https://wodolei.ru/catalog/stalnye_vanny/
Николай Коляда
Носферату
Пьеса в одном действии из цикла «Кренделя»
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
АМАЛИЯ НОСФЕРАТУ
ВОРОНА
Некто ОН – или есть, или его нет
Двухкомнатная квартира, второй этаж. Наши дни.
В «берлоге» у Амалии Носферату, несмотря на то, что на улице лето, жара, душно – темно, холодно и прохладно. Окна плотно занавешены. Одна полоска дневного света видна на полу у балкона – дверь, дверь туда, на балкон, открыта и плотная занавеска иногда чуть-чуть шевелится от тёплого воздуха с улицы. На улице трамваи гремят через каждые три минуты. Полдень, а в квартире горит лампа под потолком: три рожка, засиженные мухами, направлены вниз.
Слева – старинный с резьбой шкаф для вещей, рядом такой же основательный и старый книжный шкаф, у балкона письменный стол с толстыми резными ножками, на нём – огромный до потолка фикус. У фикуса каждый блестящий, лощёный лист со сковородку, фикус растёт в старой кадушке, обхваченной обручами. За фикусом в углу к потолку подвешена куполообразная клетка, в которой сидит старая, гадкая чёрная ворона. Ворона время от времени просыпается и то принимается каркать, то вдруг грязно матерится, приводя хозяйку квартиры в бешенство. Впрочем, в их взаимоотношениях трудно разобраться – тут что-то и от ненависти есть, и от любви.
В центре комнаты на полу протёртый до дыр ковёр – когда-то на нём резвились райские птицы, а теперь перья с птиц облетели, пооблезли и похожи птицы на тощих куриц, которых выращивают на местной птицефабрике. Справа у стены продавленный диван, над ним портреты в рамках. У дивана стоит низкий письменный столик, ноги которого разъехались, будто это телёнок на льду. Столик забит пузырьками и коробочка с лекарствами. Короче говоря, не квартира, а склад мебели.
Она, хозяйка, АМАЛИЯ НОСФЕРАТУ, стоит в центре комнаты, опираясь на клюку. Выглядит Амалия как баба-Яга, но держит себя, как царица Нильская, несмотря на то что она в старом синем штопанном не единожды трико, в вязанной мохнатой мохеровой кофте. Она похожа на какого-то степного зверька, какого-то суслика, который не убежал почему-то от людей, а стоит и смотрит на них – и бесстрашно, и пугливо вместе с тем. Но ногах у Амалии тёплые тапочки в виде зайца. Амалия в ярко-белом парике. У Амалии вставные зубные протезы, которыми она с трудом управляет, чтобы они не вылетели. Голос у Амалии скрипучий, сильный.
Амалия разговаривает с каким-то человеком, который сидит в кресле, а кресло повернуто к балкону и человека не видно. А может, там и нет никого. В продолжении всего своего монолога Амалия почти не ходит по квартире. Она всё стоит на месте, чуть перекосившись, опирается на свой костыль – одно плечо выше другого, смотрит в одну точку, говорит, иногда помогая себе свободной от костыля рукой. У неё сил нет, наверное, а может, она так всегда делала, и молодой когда была. Впрочем, наверное, она никогда не была молодой – есть такие люди, которые, войдя в один какой-то возраст, не меняются, остаются такими скрюченными до гроба, и только могила их выпрямляет. Амалия – из таких.
АМАЛИЯ (сипит, скрипит, шамкает). У меня наверху, над соседями, ещё соседи – богатыи-и-и. Я была во дворе в прошлом году, мне рассказали. Ну вот. Кто-то у них украл духи. Подумали на проституток. Приходили к ним один раз проститутки эти. Нашли проституток. Повезли проституток на кладбище, вырыли могилу, посадили туда, ну – пытали так, чтоб открылись проститутки, чтоб сказали – где духи. Они – нет. Плачут и – нет. Подумали тогда на ихнюю в доме уборщицу. Уборщица говорит: «Я же с двумя высшими я образованиями! Как вам не стыдно?! Как я буду я красть, как я могу я с таким я статусом, подумайте, я, бессовестные?!» Поверили. Подумали на свою дочку. Дочка говорит: «Кому я буду дарить женские духи?! Я заработаю, если мне надо духи!» Так духи и не нашли. Пропали духи. Как они там горевали наверху, как плакали, тут слышно было. Хоть и богатыи-и-и, а держатся за своё богатство, не хотят никому ничего раздавать, как я вот – дура, раздай-беда, вас вот позвала, всё отдаю своё накопленное годами, и куда? В облдрамтеатр! Ну и название. Хуже бани. Эх, дура, я, дура я, у него четыре дуры, а я дура пятая, ииии-эээхххх!
