Тот понял, что дьяк знает много и разговор затеял неспроста. Достал из ларца золотой, с большим алмазом перстень и приветливо улыбнулся:
– Ох, и не ведаю, как мне тебя, гостя дорогого, одарить. Милость монаршую привез ты мне, радость великую. Прими хоть эту малость…
Подьячий принял, быстро определил стоимость подарка, поклонился:
– Много благодарствую, Иван Степанович. Не по заслугам меня чествуешь.
И подумал: «Дешево меня ценишь, – я тебе в копеечку влезу».
А вслух продолжал:
– Как же, милостивец, ответ твой писать? Кого в подозрении имеешь?
Гетман задумался. Письмо явно с польской стороны, да уж больно случай удобный для расправы с ближними своими неприятелями.
– Пиши, – ответил он, – что подозреваю я в этом письме полковника Гадяцкого Михаилу, который недавно еще ко мне неприязнь обнаружил, сам гетманом домогался быть и пасквиль на меня уже писал. Еще подозреваю я сына митрополичьего Юрия Четвертинского – он постоянно в народе злые слова рассеивает, что быть Самойловичу опять гетманом.
Подьячий записал, стал прощаться.
– Ты не спеши, откушать со мной оставайся, – ласково пригласил гетман.
– С великою охотой, да в иной, видно, раз… Государевы дела не терпят. Ответ приказано выслать без замедления. Ты бы, Иван Степанович, теперь мне письмо-то вернул…
– Какое письмо? – нахмурился Мазепа.
– А что я тебе передал, милостивец. Мне строго-настрого заказано обратно его доставить для хранения в посольском приказе…
Гетман даже в лице переменился.
– Сперва я милостью царской был обрадован, а теперь во сто раз опечален, коли вижу – никакой веры мне не дают…
– Что ты, Иван Степанович, господь с тобой. Письмо для розыска злодея-доносчика нужно…
– Нет, уж ты, как хочешь, а письмо я не отдам…
– Да никак нельзя… С меня взыщут. Как отвечу-то?
– Ответишь, что затерялось…
– Ох, да что ты, Иван Степанович! Разве можно?
– Можно, дьяк, можно, – уверенно произнес гетман. – И ответ государям, когда напишешь, мне наперед объявишь. А услуги твои мною забвенны не будут…
Прижимист был Иван Степанович, но тут не поскупился – пятьсот дукатов подьячему отсчитал.
«За эту безделицу дорого, да авось в другой раз пригодится. В Москве нужных людей давно заводить пора», – подумал гетман.

X

В то время сильное беспокойство Мазепе начал причинять фастовский полковник Семен Палий – прославленный казачий батько с правобережной стороны.
В силу неблагоприятно сложившихся исторических условий правобережная часть Украины оставалась под властью поляков. Однако народ не хотел подчиняться панам и продолжал борьбу против них.
Воевода Чернецкий, чинивший жестокую расправу над непокорными хлопами, писал королю:

«Народ украинский так упорно держится московской протекции, что каждое поселение приходится брать штурмом. Сердца их до такой степени нечувствительны ко всепрощающему милосердию вашего величества, что они предпочитают погибнуть с домами своими от огня, терпеть голод и всякие лишения, чем возвратиться в подданство ваше. Все казаки и хлопы этой стороны решили лучше умереть, чем покориться».

И народ не покорился. Сотни тысяч казаков и хлопов погибли в жестоких схватках с королевскими жолнерами. Жолнер – польский солдат-пехотинец.

Другие бежали в Восточную Украину и Запорожскую Сечь. Третьи скрывались в лесных чащобах.
Польская часть Украины превратилась в пустыню.

«Видел я здесь города и замки, – сообщает очевидец, – безлюдные, опустелые… Видел валы высокие, воздвигнутые трудами рук человеческих, развалины стен, покрытые плесенью и обросшие бурьяном… Видел покинутые впусте привольные украинские поля, долины, прекрасные рощи и дубравы, обширные сады, реки, пруды, озера, заросшие мхом и сорными травами… Видел в разных местах множество костей человеческих, которым покровом было одно небо».

По условиям «Вечного мира», заключенного между Россией и Польшей в 1686 году, правобережное Приднепровье было объявлено нейтральной полосой. Хотя оно и считалось владением польской короны, но власть польско-шляхетской администрации не должна была распространяться сюда.
Польское правительство вынуждено было разрешить казакам свободно селиться в этих местах и пользоваться всеми казацкими вольностями. Казаки обязались за это нести военную службу и отгонять татарские орды от польских владений.
Пришел сюда со своим отрядом и храбрый казак Семен Филиппович Гурко – по прозвищу Палий, прославившийся в Запорожье своей удалью.
Получив от короля город Фастов и чин полковника, Семен Палий долго и счастливо воевал с татарами. Слава о подвигах этого казацкого батьки разносилась далеко.
Правил Семен Палий своим полком справедливо, по старым казацким обычаям, людей принимал к себе без отказа и ласково, поэтому народ шел в Фастов со всех сторон, и силы Палия быстро увеличивались, крепли. Следует, однако, заметить, что в местах, освобожденных от польской шляхты, палиевская старши́на и казацкая верхушка немедленно прибирала земли к своим рукам, обогащаясь за счет эксплуатации бедного люда.
Палий закреплял земли за старши́ной и монастырями специальными универсалами.


