И можно только бесконечно удивляться тому, как много людей, которые все-таки обзаводятся этими чудовищами.
Британцами швейцарцы восхищаются. Покоряет их прежде всего то, что британцы, без всякого стеснения захватив полмира, не испытывали по этому поводу никакого чувства вины. Такое же восхищение вызывает у них и то, что британцы нисколько не страдали от чувства утраты, когда потеряли все завоеванное. Запечатленный в швейцарской голове образ британца – это вкушающий чай джентльмен. Странно, но сей светлый лик нисколько не омрачают дикие орды английских болельщиков, терроризирующих стадионы Европы.
Немцев швейцарцы слегка недолюбливают: уж очень те самоуверенны, да и по-немецки слишком хорошо говорят – гораздо лучше, чем швейцарцы, которых тоже принято считать говорящими по-немецки. Втайне от себя самих швейцарцы, однако, немного завидуют той уверенности в себе, которая есть у немцев. Отношение к французам иное – от их утонченности, обаяния и жизнелюбия у всех швейцарцев просто захватывает дух. Австрийцев же швейцарцы находят вполне приятными соседями – ведь те, будучи постоянной мишенью швейцарских шуток, с такой стойкостью и терпением несут это бремя!
В общем, швейцарцы умеют, пусть хоть и в небольшой степени, отдавать дань тому, что связано с другими странами или приходит из них. Но швейцарцы проводят четкую грань между «заграничным» и «иностранным». Одно дело – то, что находится за границей или привезено из-за рубежа, а совсем другое – иностранное, то есть чужое, чужеродное – или, попросту, «иное и странное». Впрочем, швейцарцам, которым порой трудно определить, что можно назвать швейцарским, иногда нелегко и с определением понятие «иностранного». Стать швейцарцем, то есть получить статус гражданина, иностранцу тоже непросто. Для этого нужно иметь швейцарских родителей, швейцарского компаньона, быть художником (а еще лучше – богатым художником), наконец, прожить по меньшей мере десять лет в Швейцарии. Между тем почти 20 процентов (одна пятая часть!) постоянного населения страны – это иностранцы.
Остальные 4/5 жителей все, что им представляется в стране несовершенным, объясняют присутствием большого числа нешвейцарцев. Плохое обслуживание в гостинице, неухоженный сад или парк, немытые машины, немодно или неопрятно одетые прохожие на улицах – для объяснения всех этих неприятных явлений всегда есть под рукой ответ и излюбленный козел отпущения. Повинны во всем этом безобразии отнюдь не швейцарцы и даже не приехавшие из-за рубежа туристы (этим позволено делать, все, что ни заблагорассудится), а именно чужаки, иностранцы – Auslander .

