Трилогия – 1

OCR: Dinny; Spellcheck Афина Паллада, Аваричка
«Роза и меч»: Эксмо; Москва; 1996
ISBN 5-85585-445-0
Аннотация
Графиня Каролина де Ромм-Аллери наделена и красотой, и богатством. Неукротимый характер и неотразимая красота вовлекают Каролину в цепь захватывающих событий: через плен и заточение в монастыре, через бродяжничество, рабство проходит она…
И судьба вознаграждает эту яркую, незаурядную женщину.
Сандра Паретти
Роза и меч
1
Горящее полено с треском раскололось пополам. Взметнулся столб искр и, осев на высоких сапогах для верховой езды стоявшей рядом девушки, прожег на светло-серой замше черные пятна. Каролина не обратила на это никакого внимания. Погруженная в свои мысли, она не мигая смотрела на огонь и машинально постукивала кочергой из кованого железа по пылающему полену. Ее стройная фигура в бархатном облегающем костюме для прогулок верхом отбрасывала длинную тень на светлый каменный пол кухни в замке Розамбу.
Еще в детстве ее магически притягивал огромный кухонный очаг. Вечерами, когда в замке становилось тихо, она часами просиживала перед ним на корточках. Только что отдраенные каменные плиты пола еще влажно поблескивали, сверкали медные котлы на своих местах, на столе догорали свечи, и зеленая листва на изразцах казалась настоящим плющом, затянувшим стены… С огнем ей всегда было проще разговаривать, чем с людьми, огонь понимал ее. Он был ее стихией – необузданной и всепоглощающей. Но сегодня таинственная магия отступила. Тихий шепот огня потонул в глухом рокоте пушек и непрерывной ружейной пальбе, которые восточный ветер доносил с поля брани.
С самого раннего утра 21 марта 1814 года под Арси-сюр-Об шла битва между Наполеоном и союзниками: пруссаками, австрийцами и русскими. Граф де ля Ромм-Аллери поставил под ружье своих крестьян, а все свое олово перелил в пули. Симон отвозил их к линии фронта – подводу за подводой. Последнюю – час назад. Во дворе стояли экипажи и повозки, нагруженные доверху домашним скарбом и готовые к отъезду. Сегодня они покинут Розамбу – и может быть, навсегда.
Ключница Марианна хозяйничала у большого стола посреди кухни. Перед ней возвышалась гора съестных припасов: ветчины, колбасы, паштеты с трюфелями в фаянсовых горшочках, копченые угри, корзинка яиц, серебряные коробки с кофе и чаем, сахар и мука в полотняных мешочках, караваи хлеба, плоские головки сыра, хрустальные вазочки с конфетами и печеньем, а на серебряном блюде лежала груда свежезапеченных каплунов. Марианна аккуратно упаковывала провиант в две огромные бельевые корзины, стоявшие рядом с ней на полу. Это была пухленькая женщина среднего роста, лет пятидесяти. Поверх ее яблочно-зеленого домашнего платья был повязан белый, жестко накрахмаленный фартук. Обычно она хозяйничала расторопно и деловито, однако сегодня движения ключницы казались неуверенными и суетливыми. Она то и дело подбегала к двери, выглядывала во двор, вслушивалась в ночную темноту и, тяжело дыша, возвращалась назад:
– Каролина! Все спокойно! Боже, вот было бы счастье! Может, господин граф еще передумает, и мы останемся. Разве можно бросить такой красивый замок на произвол судьбы! Это было бы чистым безумием!
Каролина строго взглянула на нее через плечо.
– Заканчивайте сборы, Марианна.
Ключница растерянно застыла у двери с открытым ртом.
– Да неужто и вы так легко уйдете отсюда? Не произнося больше ни слова, Каролина повесила кочергу на ажурную кованую стойку возле камина, подошла к столу и сама принялась укладывать продукты. Марианна уперла руки в бока. – Боже праведный! Ваша матушка застала только начало. Хорошо, что сия чаша миновала ее. Что же это за времена такие, когда мы, женщины, рожаем сыновей только на смерть! И все из-за этого… – она проглотила бранное слово, готовое сорваться с языка, потому что в этот момент кухонная дверь распахнулась.
– До самого Арси-сюр-Об слышно, как ты молишься за нашего императора, Марианна!
Каролина вскинула глаза – однако по лицу Симона ничего нельзя было определить. Даже если бы враг стоял уже у ворот, Симон и тогда бы шутил. Смеясь, он сбросил на стул черную накидку и снял черную широкополую шляпу. Симон Вальмон был не только самым сильным и рослым мужчиной во всей округе, он был и самым верным и преданным слугой, каким может быть только бретонец. Уже более двадцати лет он служил графу Фредерику Огюсту де ля Ромм-Аллери, сопровождал его в итальянском и египетском походах, однако военная карьера его не привлекла, и он так и остался секретарем и управляющим имением графа, А в первую очередь Симон Вальмон остался все тем же бретонским крестьянином. Не спеша, медленными шагами, скрестив руки за спиной, он обошел большой стол и вытащил из груды запеченных каплунов самого крупного.
