— Ох! — восхитилась Олена. — Вот музыка у вас, в вашем будущем, — райская! Не музыка — счастье! Бездонное, безграничное! — Не в силах сдержаться, Олена раскинула руки и поплыла по кухне, кружась. — И ведь инструмент-то какой — на все голоса! Так и поет, за душу берет…
Тоже услышав известный мотив, Николай Аверьянов выскочил из душа и бросился в большую комнату…
— За душу берет, в небо лететь с собой тянет… — продолжала кружиться в танце Олена. — Сердце радостью наполняется.
— Издеваешься? — хмыкнул Алексей. — «Сердце радостью наполняется»… Это ж сотка, отцовский мобильник. Полонез Огинского, — значит, из части. У отца АОН.
— Ничего не поняла! — отрицательно тряхнула головой Олена.
— Ну, он же в отпуске, и к тому же выходной сегодня. С утра звонок — понятно: срочно вызывают. Абзац! Хорошего теперь не жди! И чего ты расплясалась? Не поняла? Это его воевать, на войну какую-то зовут, а ты от радости пляшешь!
Олена опустила руки и отвернулась к окну. В глазах ее блеснули слезы.
— Олена… Да ты не обижайся! Ты многого еще не понимаешь в нашей жизни.
— Да, — согласилась Олена и, смахнув слезу, села за стол, уперлась неподвижным взглядом в груду хлебных ломтей. — Я многого еще не понимаю.
На кухню заглянул Николай, уже одетый в форму:
— Ребята! Меня вызывают. Что-то срочное!
— Если что — звони!
— Конечно, обязательно! — Закрывая за собой входную дверь, Аверьянов-старший крикнул уже с лестничной площадки: — В крайнем случае, с самолета по сотке позвоню!
— Служба… — извиняющимся тоном объяснил Алексей.
— Я многого еще не понимаю, — повторила Олена. По краю миски с медом уже гуляли две большие мухи…
* * *
— Ты что там опять натворил? — спросил Михалыч Аверьянова вместо того, чтобы поздороваться.
— «Там» — это где? — поинтересовался Аверьянов. Оба стояли возле КПП полигона прямо посередине дорожки, мешая проходить остальным офицерам.
— В округе.
— Сто лет не был в округе.
— Внештатный инструктор по спортивной работе округа хотел побеседовать с тобой, съезди. Это срочно.
— Не понял? — удивился Аверьянов.
— Чего «не понял»? Ты ж на машине?
— Я в отпуске.
— Ну ладно, ладно… Смотайся, к обеду обернешься. Просили. Срочно. Бензин у Самохина возьмешь. Я распоряжусь, полный бак зальешь. Сгоняй, тебе ж выгодно.
— Что мне выгодно? — изумился Аверьянов.
— Бензин. Спалишь литров двадцать, а зальешь полный бак.
— Ах вот оно что! — рассмеялся Николай.
— Извини, забыл, что вы миллионеры.
— Не только мы, но и вы.
— Лично я — нет. Я — по старинке: все ножки — по одежке… — Михалыч помолчал. — Съезди в округ, я прошу. Не как офицер — офицера, а как человек — человека! А то совсем меня достали.
— Непонятно, что им от меня надо. Инструктор по спортработе? Какая-то чушь.
— Я тоже не знаю, что он хочет, — признался Боков. — Но из отпуска по ерунде не дергают, сам знаешь. Ты съезди, лучше будет. Неопределенность снимешь. Загадку разрешишь. Он уже три раза звонил мне на мобильник.
* * *
По дороге в округ Николай ломал себе голову над загадкой: зачем его вызывают? Однако ничего путного в голову не приходило.
Приехав и доложившись инструктору по спортработе, он тут же был представлен еще какому-то мужику — судя по всему, шишке — весьма интеллигентного вида, в штатском. Возраст — далеко за полтинник. Поражала ухоженная кожа, висящая на лице складками, как у шарпея.