Ворона прыгает по жерди, клювом кусает железные прутья, треск стоит такой, что, кажется, прутья вот-вот лопнут.
ВОРОНА. Гоша умеррррррр! Гоша умерррррррр!
АМАЛИЯ (помолчала). Ну вот что вот с ней сделать, скажите, а? На мыло ее сдать? (Кричит, стучит клюкой по полу). Хальтен зи битте Мауль! Хальт Мауль, тебе говорят, ну?! (Пауза, улыбается). Значит, вы – постановщик из облдрамтеатра? Ну да. Я же вас сама вызвала. В маразме, дура. Правильно. Значит, такой сюжет для сценария премьеры новой постановки спектакля в облдрамтеатре не подойдёт? Ну, про духи? Про проституток, про кладбище? Хотела вам продать сюжетец этот – очень современный. Нет? Ну, правильно – как вырыть в театре могилу, чтоб туда проституток посадить. Не выроешь. Да и где в театре проституток найдешь. Нет?
ВОРОНА. В Горках знал его любой! Старррррики на сходки звали! Дети попррррросту, гуррррьбой! Чуть завидя, обступали!!!!
АМАЛИЯ. Да едрит твою дивизию, хальтен зи битте Мауль, говорю, ну?! (Пауза, снова улыбается). Это она на колбасу захотела. Она много знает наизусть. Откуда – не знаю. Нахваталась на улице, видать, когда ещё жила. Может, она в какой школе жила, в детдоме, в приюте в каком – не говорит. Я её этому не учила. Она сама. Может, дети её и научили. Выпустить её боюсь – начнёт с кем-нибудь на улице разговаривать, кондратий хватит сразу человека. Она много знает наизусть. Это – «Ленин и печник». Не знаете? Я знаю. (Кричит). «Был он болен! Выходил на прогулку ежедневно! С кем ни встретится, любил поздороваться душевно! За версту – как шел пешком, мог его узнать бы каждый! Только случай с печником вышел вот какой однажды!» (Пауза). Я и сама могу артисткой в облдрамтеатре. Нет?
ВОРОНА. Гоша умерррррр! Гоша умерррррр!
АМАЛИЯ. Это она перед вами все свои таланты показывает. Хальт Мауль, я сказала?!
ВОРОНА. Я думал, ты чиста, как та слезинка, скатываясь вдррруг! А ты, как малая монета, прошла уж через много ррррук! Я думал, ты хоррррошая подруга! Я думал, ты умеешь понимать! Я думал, ты оценишь чувства дрррррруга! А ты?! Ты оказалась просто б ….
АМАЛИЯ. Молчааааааааать, сказала?! Хальт Мауль!
Схватила большой чёрный платок, проковыляла в угол, накрыла клетку платком. Ворона поворчала и умолкла. Амалия тяжело дышит. Поправила кофту, погрозила кулаком вороне, снова вышла в центр комнаты.
Вот так тебе. Позорит перед людьми. (Пауза). Она понимает только по-немецки. «Хальтен зи битте Мауль» – означает: закройте, пожалуйста, своё гнилое хайло. Ага. Вот. (Пауза). Итак, значит, вы постановщик из облдрамтеатра? Я должна отдать вам вещи. Для вашего театра. У меня много ценных вещей. Отдаю. Бесплатно. Мне не надо уже. Итак, для вашего театра, вот что у меня заготовлено на выброс.
Открыла дверцы шкафа, выкидывает оттуда что-то на пол, какие-то тряпки.
