Девушка добрела до конца сада и остановилась, наблюдая, как отец бросает обрубленные ветки, палую листву и прочий мусор в костер. Пол Марсден был в стареньком твидовом костюме, знакомом Кристи с детства. За два десятка лет плотная ткань поизносилась и вытерлась, но пиджак сидел на отце так же безукоризненно, как и раньше. Пол обернулся и при виде дочери радостно улыбнулся. Кристи была его единственным ребенком, его счастьем и гордостью.
– Стол накрыт, добро пожаловать на ланч! – сказала она.
– Хорошо, я как раз проголодался. Сейчас затушу огонь и приду.
Вне сомнения, именно от отца Кристи унаследовала высокий рост, а от кельтских предков матери – зеленые глаза с характерным овальным разрезом, копну отливающих медью рыжих волос и непоседливый характер. На протяжении многих веков шотландцы и англичане ссорились и мирились на этих пограничных холмах. Мать Кристи принадлежала к клану горцев из Гленкоу и не раз сетовала на то, что ее дочь совершенно некстати унаследовала воинственный дух шотландских предков.
Кристи постояла, ожидая, пока отец затушит костер.
– Знаешь, дочь, хорошо, что ты снова дома, хотя я бы предпочел встретиться с тобой при более веселых обстоятельствах, – сказал отец и тут же поспешил поправиться. – Разумеется, это вовсе не значит, что мы тебя неволим. Ты – сама хозяйка своей судьбы…
– Я приехала, чтобы остаться, – твердо промолвила Кристи. – Даже если бы маму не прооперировали, я бы все равно вернулась домой. В Лондоне словно попадаешь в какой-то водоворот и не замечаешь, что отрываешься от всего, что по-настоящему важно в этой жизни. – Она помолчала, покусала губы и, вздохнув, призналась: – Я бросила работу, папа.
Когда отец позвонил в Лондон и сообщил о том, что мать срочно ложится на операцию, Кристи не стала рассказывать ему о своих делах, – он и без того был слишком расстроен. Но теперь, когда операция прошла благополучно и Берта Марсден снова была дома, Кристи решилась начать этот нелегкий разговор.
Отец нахмурился, пытаясь не показать, как он озадачен и расстроен.
– Мне казалось, что тебе нравится работать у Гэлвина, – осторожно сказал он. – Когда ты приезжала домой прошлым летом, у тебя был такой счастливый вид.
– Так оно и было. Но Дэвиду предложили написать музыку для кинофильма, он заключил контракт с одной из американских киностудий и уезжает в Голливуд. Он, правда, пригласил меня ехать с ним, но я отказалась, а потому мне пришлось уволиться.
Господи, только пусть он ни о чем не спрашивает! – мысленно взмолилась Кристи, глядя на отца. То, что она рассказала ему, было частью правды, о самом же главном она умолчала.
Дело в том, что Дэвид Гэлвин хотел сделать ее своей любовницей. Девушка не питала каких-либо чувств к своему боссу, но следовало отдать ему должное – Дэвид был на редкость привлекательным и сексуальным мужчиной, и Кристи, в свои двадцать пять лет не пережившая еще ни одного романа, испугалась, что не устоит перед его натиском и поддастся искушению – чтобы потом возненавидеть себя за слабость. Сколько она знала Дэвида, тот постоянно изменял своей жене, Мерил. Но та закрывала глаза на его увлечения, воспринимая их как неизбежную цену за брак с мужчиной, в тридцать лет снискавшим славу в артистических кругах Европы, а теперь и Америки.
Увлечения Дэвида не имели ничего общего с серьезным чувством. Эмоциональная и чувственная натура, он загорался от близости красивой женщины, но, добившись успеха, быстро терял к ней интерес и находил себе новый предмет страсти. Неудержимый в своем желании, он умел пробудить сексуальность в жертве, и был момент, когда Кристи казалось, что еще немного, и ее бастионы падут.
Она проработала секретарем-референтом Гэлвина четыре года и стала для Мерил и ее детей своего рода членом семейства. Осознав, каким ударом для них был бы ее роман с Дэвидом, Кристи приняла единственно возможное в ее положении решение – уйти.
Перед самым Рождеством она сообщила шефу, что увольняется. Причину Дэвид знал и без нее, но на сей раз он обиделся и надулся, как ребенок, которого лишили обещанной игрушки. Вспылив, он обрушился на нее с упреками и насмешками, обвинил в предательстве и жестокосердии и довел до слез. Только давняя привычка держать чувства в узде и не давать им воли помогла Кристи сдержаться.
Держать чувства в узде!.. Легкая усмешка тронула губы девушки. Ей фатально не везло с мужчинами, но испытания закалили ее. Вот уж действительно: не было бы счастья, да несчастье помогло!
Мерил умоляла Кристи встретить Рождество в их семье, но та предпочла остаться в одиночестве. Когда отчаяние ее почти достигло предела, позвонил отец и сообщил о том, что у матери инфаркт.