Знакомя их, инструктор был немногословен:
— Вот капитан Аверьянов, а это — товарищ… Ну, словом, хотел с вами познакомиться…
— Прогуляемся, если вы не против? — предложил гость.
— С удовольствием.
Покинув территорию спорткомплекса, они долго шли по аллее, ведущей к танковым боксам. Наконец собеседник представился:
— Меня зовут Сергей Ильич Коптин. Я из Службы внешней разведки. Начальник Управления разведтелепортации.
— Очень приятно. А спортивная работа при чем?
— Конечно, ни при чем. Спортработа — это чтоб лишних разговоров не было. Разговор у нас состоится сейчас абсолютно конфиденциальный. В полку скажете, что сватали вам спортивную работу с местными трудными школьниками, учитывая ваши успехи борьбы один на один с татаро-монгольской Ордой… Все знают, что такое трудные школьники и кто такой был Батый, — вам легко поверят.
— Конечно, — кивнул Николай.
— Тогда вернемся к насущному. Я за последние дни был в ряде округов; у вас, в вашем округе, побеседовал со многими офицерами, вызывая их, как и вас, из линейных частей… Многие по своим личным качествам сильнее вас, не скрою, но… Но ваш опыт, приобретенный в тринадцатом веке, уникален. У нас нет специалистов со столь богатой и, что еще важнее, со столь удачной практикой. Сочетание навыков поведения в совершенно неожиданных ситуациях плюс реальное, практическое знакомство с относительно новыми возможностями телепортации и хронодинамики… В наших глазах вы являетесь, возможно, единственным пригодным исполнителем задания, я бы даже сказал — Задания с большой буквы, значение и степень секретности которого трудно переоценить…
— Спасибо. Кого ж это надо грохнуть в прошлом?
— Да нет, Николай Николаевич, — досадливо поморщился Коптин. — Совсем не так! Убийства — абсолютно не наша стезя. Да и прошлое, надо сказать, — тоже не наше дело. Наша область — настоящее и ближайшее будущее — завтра, послезавтра, в этом году… Прошлым мы, конечно, занимаемся, но лишь постольку-поскольку… Применительно к настоящему. Исключительно так. Нас интересует настоящее. Здесь. Сейчас. Сегодня.
— Ну, в этом случае выбор у вас огромный. Специалистов по нашему времени — сотни тысяч. Сегодня — жить, умереть — завтра. — Аверьянов заметил кислое выражение лица Коптина. — Что-то не так я сказал?
— Да нет, все верно вы сказали. Временщиков действительно слишком много развелось… Но я о другом. Вы, конечно, читали фантастику и знаете, что если переместиться в далекое прошлое и там раздавить бабочку, то в нашем времени все сразу изменится. Когда вы вернетесь сюда, в современность, вы можете и не узнать тот мир, из которого стартовали. Был такой рассказ давным-давно у Рэя Брэдбери. Суть именно в этом: мельчайшее, пустяковое изменение в прошлом может иной раз привести к мировой катастрофе.
— Но может и не привести? — поинтересовался Аверьянов.
— Бесспорно. Может и не привести. Может! А может и наоборот — привести к внезапному сдвигу в позитивном направлении! К прогрессу — в стране и мировом сообществе. И мы, в Управлении разведтелепортации Службы внешней разведки, идем по этому пути.
— Я рад за вас.
— Ну да, ну да… Спасибо. Так вот. Продолжу. Тут есть тонкости. При путешествиях в прошлое могут возникать парадоксы… Ну, типа того, что вы отправитесь в прошлое, чтобы убить в нем своих же собственных родителей еще до того, как они успели вас родить. Что случится, если ваша затея удастся? Ваши предки погибли еще до вашего рождения, значит, вы не появитесь на свет Божий… Но они погибли от вашей руки, так? Кто же в этом случае убил их, если вас вообще на свете не было и не будет? — Коптин пытливо взглянул Николаю в лицо, ожидая реакции.