– Подождите, месье Вальмон, я вам сейчас накрою!
Марианна испытывала к Симону чувства более нежные, чем материнская любовь. Но Симон уже жадно впился зубами в хрустящего цыпленка и налил себе из синего фаянсового кувшина вина. Несколько минут все молчали в тревожном ожидании. Каждый думал об одном и том же, но никто не решался заговорить первым.
– Как там дела? – нарушила наконец молчание Каролина.
Симон бросил обглоданные кости в огонь и сполоснул руки в круглой, вмурованной в стену мраморной раковине.
– Ну рассказывайте же! – с нетерпением попросила Марианна. – Закончилась наконец стрельба? Задал император им снова перцу?
Симон и Каролина обменялись мимолетными взглядами. Лукавая улыбка озарила непроницаемое лицо Симона. В своей неторопливой бретонской манере он начал рассказ:
– Не знаю, что бы было, если бы не лейтенант Летерп…
– Что с Альбером? – испуганно перебила его Каролина.
– Ваш жених вызволил императора из весьма затруднительного положения! Эпизод, достойный того, чтобы войти в учебники истории! Хотел бы я присутствовать при этом. Говорят, все произошло в затишье между стрельбой. Казалось, что враг отступает, но это была не более чем уловка. Откуда ни возьмись поднялось облако пыли – шесть тысяч русских казаков наступают! А наши драгуны врассыпную, будто стадо овец в грозу. И император – один против неприятеля! – Симон выдержал паузу, затем продолжил: – Летерп был единственным, кто не потерял головы. Он выстрелил в гущу удирающих и привел их в чувство. Без него императору пришел бы конец.
Все это время Симон не спускал глаз с Каролины. Проклятье! Эта восемнадцатилетняя девчонка словно сделана из железа! Она слушала и глазом не моргнув. Еще никогда она так не восхищала его, как в этот момент. Ради нее он бы перевернул весь мир… Марианна нетерпеливо захлопнула крышки на корзинах.
– Ну и?..
– Оба живы. Император и Летерп.
– И мы победили? – не унималась Марианна.
По лицу Симона пробежала тень.
– Давай берись! – Вдвоем они подхватили одну из тяжеленных корзин и потащили наружу.
Дверь за Симоном и Марианной захлопнулась. Каролина сняла с шеи платок, расстелила его на столе и сгребла туда все, что еще оставалось: хлеб, сало, яблоки, бутылку вина. С полки возле двери она взяла переносной фонарь и зажгла его. Потом открыла дверь в примыкавшую к кухне гладильную, из которой по каменным ступенькам можно было выйти на улицу.
Справа от Каролины раскинулся ночной парк. Но девушка повернула влево и быстро пошла по заросшей тропинке, петлявшей среди деревьев вдоль каменной ограды замка. Показался силуэт старой круглой сторожевой башни. Восемь лет, со дня смерти матери, до сих пор окутанной тайной, никто туда не ходил.
Вот уже неделю Каролина прятала в башне своего брата Филиппа. Ни одна душа в замке Розамбу не подозревала об этом. Войдя как-то утром в гардеробную, она застала там брата. Он дезертировал из наполеоновской армии. Каролина не раздумывала ни секунды, потому что слишком хорошо знала характер отца. Ему нельзя было говорить об этом. Он тут же выдал бы сына военно-полевому суду – или сам бы свершил над ним суд в порыве слепой ярости. На последнем витке винтовой лестницы Каролина остановилась и трижды стукнула ключом о стену – это был условный знак. Когда она открыла дверь, пламя толстой восковой свечи, стоявшей на круглом столике возле простого ложа, испуганно взметнулось. От сладковатого свечного запаха в комнате было душно. Филипп вскочил с кровати и распахнул объятия навстречу сестре.
– Солнце взошло! – Он налетел на стол, и свеча опрокинулась на пол.
– Осторожно, Филипп! – Каролина быстро нагнулась. – Башня моментально вспыхнет.
– Все спалить? По крайней мере, это был бы эффектный уход. – Смех Филиппа звучал невесело. Он огляделся вокруг. – Здесь так душно. Не понимаю, зачем мать приказала замуровать окна? – Он опять бросился на кровать. – Как она вообще здесь выдерживала?
В круглой комнатке не было ничего, кроме кровати, стола и стула. Стены от пола до потолка были задрапированы серебристо-черной парчой. На полу лежал фиолетовый ковер. Это была монастырская келья, исполненная мрачной роскоши. В октябре 1805 года, когда Наполеон начал поход против Австрии, графиня, сама родом из Вены, уединилась в этой комнатке в башне в знак молчаливого протеста против мужа, пославшего пятнадцатилетнего Филиппа на эту войну. Год спустя ее нашли здесь мертвой…
Филипп скрестил руки на затылке. Откинутые назад белокурые волосы открывали красивый лоб. Раньше Каролина не замечала, насколько он похож на мать. Тот же высокий, мягкий изгиб бровей, те же бархатистые карие глаза, тот же тонкогубый рот. Лишь жесткий подбородок и нос с горбинкой достались ему от отца. Неспокойным было это лицо, нервным и агрессивным. Филипп выпрямился, подтянул под себя ноги и обхватил их руками. Он насмешливо поглядывал на сестру.