Не колеблясь ни минуты, Кристи собрала вещи и выехала в Сетондейл, а теперь, оказавшись в родном доме, решила остаться здесь навсегда. Она давно не чувствовала себя такой спокойной и умиротворенной, как в эти дни. Матери был предписан постельный режим и уход на месяц-другой – достаточный срок, чтобы Кристи могла хорошенько обдумать, что она хочет от этой жизни. При желании можно пойти работать в адвокатскую контору отца – его тридцатилетняя секретарша вот-вот должна была уйти в декрет.
Кристи знала, что приняла правильное, более того – единственно возможное решение. Если бы она осталась в Лондоне, Дэвид мог уговорить ее поехать с ним в Голливуд, но это означало бы, что она согласна вступить с ним в связь. А потому Кристи безжалостно обрубила все связи с Лондоном, оставив обжитую квартиру и нескольких подруг. Грустно было признать, что за восемь лет столичной жизни она обрела так мало друзей, но ей всегда были присущи замкнутость и скрытность, особенно после катастрофы, пережитой в год собственного семнадцатилетия.
Скрипнув зубами при этом воспоминании, Кристи открыла боковую дверь и прошла на теплую кухню.
Дом родителей располагался в десяти милях от города, в самом конце узкой дороги, обрамленной с обеих сторон живой изгородью. Марсдены въехали в него сразу после свадьбы, когда отец купил долю в адвокатском деле. Теперь, когда бывшие партнеры либо умерли, либо ушли на пенсию, Пол руководил конторой один, передав ряд вопросов молодому клерку-стажеру.
Солидный каменный дом Марсденов надежно защищал их от суровых зим, обычных для этих мест. Кристи очень хорошо помнила, как в детстве брела через глубокий снег к автобусной остановке и вместе с другими детьми ехала в школу на другой конец Сетондейла. Это были славные дни. Жизнь тогда казалась простой и понятной, и она чувствовала себя счастливой даже тогда, когда дети изводили ее, обзывая за рыжий цвет волос «морковкой».
Что было, то прошло! – философски заключила Кристи, раскладывая еду по тарелкам. Она уже успела побывать наверху, в спальне у матери, и накормить ее легкой диетической пищей.
– Мне звонили из хирургического отделения и сказали, что днем к маме зайдет врач. Если не ошибаюсь, это должен быть доктор Браун? – рассеянно спросила она, усаживаясь за стол.
– Нет, – сказал отец и поднял на нее глаза. – Разве мать не говорила тебе? Браун ушел на пенсию перед самым Рождеством, и теперь фельдшерским пунктом заведует Доминик Сэвидж.
Кристи поперхнулась и чуть не уронила вилку на стол.
– Доминик? Я думала, он в Америке.
– Он действительно был там, но решил вернуться. По-моему, очень правильный и мудрый шаг. Его дед был единственным врачом на всю округу, с него, собственно говоря, и началось здравоохранение в Сетондейле. Отец Сэвиджа тоже был врачом, так что…
– Но мне казалось, что Доминик такой… честолюбивый, что ли…
– Люди меняются, – улыбнулся отец, и в глазах его мелькнуло озорство. – Взгляни на себя, к примеру. Было время, когда при одном звуке имени Доминика ты заливалась краской.
Кристи принужденно улыбнулась, хотя в душе была охвачена паникой.
– А кто из Нас не влюблялся в подростковом возрасте, папа? Слава Богу, рано или поздно мы вырастаем и забываем про все эти глупости. Я тогда, наверное, всех вас раздражала до безумия, особенно Доминика…
– Ну, не знаю… Мне всегда казалось, что он тоже питал к тебе слабость!
Питал слабость! Если бы отец знал… Кристи никак не ожидала встретить здесь Доминика Сэвиджа. Вот тебе покой и безмятежность! С приездом, дорогая Кристи!
Она не была уверена, что сможет спокойно посмотреть ему в лицо. Теперь, когда все в ее жизни перевернулось вверх дном, Кристи ощущала себя беззащитной и уязвимой… Она вздрогнула, вспомнив пронзительный взгляд серых глаз Доминика, его спокойный и властный голос, разбивающий в пух и прах все ее аргументы.
Сердце Кристи готово было выпрыгнуть из груди. Будь у нее такая возможность, она села бы на первый же поезд до Лондона и осталась там, но было поздно: мосты сожжены. Кроме того, следовало считаться с родителями. Мать нуждалась не только в уходе, но и, главным образом, в присмотре – деятельная по натуре, она могла соскочить с кровати и приняться за домашние дела. Кристи понимала, как тяжело лежать прикованной к постели, а потому делала все, чтобы поднять больной настроение и заставить ее выполнять предписания врача.
Доминик Сэвидж вернулся в Сетондейл! Кто бы мог такое предположить!
Отец поднялся наверх – посидеть с женой. Доминик должен был появиться в три, и Кристи напряженно думала, куда бы улизнуть. Она снова вспомнила обстоятельства их последней встречи и вспыхнула от стыда.