— Это, наверное, можно было бы без особого риска попробовать.
Коптин усмехнулся:
— Да, некоторые попробовали. Но не скажу, что без всякого риска.
— А чем тут рискуешь? Ведь не получится.
— Вы уверены?
— Конечно. Этого получиться не может… Не может быть, потому что…
— … Потому что не может быть никогда! — подхватил Коптин, кивнув с пониманием.
— И никак! — добавил Аверьянов.
Коптин глубоко вздохнул, словно решился броситься в омут.
— А знаете, что интересно? — Сергей Ильич почесал подбородок. — Интересно то, что получается, — вот же в чем штука! Причем без всяких проблем. Просто берешь и убиваешь своего папу — раз и квас! А потом, как вы уже догадались, тут же, не отходя от кассы, как говорится, пришиваете маму! Задо-о-о-олго до своего рождения!
— Задолго?
— Да вот на свадьбе еще, например. Я полагаю, что вы родились в нормальном регламенте, после свадьбы, а не за семь лет до нее, на уроке ботаники в средней школе… Так вот. Прекрасно такие штуки получаются, доложу я вам. Вот представьте: свадебный стол, все налили, «тост, тост!» — орут. И тут какой-то приблудный из соседнего зала ресторана подходит к молодым — а это, представьте себе, вы, — вы стучите ножиком по бокалу, призывая всех к тишине, а как только все замолчали, вы этим же ножом… Хвать жениха по горлу! Невесту за волосы — хвать! Кровь — пузырями! У обоих горло — до позвоночника. Все! Получайте, господин теоретик! От нашего стола — вашему столу, как говорится.
— Да как такое может произойти?
— А по-разному, доложу вам. Вы их убили, своих родителей. На свадьбе! До своего зачатия…
— Я своих родителей не убивал!
— Это — к примеру…
— Примеры лучше — на себе.
— Не проблема: на мне так на мне. Я, допустим, убил своих родителей. Я! Что из этого следует? Следует только то, что меня самого тоже не будет. Но не будет теперь, с момента убийства. Как только родители убиты, так только теперь, после этого, мне становится неоткуда взяться. Ну, значит, я тоже мгновенно исчезну. Но только в этот момент. Не раньше. Раньше все было нормально. А вот именно в момент наступления их смерти я тоже исчезаю. Без следа. Тут вам и риск: убивая, я тем самым вычеркнул из жизни себя. Без всяких парадоксов!
— Понятно. А кто же тогда их убил — ваших родителей-то?
— Убил я. До того, как они умерли, я существовал. Поэтому я мог — топором там, ножом… И тут же, с наступлением летального исхода, исчез. Поэтому когда родители уже трупы, то кто их все же убил — неизвестно. Словом, до их смерти — я убийца, а как только погибли, то кто убийца — неизвестно.
— То есть как так — неизвестно?
— Так! Да разве нам с вами вот в этом, в окружающем нас мире все известно? Нет, далеко не все! Кто, например, президента Кеннеди убил? Неизвестно! Да что там Кеннеди — в России ежегодно совершаются сотни, тысячи нераскрытых убийств. А что значит «нераскрытое убийство»? Это значит, что обнаружен труп со следами насильственной смерти, — значит, убийство, значит, жертву кто-то убил, но неизвестно — кто!
— Да, но при каждом нераскрытом убийстве мог быть очевидец. Его не было, допустим, но он мог быть, присутствовать, видеть убийцу!
— Да и тут то же самое! Это многократно проверялось, кстати. Первый опыт лет двадцать назад поставили. Еще в Советском Союзе, при коммунистах.
— У нас?! — отшатнулся Аверьянов, пораженный. — В Советском Союзе? На людях опыт ставили?!
— Да не на людях, на комсомольцах!