– Никак не могу взять в толк, что ты нашла в этом Альбере Летерпе? Неприятностей он тебе, конечно, не принесет, только кучу детей – и скуку.
– Это будет зависеть от меня.
Оба рассмеялись, хотя Каролина прекрасно понимала, что его хорошее настроение было наигранным. За ним чувствовалось отчаяние и смятение. В руках она все еще держала узелок, брат, наконец, взял его и развязал.
– Вчера целый воз, сегодня еще один. Ты что, решила меня на убой кормить?
– Запасы тебе понадобятся. Сегодня мы уезжаем в Париж.
Каролина ожидала замешательства или вспышки гнева. Своей вспыльчивостью Филипп превосходил даже отца. Однако брат откинул голову назад и расхохотался.
– Генерал Фредерик Огюст де ля Ромм-Аллери бежит! Ну, наконец-то хоть что-то человеческое! Прекрасно! Старик начинает вызывать у меня симпатию!
– Мы не бежим – отец нужен в Париже.
– Знаю-знаю, моя маленькая героиня! В нашей семье есть только один трус – это я! И как я только мог вообразить, что отец, наконец, раскусил страдающего манией величия корсиканца.
Серые глаза Каролины сузились и потемнели.
– Благодаря этому корсиканцу без роду и племени имя Франции будет…
– …бессмертным и так далее, и так далее, – перебил ее брат. – Твоими устами говорит отец! И вообще все женщины неравнодушны к гениальным чудовищам.
– Помолчи! – Каролина рукой зажала ему рот. Теперь и Филипп услышал какие-то звуки – легкое позвякивание, будто металлом по камню. – Мне надо идти.
Она повернулась, но Филипп удержал ее. Не говоря ни слова, он обнял сестру и поцеловал ее в лоб.
– Я никогда не забуду того, что ты для меня сделала. – Его голос был нежным и проникновенным.
Каролина вышла из кельи, машинально повернула ключ в замке и положила его в карман. Потом на цыпочках начала спускаться по винтовой лестнице навстречу странным звукам. Толстый ковер, которым мать когда-то приказала покрыть ступеньки, скрадывал ее шаги. Каролина дошла до бокового прохода, ведущего на хоры часовни замка. Теперь она не сомневалась, что звуки доносились именно оттуда. Отодвинув засов, она со скрипом отворила тяжелую дверь, под ее робкими шагами жалобно отозвались половицы. Снизу пробивался слабый свет, и она вдруг увидела, как из-за алтаря появилась высокая костлявая фигура отца с коротко остриженными седыми волосами.
– Каролина? Ты?
Она спустилась по крутой лестнице и вышла к органу. Каменная часовня замка Розамбу была старинным сооружением романской эпохи, остававшимся неизменным в течение шестисот пятидесяти лет: купель из красноватого гранита, сводчатый потолок из красного камня, на котором всегда красовался герб графа де ля Ромм-Аллери – роза и меч, хоры с потускневшими фресками и черная поблескивающая базальтовая глыба, служившая алтарем. Единственным украшением алтаря был золотой крест высотой в семьдесят пять сантиметров, отделанный драгоценными камнями. Человеку, входившему в церковь, алтарь не был виден. Свисавшие с боковых стен над крестом четырнадцать знамен полностью закрывали его. Это были знамена четырнадцати сражений, в которых граф одержал победу для Наполеона.
Со дня смерти матери здесь не отслужили больше ни одной мессы. Это была церковь войны, в которой пахло огнем и кровью.
– Ты молилась за нашу победу? – Отец поднял лампу и внимательно посмотрел в лицо дочери.
– Я прощалась. – Ее красивые серые глаза глядели на него спокойно.
– Странно, когда я давеча услышал шаги, у меня было такое ощущение, будто Филипп дома… – задумчиво произнес граф.
Каролина выдержала взгляд отца. Она не испытывала страха. Она в любой момент повторила бы снова то, что сделала для брата, и, не задумываясь защитила бы его от гнева отца. И не потому, что она одобряла поступок Филиппа, а просто потому, что он был ее братом. Но граф, похоже, не догадывался об истине.
– Я еще вчера хотел тебе сказать, – продолжил он, – Филипп не убит, как мы опасались. Я наводил справки. Он, очевидно, попал в плен, – граф запнулся, – или же мой сын… – Он замолчал и отвернулся, не желая, чтобы Каролина видела в этот момент его лицо. Потом зашел за алтарь. – Поди сюда, я должен тебе кое-что показать!
Каролина подошла к отцу. Ей хотелось рассказать ему всю правду, какой бы тяжелой она ни была для него. Но внутренний голос подсказывал ей, что час еще не пробил…
Граф поднял фонарь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35