Действительно, в семнадцать лет она была по уши влюблена в Доминика, но родители не знали, что именно из-за него Кристи приняла решение оставить дом и уехать сначала в колледж, а затем – в Лондон. После той кошмарной сцены Кристи не могла видеть Доминика и попросту сбежала из Сетондейла куда глаза глядят. И, возможно, зря, потому что той же осенью Доминик отправился на стажировку в Америку.
Преследуемая воспоминаниями, Кристи металась по кухне, как затравленный зверь. Ей нужно было выйти, вдохнуть свежего воздуха, остыть и собраться с силами.
Девушка схватила старую куртку, висящую в кладовке, путаясь в рукавах, надела ее и выскочила на крыльцо.
Небо стало еще более сумрачным и зловещим, запах снега ощущался острее. На склоне холма пастух и овчарка загоняли в стадо овцу. Кристи зашагала вперед. Холодный ветер рвал и трепал ее волосы, остужая лицо. Она шла знакомой тропинкой в направлении предгорий, и чем дальше уходила от дома, тем легче ей становилось.
Кристи миновала внушительное здание в георгианском стиле – бывший дом приходского священника. Потревоженный пес залился лаем. Интересно, подумала Кристи, кто теперь здесь живет? Надо будет спросить у родителей.
Снег валил крупными хлопьями. Пора было поворачивать к дому. Кристи поглядела на часы. Десять минут четвертого. К тому времени, когда она вернется, Доминик, должно быть, уже уйдет. Разумеется, она не может всю жизнь прятаться от него, но сегодня, еще не оправившись от шока, вызванного известием о его возвращении, девушка не желала видеться с бывшим другом.
Конечно теперь, имея за плечами опыт самостоятельной жизни, Кристи могла бы с юмором взглянуть на свои подростковые страсти. Могла бы. Вся проблема в этой частице «бы». Ей ведь так и не удалось преодолеть то чувство стыда и отвращения по отношению к самой себе, которое, вольно или невольно, внушил ей Доминик.
Она ненавидела его. Ненавидела за то, что он лишил ее уважения к самой себе. За то, что он был свидетелем ее унижения…
Судорожно вздохнув, Кристи подняла воротник куртки и, закрыв лицо от снега, двинулась домой.
2
До дома оставалось рукой подать. Чтобы не вязнуть в снегу, Кристи вышла на проезжую часть. Погруженная в свои грустные мысли, она не сразу услышала шум подъезжающего сзади автомобиля, и в последнюю минуту инстинктивно метнулась в сторону обочины, но поскользнулась и упала, больно ударившись.
Машина резко затормозила и с трудом остановилась у самого кювета. Дверца хлопнула, и к Кристи подбежал какой-то человек. Она подняла глаза и обомлела.
– Доминик! – вырвалось у нее.
За восемь лет он совсем не изменился, разве что стал чуточку солиднее. Те же густые черные волосы, те же живые серые глаза. Как и раньше, Доминик словно излучал энергию, восхищавшую всех, кто его знал.
Не говоря ни слова, он помог ей подняться, и Кристи невольно пожалела, что не надела вместо старой куртки и джинсов новенький спортивный костюм, купленный в Лондоне в канун Рождества.
Господи, подумала она, ну почему встреча с Домиником должна была произойти именно в тот момент, когда она к этому меньше всего готова и похожа скорее на того, прежнего, семнадцатилетнего подростка, чем на искушенную и даже слегка уставшую от жизни женщину.
– С тобой все в порядке, Кристи? – спросил он с улыбкой, которая грела ее до тех пор, пока она не попыталась перевести их легкие дружеские отношения во что-то более глубокое и интимное. Глядя в его сияющие радостью глаза, можно было подумать, что той страшной сцены не было вовсе. Неужели он успел обо всем этом позабыть?..
Оттолкнув его руку и отряхиваясь от снега, Кристи огрызнулась:
– В полном порядке, но твоей заслуги в этом нет. – Улыбка на лице Доминика медленно погасла. – Ты всегда водишь машину, не думая о безопасности пешеходов? – набросилась она на него. – Или у вас, медиков, так принято?
Доминик нахмурился.
– К твоему сведению, я ехал достаточно медленно, чтобы затормозить в любой момент, хотя по этой дороге, кроме меня, почти никто не ходит и не ездит, – подчеркнуто любезно сказал он, не отрывая взгляда от ее бледного лица…
Кристи чувствовала, что ведет себя просто глупо, но она никак не могла оправиться от шока при этой внезапной встрече. Уж лучше бы она дождалась его дома, в знакомой обстановке, подготовившись и собравшись с мыслями. Там она могла принять его в одном из тех дорогих и элегантных нарядов, которые надевала, сопровождая Дэвида на официальные приемы, тем самым продемонстрировав Доминику, что не зря провела эти восемь лет и знает цену жизни.
Она откинула волосы со лба, почувствовав, что рука у нее дрожит.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3