— На комсомольцах? А комсомольцы что, не люди, что ли, были?
— Да ведь на кошках же такой опыт не поставишь… — уклонился от прямого ответа Коптин.
— Я сам был в комсомоле… — несколько растерянно заявил Коля.
— И я был! — улыбнулся Сергей Ильич. — Но дело-то не в этом! Дело в том, что мы с вами от темы отошли, а время поджимает! Ну, в общем, смысл такой: для очевидцев и свидетелей убийство родителей убийцы выглядит простецки: подходит к жениху с невестой молодой оболтус с пистолетом в руке. Бах! Ба-бах! И вот, пожалуйста: жених убит, а невеста… Ну, этой сразу — контрольный в голову…
— Послушайте, вы, часом, не «того»? — перебил Коля. — Уж очень образно повествуете…
— А это так принято сейчас: смакуя подробности, вдаваясь в детали. Быстрее и прочнее материал схватывается. Проблема должна цеплять учащегося, завораживать… Сейчас в школе знаете, как арифметику учат? Задача: «Шесть семиклассников и семь шестиклассников разорвали пять завучей на двадцать три неравные половины…»
— Вы опять отвлеклись, по-моему, Сергей Ильич.
— Ну да, ну да… Вернемся на свадьбу. Убийца бесследно исчезает. Около свадебного стола остается только его одежда, оружие, документы…
— Не понял, — поморщившись, покачал головой Аверьянов. — Оружие и одежда остались; так как убитые их не рожали, их наличие не нарушает причинно-следственную связь. Но документы убийцы?! Его паспорт?
— Да. Паспорт вот он, лежит! Военный билет, права, диплом, удостоверение — все, что хотите, осталось на месте преступления. Причем документы, понятное дело, подлинные — хоть покупку в кредит оформляй на владельца.
— Отлично. Но документы выписаны-то на чье имя?
— Как — «на чье»? На имя убийцы. На имя сына убитой парочки.
— Но он же теперь не родится!
— А ну и что? Он не родится — причинность нарушена, а паспорту ему-то почему не «родиться»?
— То есть? — Николай ошарашенно мотнул головой. — Откуда взяться паспорту на имя человека, которого и не было?
— Как откуда? Откуда все паспорта-то берутся? Из паспортного отдела милиции, разумеется. В чем тут проблема-то? Хотите, вам менты на Буцефала паспорт выпишут, не хотите — на Александра Македонского… Только платите. — Коптин помолчал. — На самом деле тут бывает по-разному: иногда документы-оружие остаются на месте преступления, а иногда действительно исчезают. Но это уже пошли тонкости. Моя цель была — показать, что никакого парадокса нет, и объяснить вам, что человек, убивающий собственных родителей, крепко рискует, потому что, стреляя в них, он вычеркивает из жизни и себя. Автоматически и неизбежно. Они утянут его с собой из этого мира именно для того, грубо говоря, чтобы не допустить парадокс. Это, я надеюсь, понятно?
— Это понятно.
— Прекрасно. Вот и все.
— Да нет, не все. А кто же все-таки был убийца? И куда он делся после убийства?
Коптин развел руками:
— Это еще проще. Представьте себе на секундочку, что любая смерть — это результат убийства. Потому что человек — создание бессмертное, божественное… Кто является убийцей, если смерть наступила от инфаркта, инсульта, воспаления легких? Мы не знаем кто. Нас всех, поголовно всех, кто-то убивает. В редчайших случаях убийцу удается идентифицировать, если он такой же человек, как все мы, смертные. Но в большинстве случаев убийца не бывает опознан. Сердечная недостаточность, паралич дыхательного цента, токсикоз, как следствие инфекции, микробы, вирусы — это не убийцы. Это орудие убийства. Способ казни. Не более. А вот убийца — тот, кто направил на вас это оружие и нажал на кнопку, — убийца, как правило, остается неизвестным.
1 2 3 4 5 6 7 8