Густав Майринк
Мозг


Рассказы Ц

Густав Майринк
Мозг

Как искренне радовался пастор возвращению из тропиков своего брата Мартина! Однако, когда тот наконец вошел в старомодную гостиную – часом раньше, чем его ожидали, – вся радость куда-то исчезла, осталось только ощущение тусклого ноябрьского дня, казалось, весь мир вот-вот рассыплется в пепел.
В чем тут дело, пастор не знал, даже старая Урсула поначалу не могла издать ни звука.
А Мартин, коричневый как египтянин, приветливо усмехаясь, тряс пасторскую руку.
Разумеется, ужинать он останется дома и совсем не устал. В ближайшее время ему, правда, необходимо на пару дней в столицу, ну а уж потом он все лето дома, с братом.
Они вспомнили юность, когда был еще жив отец, – и пастор видел, как все больше сгущалось что-то странное, меланхоличное на лице Мартина.
– Тебе не кажется, что неотвратимость некоторых событий, которые внезапно вторгаются в нашу жизнь, вызвана лишь неспособностью человека преодолеть свой внутренний страх перед ними? – были последние слова Мартина в этот вечер. – Помнишь, какой безумный ужас охватил меня, когда я, еще совсем малыш, увидел на кухне окровавленный телячий мозг?..
Уснуть пастор не мог: какой-то туман, душный и призрачный, повис в его прежде такой уютной комнате.
Слишком много новых впечатлений, успокаивал себя пастор.
Однако новые впечатления тут были ни при чем, то, что принес с собой его брат, заключалось в другом.
Мебель казалась непонятно отчего незнакомой, при взгляде на старинные портреты почему-то появлялась мысль о каких-то незримых силах, которые прижимают рамы к стенам. Само собой рождалось опасливое предчувствие, что уже один только краешек какой-нибудь странной, загадочной мысли неотвратимо повлечет нечто неожиданное, невероятное. «Только не думай ни о чем необычном, оставайся при старом, повседневном, – предостерегал внутренний голос. – Как молнии, опасны мысли!»
А из головы никак не шло приключение брата после битвы при Омдурмане. Как он попал в руки негров из племени короманти; они привязали его к дереву… Колдун Оби выходит из своей хижины, опускается перед ним на колени, рабыня подносит барабан, и колдун кладет на него еще кровоточащий человеческий мозг.
И вот он начинает длинной иглой колоть различные участки этого мозга, и всякий раз дико вскрикивает Мартин, ибо каждый укол он ощущает в собственном черепе.
Что все это значит?!
Боже, смилуйся над ним!
Английские солдаты доставили Мартина в полевой госпиталь. Он был полностью парализован.
Однажды, вернувшись домой, пастор застал брата лежащим без сознания.
– Зашел мясник, и только он со своим лотком переступил порог, как господин Мартин вдруг ни с того ни с сего упал в обморок, – сообщила старая Урсула.
– Так дальше продолжаться не может, тебе необходимо проконсультироваться в лечебнице профессора Диоклециана Бюффелькляйна; это ученый с мировым именем, – сказал пастор, когда брат пришел в себя. Мартин согласился.
– Вы господин Шляйден? Ваш брат, пастор, мне уже рассказывал о вас. Пожалуйста, садитесь и выкладывайте вкратце, – сказал профессор Бюффелькляйн, когда Мартин вошел в кабинет.
Мартин сел и начал:
– Спустя три месяца после тех событий при Омдурмане – вы, конечно, знаете – последние симптомы паралича…
– Покажите-ка мне язык – гм, никаких отклонений, тремор умеренный, – прервал его профессор. – Почему же вы не рассказываете дальше?..
– …последние симптомы паралича… – продолжал Мартин.
– Положите ногу на ногу, – распорядился ученый. – Так. Поудобней, так. – И стукнул маленьким стальным молоточком чуть ниже коленной чашечки пациента. Нога дернулась вверх.
– Повышенные рефлексы, – сказал профессор. – У вас всегда повышенные рефлексы?
– Не знаю, я никогда не стучал себя по колену, – смутился Мартин.
– Закройте один глаз. Теперь другой. Откройте левый – так, теперь правый – хорошо – световые рефлексы в порядке. Световые рефлексы у вас были в порядке, господин Шляйден? Особенно в последнее время?
Мартин понуро молчал.
– Вот на какие симптомы вам следовало бы обращать внимание, – с легким упреком заметил профессор и велел больному раздеться.
В ходе долгого тщательного обследования ученый обнаружил все признаки глубочайшего раздумья; при этом он что-то бормотал по-латыни.
– Вы утверждаете, что у вас наблюдаются паралитические симптомы, однако я их не нахожу, – заявил он внезапно.
– Нет, я только хотел сказать, что через три месяца они исчезли, – возразил Мартин Шляйден.
– Неужели вы так давно больны, сударь? Лицо Мартина вытянулось.