Какими их видят другие

А удается ли другим их, швейцарцев, вообще разглядеть?
Ведь если сравнение со шмелем, своим полетом опровергающим закон всемирного тяготения, помогает понять силу швейцарской экономики и ее способность преодолевать ограничения, налагаемые законами экономическими, то сопоставление с хамелеоном может дать представление о другой способности швейцарцев – умению мимикрировать, то есть приспосабливаться к окружающей социальной и культурной среде, делаясь неразличимыми на ее фоне.
Швейцарских франкофонов бывает нелегко отличить от столь же привередливых по своему характеру французов. Италоговорящих швейцарцев запросто можно перепутать с заносчивыми итальянцами. Ну а по-немецки солидные германоязычные швейцарцы часто почти совершенно неотличимы от настоящих немецких немцев.
Знаковые формы швейцарской культуры весьма разнообразны. А предметы, которые часто принимают за символ чего-то подлинно швейцарского, на самом деле таковыми вовсе не являются. Например, туристы в Швейцарии просто с ума сходят по часам с кукушкой, видя в них нечто типично швейцарское. Чтобы дать им возможность потратить свои франки, тамошние торговцы стараются не отказать им в удовольствии приобрести эти ходики. На самом же деле ничего швейцарского в этих часах ничего нет – самим швейцарцам эта игрушка кажется слишком вульгарной, весь этот кич они специально для туристов завозят из Южной Германии. Что касается знаменитого швейцарского армейского ножа, то такой нож действительно выдается военнослужащим. Но это совсем не тот нож, который пользуется столь большим спросом у туристов – с ножницами, пинцетом, зубочисткой, пилкой для ногтей, штопором и даже специальной ковырялкой для извлечения камешков, застрявших между подковой и лошадиным копытом.
Швейцарцы, однако, чрезвычайно заботятся о впечатлении, которое они производят на другие народы. Они убеждены, что со всего света на них устремлены очень пристальные и весьма критические взоры. Это мнение проистекает из того, что именно так они сами взирают на весь остальной мир – потому-то и от других ничего иного не ожидают. И если вдруг оказывается, что их действительно «не разглядели», а их альпийский рай путают с Австрией или югом Германии, то они чувствуют себя страшно уязвленными. И уж хуже некуда, когда Швейцарию путают со Швецией. А это как раз и происходит очень часто – название обеих стран начинается с шепота «Шве… – Швейц…», обе блюдут свой стародевичий нейтралитет, наконец, обе ассоциируются со снегом. Подсознательное стремление швейцарцев к незаметности ведет к тому, что знания о Швейцарии у широкой публики за ее пределами довольно отрывочны и неполны. Дежурный вопрос в любой телевикторине о швейцарской столице с удивительным постоянством становится граблями, на которые наступают все, кому не лень, И сколько бы история с ним ни повторялась, только очень сильные разумом люди способны запомнить, что столица Швейцарии – это отнюдь не международно-политико-дипломатическая Женева, не Цюрих – самый крупный город страны и мировой финансовый центр, и даже не столь знакомый туристам Интерлакен, а довольно скромный и тихий нравом Берн.
Верхом всех недоразумений, связанных с распознаванием Швейцарии среди всех стран мира, является еще одно ее название – Helvetia. Оно иногда тоже используется в международной практике. Не одно поколение юных коллекционеров марок смущала загадочная страна, скрывающаяся под этим именем. Именно оно красуется на швейцарских знаках почтовой оплаты. И когда начинающий собиратель наконец узнавал, что это таинственное слово Helvetia – не что иное, как одно из имен Швейцарии, восходящее к названию жившего некогда здесь древнего кельтского племени гельветов, это означало, что он сдал очередной экзамен на филателистическую зрелость. С этим именем связан и буквенный символ – СН, используемый на международных автомобильных знаках Сокращение это расшифровывается как Confoederatio Helvetica – и в переводе с латыни означает Швейцарская конфедерация, – таково официальное название страны. Похоже, что для этого многоязычного государства принятие латинского названия было единственно возможным лингвистическим компромиссом. А то, что этот псевдоним затруднял узнаваемость Швейцарии при ее общении с внешним миром, швейцарцев не так уж и огорчало.
Швейцарцев часто считают несколько угрюмыми и скучными – чуть ли не патологическими занудами, но при этом способными без жалости к себе и другим проявлять безумную работоспособность и удивительный талант делать свою работу не только весьма производительной, но и полезной. Более того, складывается впечатление, что швейцарцы действительно способны получать от работы удовольствие. И это мнение, кажется, до обидного близко к истине. Так что в отличие от часов с кукушкой и перочинных ножей, все-таки есть стереотипы, которые в значительной степени соответствуют действительности и дают некоторое представление о стране и ее людях. Самые устойчивые клише – высокие горы, опять-таки часы (но другие – с ремешками, браслетами, но без пернатых) и, разумеется, сыр (с дырками и без них), а также похожие на слитки золота плитки шоколада и похожие на плитки шоколада слитки золота.
За пределами Швейцарии все знают о златолюбивых «швейцарских гномах» банках и банкирах – Прим. перев.

, но спросите о гномах швейцарца – и он только пожмет плечами или широко раскроет глаза. Нечто похожее произойдет, если вам в Швейцарии захочется отведать известный всей Европе швейцарский рулет (из бисквита с джемом, если кто-то все-таки не знает). Не пытайтесь его отыскать под этим названием – швейцарцам оно совершенно незнакомо.

