комнату,
например, в чащу тропических джунглей, или в метановую пустыню Юпитера, а
то и в рулевой отсек звездолета, на котором зрителя психотронного фильма
ждут самые невероятные, самые дикие, ужасные, захватывающие дух или
забавные - как кому больше понравится - приключения. Пфаффер этих
новомодных штучек терпеть не мог, он предпочитал коротать вечера в
старинном кресле, с книгой, изданной не меньше чем двести лет назад.
Раритетом, который он извлек из-под пачки журналов и поспешил купить,
были мемуары некоего Пьера Керкийона, вышедшие в Париже в 1798 году. Весь
день до глубокой ночи он с трепетом завзятого библиофила перелистывал
желтые, покрытые пятнами и изъеденные жучком страницы...
Француз описывал свое путешествие по странам Востока, и в особенности -
пребывание при дворе турецкого султана. Здесь-то он и услышал легенду о
знаменитой сказочнице Шахерезаде, супруге царя Шахрияра. Будто на склоне
своих лет этот царь, славившийся могуществом и неисчислимыми богатствами,
пал жертвой заговора, а его страна подверглась опустошительному нашествию,
и будто Шахерезада приказала верным ей людям погрузить царскую казну на
верблюдов и лошадей и под покровом ночи пустилась в далекий путь к
Аравийской пустыне. По ее следам бросился передовой отряд захватчиков,
возглавляемый самим Маммуном аз-Зуиддином, кровавым покорителем Багдада и
Басры. Он настиг царицу на берегу Персидского залива, но ему достался лишь
холодеющий труп Шахерезады. Незадолго до этого она приняла яд. И ни одного
бриллианта, ни одной золотой монеты не нашлось в ее лагере. Богатейшие
сокровища, накопленные Шахрияром, бесследно исчезли...
Сотни лет прошли с тех пор. Уже ко временам Керкийона мало кто верил в
эту историю. Но вот однажды французу предложили купить старую полустершуюся
карту, которая, как уверял ее владелец, показывала место, где Шахерезада
спрятала сокровища. Керкийон дураком себя не считал и клочку пергамента не
поверил ни на грош. В ту пору всяческие фальшивые карты и указательные
записки, будто бы позволявшие отыскивать клады, продавались в
Константинополе на каждом углу. И тем не менее судьба распорядилась так,
что он оказался владельцем этого документа: его прежний обладатель погиб
при весьма загадочных обстоятельствах. А вскоре и сам Керкийон без всяких
на то видимых причин подвергся преследованиям каких-то темных сил: зарезали
его слугу, дважды пытались убить его самого, причем во второй раз
отравленное вино, явно предназначенное для Керкийойа, случайно выпила его
юная наложница; несколько раз его дом грабили почти подчистую. Дошло до
того, что француз был оклеветан перед султаном и вынужден был бежать из
Константинополя...
Вся вторая половина записок была посвящена его последующим скитаниям по
дебрям Аравии и Африки. Волей провидения француз оказался в том месте
Аравийской пустыни, на которое указывала карта. И он решил воспользоваться
подвернувшейся возможностью и проверить ее истинность, тем более оазисы,
вершины невысоких холмов и старые, давно высохшие колодцы на ней были
обозначены с поразительной точностью... И карта привела-таки его в тот
оазис, где чернели каменные плиты с полустершимися письменами и конский
череп мордой показывал на заваленный глыбами и засыпанный песком вход в
тайник!
Несколько дней Керкийон трудился, разбирая завал, а когда наконец проник
в пещеру, то оцепенел от изумленния. Никогда еще не случалось ему видеть
столько золота и драгоценных камней! Сокровища были свалены на
полубеспорядочной грудой. При свете факела сверкали россыпи бриллиантов,
золотились бока наполненных жемчугом сосудов, переливались браслеты и
ожерелья, сиял небывало круцный алмаз во лбу золотой статуи Будды. А в
темной глубине пещеры виднелись мешки, которые, судя по их тугим бокам,
были битком набиты золотом... Керкийон, как стоял, так и упал на эту груду.
Целый час он в буквальном смысле купался в доставшемся ему богатстве:
черпал обеими руками золотые монеты и лил их на себя сверкающим дождем,
целовал статую Будды, закапывался в золото весь, и хохотал, хохотал
как безумный...
Давно уже сгустился вечер, когда Керкийон, насытившись блеском и звоном
сокровищ, выбрался из пещеры и устроился на ночлег у пересохшего колодца.
Он уснул, а проснувшись утром, едва не лишился чувств: пещера была пуста!
Ни единой монеты, ни одной, даже самой маленькой жемчужины!...
В поисках таинственных похитителей француз наткнулся на странные ямки в
почве, метрах в трехстах от пещеры, словно сюда втыкали какие-то столбики.