– Любопытно, почти все наши соотечественники говорят о своих болезнях крайне невразумительно, – доверительно сообщил профессор. – Вам бы поприсутствовать при обследовании в какой-нибудь французской клинике. Как ясно и понятно изъясняется там даже простолюдин. Впрочем, в вашей болезни нет ничего особенного. Неврастения, не более. Вероятно, вам будет также небезынтересно знать, что нам, врачам, – как раз в самое последнее время – удалось докопаться до истоков современных методов исследования, – сегодня мы знаем совершенно точно, что абсолютно никаких лекарственных средств применять нельзя. Целенаправленно контролировать ход болезни! День за днем! Вы были бы поражены той перспективой, которую открывает перед нами этот метод. Вы понимаете? А теперь главное: избегайте волнений, для нас это яд, и через день – ко мне на прием. Итак, еще раз: никаких волнений!
Профессор вяло пожал руку больному, интеллектуальная нагрузка его явно утомила.
Санаторий, массивное каменное строение, занимал угол одной опрятной улочки в малонаселенном городском квартале.
Напротив высился старинный дворец графини Заградки; его всегда зашторенные окна усиливали болезненное впечатление от мертвенно спокойной улицы.
Редко кто ходил по ней, вход в санаторий – а заведение посещали весьма часто – находился с другой стороны, рядом с цветниками; у дверей – два старых каштана.
Мартин Шляйден любил одиночество, и сад с похожим на ковер газоном, скрипучими креслами на колесиках, капризными больными, скучным фонтаном и дурацкими стеклянными шарами внушал ему отвращение.
Его влекли тихая улочка и древний дворец с темными решетчатыми окнами. Что там внутри?
Старинные выцветшие гобелены, зачехленная мебель, закутанные люстры? Старуха с седыми кустистыми бровями и жесткими суровыми чертами лица, давно забытая и жизнью и смертью?
Ежедневно Мартин прохаживался вдоль дворца.
На таких улицах, чтобы разминуться, приходилось прижиматься вплотную к стенам домов.
Мартин Шляйден с его размеренной походкой, характерной для человека, проведшего долгое время в тропиках, не нарушал общего настроения улицы: они так подходили друг к другу, эти две бесконечно далекие формы бытия.
Наступила жара; три дня подряд он встречал на своем одиноком пути, какого-то старика с гипсовым бюстом в руках.
Один и тот же бюст с ничем не примечательным бюргерским лицом.
На этот раз они столкнулись – старик был так неловок.
Бюст наклонился и стал медленно падать. Все падает медленно, только люди, у которых нет времени для созерцания, этого не замечают.
Гипсовая голова разбилась – и из белых осколков вытек кровоточащий человеческий мозг.
Мартин Шляйден смотрел на него не мигая, он весь как-то вытянулся и побелел.
Поднял руки и спрятал лицо в ладони.
Со стоном рухнул на землю…
Профессор и два ассистента случайно видели случившееся из окна.
Больной лежал в лаборатории. Он был без сознания и полностью парализован.
Через полчаса наступила смерть.
Пастор был вызван в санаторий телеграммой и теперь, утирая слезы, стоял перед ученым мужем.
– Ну как же это, господин профессор? И так быстро?
– Это следовало предвидеть, любезный пастор, – сказал ученый. – Что касается наших лечебных методов, то здесь мы строго придерживаемся опыта, накопленного медициной в течение многих лет, но если сам пациент не следует нашим предписаниям, то тут все наше искусство бессильно.
– А тот человек с бюстом, кто он? – прервал его пастор.
– Ну, это к делу не относится, разбираться в такой ерунде у меня нет ни времени, ни желания. С вашего разрешения я продолжу.
Здесь, в этом кабинете, я неоднократно и самым убедительным образом предписывал вашему брату полнейшее воздержание от каких-либо волнений. Предписывал как специалист! Ваш брат не пожелал следовать советам медика. Все это меня потрясло до глубины души, любезный друг, но согласитесь: неукоснительное соблюдение рекомендаций лечащего врача было и остается самым главным. Я лично был свидетелем этого несчастного случая.
Больной в чрезвычайном возбуждении хватается руками за голову и, пошатнувшись, падает на землю. Разумеется, тут уже никакое медицинское вмешательство не поможет. Предсказать результат вскрытия я могу хоть сейчас: крайняя недостаточность кровоснабжения коры головного мозга вследствие диффузного склероза серой мозговой ткани. А теперь успокойтесь, любезный, вдумайтесь лучше в пословицу: как постелешь, так и ляжешь.
Звучит сурово, но вы же знаете, что истина требует от своих последователей мужества.



1