Поп Иван Лукьянов, проезжавший тогда через Фастов, оставил любопытные записки о палиевцах.

«Городина та хорошая, – сообщает поп, – на горе стоит красовито. Вокруг жилья острог деревянный да вал земляной. По виду не крепок, а сидельцы в нем что звери. По земляному валу ворота частые, а во всех воротах копаны ямы – там палиевщина лежит человек по двадцать. Голы, что бубны, без рубах, страшны зело. Нас обступили как есть около медведя, а все голытьба беспорточная, на ином и клока нет, черны, что арапы, и лихи, что собаки…»

Семен Палий, хотя и служил королю, однако ненавидел польских панов, имел с ними постоянные враждебные столкновения и скоро начал просить гетмана Мазепу принять правобережные украинские земли «под высокую царскую руку».
Шляхта, встревоженная замыслами Палия и тем, что казаки успешно переманивают к себе посполитых Посполитые – польские крепостные крестьяне.

, обещая освободить народ от панской неволи, начала грозить Палию суровой расправой.
Пан Дружкевич от имени шляхты писал Палию:

«Из ада родом сын немилостивый! Ты отрекаешься от подданства королю, ты смеешь называться полковником от руки царского величества, ты твердишь, будто граница тебе указана по Случ, ты грозишь разорить наши владения по Вислу и за Вислою. Смеху достойны твои угрозы! Помнишь ли, как пришел ты ко мне в первый раз в короткой сермяжке, заплатанной полотном, а ныне ты выше рта нос дерешь. Король так тебя накормил хлебом, что он у тебя изо рта вон лезет. Учинившись господином в Фастове, в королевской земле, ты зазнался. Полесье разграбил, да еще обещаешь идти на наши города. Смотри, будем бить жестоко».

Вслед за этим польские жолнеры под командой полковника Нильги внезапно напали на Фастов, но были разбиты палиевцами, которые в свою очередь стали нападать на имения польских «осадчих», как именовались шляхтичи, получавшие на Правобережье от короля лучшие земли.
Паны этого не простили. Заманив к себе Семена Палия, они схватили его, посадили в Немировский острог, а Фастов передали во владение католического епископа.
Но палиевцы вскоре выручили батьку. Палий появился в Фастове, перебил иезуитов и панов, стал открытым их врагом.
Сейм Речи Посполитой, видя угрозу нарастающего народного освободительного движения, решил покончить с казачеством и разослал универсалы о роспуске казацких войск.
Палий вместе с богуславским полковником Самусем и другими казацкими начальными людьми решил не подчиняться. Объявив всем селянам и хлопам вечную свободу, он начинает восстание против польских панов.
Зарево пожарищ охватило Подольщину, Волынщину, Брацлавщину.
Поднялся народ всей Западной Украины и Червонной Руси.
На призыв Палия и Самуся откликнулись не только украинские казаки и селяне, жившие в польской стороне. Заволновались ненавидевшие своих панов посполитые многих польских староств Староство – пограничные земли, пожалованные королем какому-нибудь пану в собственность. Владелец, или староста, обязывался за свои средства содержать охрану границы.

и коронных земель.
– Бийте панов, бо они всем нам вороги! – радостно встречая палиевцев, кричали посполитые.
Каждый день множились силы восставших. Богатейшие поместья Потоцких, Лещинских, Жолкевских, Любомирских и других магнатов были разграблены и сожжены. Паны и «осадчие» в страхе бежали в глубь Польши.
Гетман Мазепа испытывал большую тревогу…
Как шляхтич и крупнейший помещик, он ненавидел хлопов и опасался, что огонь перекинется на левобережную сторону. Как гетман украинского народа, он должен был, хотя бы наружно, показывать своей старши́не и особенно казакам единомыслие с восставшими. Как царский слуга, он обязан был соблюдать условия мирного договора с поляками, но в то же время, зная, что русские всей душой на стороне своих украинских братьев, боялся, как бы в Москве не разгадали его истинных шляхетских чувств.
«Бунт распространяется быстро, – сообщал он в Москву, – от низовья Днепра и Буга по берегам этих рек не осталось ни единого старосты, побили много панов, а другие бегут в Польшу и кричат, что наступает новая хмельнищина. Впрочем, – добавляет гетман, желая на всякий случай отвести от себя возможные подозрения, – случившаяся смута принадлежностям нашим зело непротивна. Пусть паны снова отведают, что народ малороссийский не может уживаться у них в подданстве, и пусть перестанут домогаться Киева и всей Украины…»
В тоже время тайно гетман пытался всячески уговорить Семена Палия прекратить смуту, а полковнику Самусю, просившему помощи, с досадой ответил:
– Помощи тебе не дам и без царского указа к себе не приму. Без моего ведома ты начал и кончай, как знаешь…
Восставшие продолжали бороться. Они взяли Бердичев, Бар, Немиров, Белую Церковь, ряд других городов.
Воевода Иосиф Потоцкий и князья Вишневецкие объявили «посполитое рушение» Посполитое рушение – общее ополчение, созывавшееся в случае особой опасности для Польского государства.