ХАРАКТЕР

Тяжелой промышленности в Швейцарии почти нет, нет в ней и крупных по мировым меркам городов. Горожане, однако, составляют ни много ни мало половину населения страны; доля промышленности, девяносто пять процентов которой приходится на производство часов, в валовом внутреннем продукте составляет 40 процентов, а сельского хозяйство – 5-6 процентов. И все же в основе своей Швейцария – это крестьянская страна.
Выжать средства для безбедного существования из почти полностью отвесных каменистых склонов, ясное дело, под силу далеко не всякому. Для такого умения нужны особенный характер и субсидии. (Между прочим, по сравнению со швейцарскими властями, выделяющими фермерам щедрые субсидии, соответствующее ведомство Евросоюза, ответственное за проведение единой сельскохозяйственной политикой, кажется просто прижимистым дядюшкой Скруджем.) Суровая жизнь в горах наедине с природой, которую ведут швейцарские крестьяне, действительно воспитывает особый характер. И в этих природных условиях возделывать картофель, пожалуй, бывает легче, чем поддерживать отношения с отдаленными соседями.
Швейцарские крестьяне – народ крепкий, жилистый; они независимы, трудолюбивы, находчивы, постоянно готовы к любым сюрпризам природы и погоды, но главная их черта – необыкновенный консерватизм. Все эти характеристики, впрочем, вполне приложимы ко всем швейцарцам, включая жителей крупных городов. Они тоже живут и ведут себя так, словно им каждый день приходится обрабатывать трудную каменистую почву где-нибудь на горном склоне.
Система образования, однако, не поощряет индивидуализм. Швейцарцы, хотя и интроверты по характеру, но не индивидуалисты. Они наделены от природы склонностью к обращенности в глубины собственной души. Воспитание тоже не ориентировано на подчеркнуто индивидуальные ценности. Поэтому швейцарцы с таким подозрением относятся к любому проявлению самоуверенности и к людям, стремящимся занять лидирующее положение в обществе.
Характер территории страны и ее горные ландшафты оказывают решающее влияние на мировоззрение и менталитет швейцарцев. Образ их мышления можно назвать «долинным» – швейцарец постоянно озабочен тем, что происходит на его отделенном от остального мира участке, в долине, где он живет, и особенно – что делается в соседней долине: уж не зеленее ли там трава на лугах?

Чтобы жизнь медом не казалась…

Крестьяне больше, чем кто бы то ни было, любят пожаловаться и посетовать на жизнь. Все-то им не так, все не нравится. Если нет оснований считать погоду слишком жаркой для будущего урожая, они непременно сочтут ее слишком влажной. И, разумеется, их никогда не устраивают цены, по которым удается сбыть урожай.
Те швейцарцы, которые не занимаются крестьянским трудом и не связаны с сельским хозяйством, унаследовали от своих деревенских предков манеру никогда не быть оптимистами, Швейцарцы – это народ, вечно недовольный своей судьбой и находящийся в бесконечной погоне за лучшей долей. При этом они постоянно стремятся усовершенствовать и исправить то, что им не по душе.
Тяга к улучшению заставила их направить себе на пользу даже свой пессимистический взгляд на вещи, развив удивительную – и счастливую – способность заранее видеть дурную сторону вещей или развития событий. Это помогает им избежать нежелательных последствий поступков или неблагоприятного поворота дел. Им совсем не свойственны беспечно-легкомысленные рассуждения типа: «Ничего, все это легко отстирается». Швейцарец просто предпочтет не подвергать себя риску испачкаться.
Закон Мюллера, швейцарская версия небезызвестного закона Мэрфи, гласит: «Если неприятность может случиться, то она непременно случится, номы к этому хорошенько подготовимся». Первая часть формулы – это собственно закон Мэрфи, вторая – швейцарская поправка к нему.

Не расслабляйся!

Швейцарцы полагают, что в мире слишком много людей, которые вместо того, чтобы усердно трудиться и готовиться к какому-нибудь следующему несчастью, проводят время в праздности. Поэтому они чувствуют себя обязанными принять на свои плечи бремя ответственности за более беспечные и беззаботные народы.
Степень этой ответственности у швейцарцев, принадлежащих к различным этносам, различна. Германоязычные швейцарцы буквально не снимают ее со своих плеч. Причем эта ответственность должна быть деятельной. Поэтому франкофоны считаются созерцателями, переполненными благородными мыслями и мечтами о всемирном счастье. Думающие по-французски подозревают говорящих по-немецки в том, что эти мечты те разделяют не в полной мере. А италоязычные швейцарцы повинны в ужасном грехе недостаточного чувства ответственности за судьбы мира. К счастью, эти безответственные люди составляют только 10 процентов населения страны.
Германия несет бремя вины за две развязанные ею в XX веке мировые войны. У Швейцарии тоже есть чувство вины – и если не за то, что она не начинала войн, тогда за то, что на ее счету вообще нет стоящих начинаний. Жизнь – сложная штука, рассуждают швейцарцы, и необходимость постоянно принимать судьбоносные решения о будущем своей страны просто не дает им возможности отвлекаться на всякие легкомысленные авантюры.
Швейцарец всегда испытывает предрасположенность к постоянному чувству беспокойства. Он все время готовит себя к самым разным неприятностям, которые могут в любой момент обрушиться на мир. Ни одно здание не строится без тщательно и хорошо оборудованного в подвальном помещении убежища от ядерного нападения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12