И сама почва в этом месте была как будто выжжена... Керкийон ничего не мог
понять, тем более что вокруг оазиса простирались совершенно ровные,
нетронутые пески. Виднелась лишь одинокая полуосыпавшаяся полоска следов.
Но ее оставил керкийонов конь, когда француз добирался сюда!
Искателя сокровищ охватил суеверный ужас. Не помня себя, он вскочил на
коня и бежал из этого проклятого места, долго скитался по пустыням и
дебрям, а добравшись до Харрара, слег в тяжелейшей лихорадке.
- Интересно, - пробормотал Пфаффер, перечитав эпизод, где описывались
странные ямки и выжженная почва. Он почесал в затылке. - Дело явцо не
обошлось без участия хрономобильного вора...
Чиновник отложил книгу, встал и прошелся по комнате.
"Кто-то, видимо, прочел мемуары Керкийона и, наведавшись в 8-е августа
1786 года, постарался обчистить пещеру за одну ночь, пока простофиля спал,
- не без зависти размышлял он.- Повезло догадливому ворюге. Целая куча
мешков с золотыми монетами древней чеканки! Да за одну такую монету
нынешние коллекционеры никаких денег не пожалеют, пяти монет хватит, чтобы
оплатить туристский круиз на Марс>. И это не говоря уже о ювелирных
изделиях, драгоценностях и статуе Будды!..."
Сокровища Шахерезады, доставшиеся неведомому счастливцу, так прочно
засели в сознании Пфаффера, что он потерял аппетит и лишился сна. Целыми
днями он тяжело вздыхал, перелистывая пожелтевшие страницы книжечки
Керкийона.
И вот однажды его озарила идея.
"А в самом деле: кто сейчас читает книги? - спросил вдруг себя чиновник и
сам же ответил: - Да никто! Нынешняя публика вообще ничего не читает, все
поголовно увлеклись психотронным видео, а тот, кто все-таки прочел эти
старинные мемуары, вряд ли поверил в их достоверность. Записки Керкийона
полны несуразиц, откровенной путаницы, а иные места и вовсе кажутся
фантастикой. К тому же книга вышла в дохрономобильную эпоху, а - значит, до
настоящего времени сохранились лишь считанные экземпляры... Голову даю на
отсечение, что из всех, кто ее прочел, только я один ей и поверил!"
У Пфаффера от волнения сперло в желудке. Все говорило за то, что
неведомый похититель сокровищ - это он и есть!
Ну конечно!
А иначе кто бы им мог быть?...
В неприметном, робком служащем словно прорвало какой-то кран. В нем
забурлила энергия. Все вечера теперь он пропадал на ускоренных курсах
вождения хрономобилей, а ночи просиживал над картами Аравийского
полуострова XVIII века, специально выписанными из Эр-Рияда.
Часами из его кабинета доносился шелест бумаг и бормотанье:
- Караванная тропа... Та самая караванная тропа... Два градуса к югу...
Надо свериться с другой картой...
Жену, входившую к нему с кофейником, он огорошивал вопросом:
- Так что же мейсенский фарфор?
- Какой еще фарфор?
- Ну, дорогая! Я уже третий день прошу тебя узнать, каковы нынче цены на
мейсенский фарфор, картины Рубенса и древнегреческие манускрипты!
Жена начинала что-то лепетать, но он не слушал ее.
- Не кажется ли тебе, дражайшая Софи, что пора нам перебраться в более
приличный особнячок? - И хитро щурил глаз. - Я тут уже приглядел один,
довольно скромный, миллионов этак на пятнадцать...
И тихонько смеялся, потирая свои пухлые руки, отхлебывал из чашки и снова
обращался к картам.
- Это несомненно здесь... - раздавалось в кабинете через минуту. -
Керкийон двигался от русла высохшей реки на юго-восток... Четыре конных
перехода за одиннадцать часов... Да, и не забыть захватить бархатные
мешочки для ювелирных изделий!
Наконец настал решительный день. Искатель сокровищ уселся в кабину
изрядно потрепанного дискообразного аппарата - самого надежного из всех
имеющихся, как заверили его в бюро проката. Управиться с машиной было
нетрудно: нажатием кнопок надо было набрать цифровую комбинацию - дату
прошлого или будущего, в которую требовалось переместиться. Правда, тут же,
на пульте, имелась строгая надпись, категорически запрещавшая перемещение в
прошлое глубже 2170 года - времени изобретения хрономобилей. Но кто узнает,
если перемахнуть за эту границу всего на несколько часой?...