и с огромным войском двинулись на усмирение хлопского бунта.
Потерпев ряд поражений, они пытались склонить на свою сторону Самуся и Палия, обещая им прощение и большие награды, но те ответили:

«Мы тогда будем благожелательны Речи Посполитой, когда у нас во всей Украине, от Днепра и до Днестра, и вверх до реки Случи, не останется ни единой ноги панской…»

На помощь Потоцкому вышел польный гетман с войском В Польше были два гетмана: коронный, под начальством, которого состояли королевские войска, и польный, который командовал оккупационными частями, расположенными на Украине.

. Восставшие бились с беспримерным мужеством, но вынуждены были уступить пушкам.
Королевские войска взяли Богуслав и Немиров. Тысячи казаков и хлопов гибли на кольях и колесах, но и в предсмертных муках продолжали грозить шляхте новым восстанием.
Панские суды не знали, что делать. Оказалось, что почти все население принимало участие в бунте. Казни грозили опустошить страну.
Воевода Потоцкий приказал всем подозреваемым хлопам отрезать уши. Такому наказанию подверглось семьдесят тысяч человек.
Однако до конца восстание не было подавлено.
Семен Палий, отбив натиски жолнеров и шляхты, укрепил Белую Церковь и отказался ее сдать.
Паны обратились к царю Петру, находившемуся в то время с ними в союзе против наступающих шведов/ Но и грамоты царя, приказавшего «жить с поляками мирно», на упрямого Семена Палия действия не оказали.
«Никогда я с панами в приязни жить не буду и Белой Церкви им не отдам, разве меня отсюда за ноги выволокут», – отвечал отважный батько.
Но силы были неравны. Со всех сторон напирали на палиевцев королевские жолнеры.
Тогда решил Семен Палий прибегнуть к старому, испытанному средству. Позвал нескольких добрых, верных своих казаков и сказал:
– Сами ведаете, други, как тяжело нам приходится… Тают силы наши, а откуда помощь ждать? Одна надежда на единокровных наших братьев – запорожских и донских казаков да украинских селян… Добирайтесь до них, други, расскажите, каково живется нам в стороне польской, как мучают нас и ругаются над верой православной… Бейте челом казакам и всем добрым людям, пусть идут к нам, дабы вместе веру нашу и волю от панов оборонять…
– Одного опасаемся, батько, – ответили казаки, – не будет ли помехи нам от гетмана Мазепы?
– А вы ему на глаза не попадайтесь, блюдите тайность, – хитро прищурив глаза и подкручивая пышный ус, произнес Палий. – Дорога же к нам каждому казаку ведома. Рубежи стерегутся без строгости.
Среди людей, посланных на Левобережную Украину, находился и молодой казак Петро Колодуб, отличавшийся удалью и беспощадностью в боях с панской шляхтой.

XI

Лютая ненависть к панам полыхала в душе Петра Колодуба с детских лет. Он родился в польской стороне, в селе, принадлежавшем надменному и спесивому пану Кричевскому. Великолепный, затейливой архитектуры панский палац, окруженный каменной оградой с бойницами, красовался на взгорье. Там жили беспечно и весело. Каждый вечер светился палац разноцветными огнями, слышалась оттуда дивная музыка.
А селяне ютились в убогих мазанках, от зари до зари изматывая силы на тяжелой панщине. Петру Колодубу шел пятый год, когда за какую-то малую провинность панский управитель избил в поле его мать. С того дня она занедужила и вскоре умерла. Отец, потрясенный горем, вздумал жаловаться на управителя пану. Обрядившись в чистую рубаху, он взял за руку осиротевшего Петра и отправился в палац.
Пан Кричевский дозволил хлопа к себе допустить. Он сидел за столом на веранде, выходившей в сад, и завтракал.
Отец, подойдя к веранде, опустился на колени, отвесил земной поклон:
– Челом бью, ясновельможный пане… Житья нет от управителя… Жинку в могилу свел, бисов сын…
Пан вытер салфеткой жирные губы, взглянул на хлопа недобрыми глазками, нахмурился:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30