Пфафферу было прекрасно известно, что, несмотря на запреты и угрозы
высоких штрафов с конфискацией хрономобиля, в "заграничное" прошлое
наведываются далеко не только любознательные ученые. Целые гангстерские
банды специализируются на подобных путешествиях. Конечно, в исторические
события хрономобильные воры не вмешиваются. Это слишком рискованно для них
же самих. Ведь существует такая вещь, как людская память, которая может
донести до будущего, а значит - до "полиции времени", сведения об их
варварских деяниях... И все же скрыть свои дисковидные или сигарообразные
аппараты от глаз людей прошлого им зачастую не удается. Предания о
загадочных летающих объекта^ встречаются во все времена и у всех народов -
предания, однако, настолько туманные, что вычислить по ним какой-то
определенный аппарат и привлечь его владельца к ответственности почти
невозможно. Худший вариант для хрономобилиста, рискнувшего залететь в
"заграничное" прошлое - это сразу напороться на патруль "полиции времени".
Но шансы разминуться с этими сверхбдительными ищейками весьма велики,
поскольку они не в состоянии удержать под своим наблюдением весь временной
массив прошлого. Смельчак, залетевший туда, в девяноста случаях из ста
ускользал от вездесущего патруля и, очутившись, например, в Голландии XVII
века, инкогнито прогуливался по улицам тамошних городов и за гроши покупал
картину у нищего старика Рембрандта, чтобы затем, вернувшись в будущее,
неслыханно обогатиться!
Дисколет, мигая красными и зелеными огнями, взлетел над,лужайкой в
окрестностях Цюриха и... растаял в воздухе. Пфаффер почувствовал лишь
легкое головокружение (и то главным образом с непривычки), когда надавил на
последнюю кнопку, ответственную за переход сквозь время. И тотчас, придя в
себя, увидел за стеклом иллюминатора ночное небо 1786 года...
Хрономобиль висел метрах в ста над землей, рнизу расстилался густой лес,
блестела лента ручья и мерцал огонек в окне уединенной избушки. Мирный,
идиялический пейзаж седой старины! Но Пфафферу некогда было на него
любоваться. Он включил скорость и аппарат рванулся на юго-восток. Путь его
лежал через Малоазийский полуостров и Палестину, прямым ходом в Аравию.
Впервые минуты полета Пфаффера больше всего беспокоила возможность
наткнуться на один из полицейских хрономобилей, патрулирующих временной
массив прошлого. Аппаратура на этих ищейках обладала дьявольской чуткостью,
она могла засечь Пфаффера чуть ли не с противоположного полушария
планеты... Но он летел, никто его не беспокоил, и небо было безоблачным,
полным звезд... У искателя сокровищ понемногу отлегло надуше.
Хрономобиль мчался стремительно, и уже через полчаса внизу поплыли пески
Аравийской пустыни. Пфаффер, замедлив скорость, понемногу повел аппарат на
снижение. Теперь он не отрывал глаз от иллюминаторов. За бортом
показывались и пропадали оазисы, холмы, какие-то руины, экзотические
стоянки бедуинов... Замаячил черный силуэт трех пальм, словно растущих из
одного корня, - ориентир, указанный Керкийоном... Поодаль виднелась чахлая
рощица и темнеющие плиты древнего пересохшего колодца. Звездный свет струил
на них свое серебристое сияние. Вокруг не заметно было ни единого
шевеления...
У Пфаффера дрожали руки от волнения, когда он дергал за рычаги, сажая
аппарат. Он прозевал момент посадки и стабилизаторы слишком поздно
выкинулись из под днища; они все же вонзились в землю, хотя хрономобиль при
этом сильно тряхнуло. С минуту из дюз било бесшумное пламя, оплавляя почву.
Выждав, когда оно погаснет, Пфаффер вылез. Достал из кабины два пустых
мешка, прицепил к поясу фонарик и, крадучись, заторопился к пещере.
Справа показался колодец. Свернув к нему, искатель сокровищ наткнулся на
спавшего француза. Тот лежал, положив голову на конскую попону, и сладко
сопел во сне. Тихонько смеясь, Пфаффер поднес к его лицу баллончик и
попрыскал снотворным газом - для страховки, чтоб тот уж наверняка спал до
утра.
Вход в пещеру разочаровал хрономобилиста. Он досадливо поморщился,
осветив фонариком чёрное отверстие немногим шире барсучьей норы. Пожалуй,
трудновато будет вытаскивать оттуда мешки...
Метра два Пфафферу пришлось ползти по-пластунски. Потом проход
расширился, а когда стены разошлись, образовав довольно просторный
подземный зал, искатель сокровищ замер от ужаса и изумления: в
пещеремелькали огни и слышались голоса!
- Слушай, ты, - хрипел грубый бас неподалеку от Пфаффера. - Тебе повезло,
что ты вполз сюда раньше. Но и мне грешно жаловаться на судьбу - ты мог
укокощить меня сразу, как только я появился здесь! Но ты промахнулся!
1 2 3