Муж умер ровно тридцать три года назад, как раз в этот день, пятого июля, в мои именины. (Пауза). Где это кто-то уже говорил? Не помню. (Быстро роется в вещах). Вот. Умер. Сделал подарок. Спасибо. На похоронах меня спросил кто-то: «От чего он умер?» Я сказала: «От злости». Он пил, бил меня в живот ногами. Как я сына родила – не понимаю. Но больше родить не смогла. Постарею еще немножко и уеду отсюда на родину. В Москву, куда же еще. В Москву, в Москву, в Москву. Ненавижу этот город, эту квартиру, хоть прожила тут всю жизнь. Ненавижу всей душой. Нас было три сестры. «Отец умер ровно год назад, пятого мая, как раз в твои именины, Ирина. Было очень холодно, тогда шел снег. Мне казалось, я не переживу, я лежала в обмороке, как мёртвая». (Смеётся). А-а. Вот откуда. Ну да. Сто лет назад они лежали, как мёртвые, а я – нет. Всё, всё. Вспомнила. Те умерли давно, осталась я одна. Но я ещё не скоро, не ждите. Мы были прапраправнучки жены декабриста. Не буду называть его, декабриста долбанного, фамилию. Слишком известная. Моя – Носферату. Фамилия ничего. Амалия Носферату. Между прочим, фамилия редчайшая, иностранная. Не склоняется. Был такой вампир Носферату. Впрочем, может и есть. Гордиться, что мой родственник декабрист незачем и нечем. В семье известно, что декабрист наш любил, как это по-русски, ля мур де труа, понимаете? Нет, иначе называется это. Поклонялся древним грекам и самураям и потому во всём следовал им. То есть, он любил другого декабриста, понятно теперь стало? То есть, у него не все нормально было с сексуальной ориентацией. Их выслали в Сибирь – они и рады, бежать от своих жён – не было счастья, да несчастье помогло. Два голубя. А те, дуры, за ними. Все давай про баб этих трундеть – ах, подвиг, ах, за мужьями в Сибирь! А тут было другое совсем замешано, поняли? Наша дура прапрапрабабушка в Сибирь за ним, на перекладных, в слезах, платочек прижимала к глазам, «только вёрсты полосаты попадаются во мгле». И что? Ехала и останавливалась в тех же гостиницах, где ее муженек останавливался по дороге в Сибирь. Никто в кандалах их не гнал – враньё. И что? И в каждой гостинице ей рассказывали про ее мужа и про его подельника декабриста, как они веселились, устраивали, простите за слово, шреклихе оргиен. Перевести с немецкого? Не надо, так понятно? Ну вот. А она уже на сносях. И сказала в седьмой гостинице – пять тысяч вёрст от Москвы: «Ай да провались ты на фиг, декабрист!» И всё. И осталась вот тут. В этом городе. И как грибы начали появляться мы – носферята-вампирята. (Смеётся). Она тут же сочеталась гражданским браком с купцом. Он торговал гробами. Выгодное дело всегда было. Так что мы – декабристки. Но наполовину. Фальшивые декабристки, так сказать. Бабушка вывела цветок, который цветет только в декабре. Она назвала его «декабрист» и он расползся по всей России и в каждом доме цветёт в декабре. Красными слезами цветёт. Как слезы прапрапрабабушки цветёт. Чтоб мужикам не верили. Они все хотят одного … (Пауза). Ладно, не будем. Но это семейная тайна – никому ни слова об этом. Советский народ любит декабристов совсем не за это, а за другое. За что – потом скажу. Вот, берите. И это тоже. Вы не из газеты? Вы не напечатаете такой рассказ потом, нет? Ну про то, как ездила? В смысле, как наша прапрапрабабушка в Сибирь ездила, да не доехала, остановилась, с Носферату сошлась, цветок «декабрист» стала выводить, плакать слезьми горькими, на «декабрист» этот глядя? Нет? А вдруг вы захотите вот такой написать сценарий новой постановки премьеры нового спектакля облдрамтеатра? Нет? Не актуально? Правильно. Все сейчас живут со всеми. Кому интересно, с кем спал сгнивший уже скелет декабриста. Никому. Спи спокойно, дорогой товарищ, с кем хочешь. Нате. Нате. Нате.
Прочапала к книжному шкафу, резко отворила дверцы – на полках нет книг, тоже тряпьё. Амалия выкидывает его на пол.
Да, да, вы не из газеты, вы из театра, я вас вызвала с целью, чтобы подарить что-то, что вам приглянется. Вот, первое. Держите. Папка с вырезками из газет. От мужа. Больше ничего от него не осталось. Только это. Нет, еще фуражка с кокардой – потом найду, отдам. А это – папка. Лежит, не знаю, кому отдать. Выкинуть – жалко. Он же ж столько газет попортил, вырезал. Это не роман, нет, это он вырезал из газет некрологи, вечерами раскладывал их на полу. На стол не влезали, разложит на пол и рассматривал, любовался. И так положит, и так положит, и так покладет, и эдак перетасует. И снова переложит, и снова перекладет. И счастливый такой засыпал. Вот, читайте: «Умер Исаак Натансон, лауреат премии ВЛКСМ. Похороны в среду». Дальше: «Ушел из жизни Ефим Розенблюм, бухгалтер больницы номер 45. Соболезнование родным. Панихиды не будет. Некогда. И незачем». Ещё: «Ушла из жизни и не вернулась Роза Катценшмузен. Прощай! Ничего не забывай! И чтоб понять мою печаль, в пустое небо посмотри!» Вот их сколько тут – тонна. И одни евреи. Он выбирал только евреев. И мне говорил: «Ты ведь жидовка. Амалия – жидовское имя. А Носферату – голый сионизм. Пригрел голую сионистку в постели!» И бил. (Пауза, улыбается). У него была вяло текущая шизофрения. Это выяснилось только после того, как он помер, на вскрытии мозга. Его там не оказалось. Мозга, имеется в виду. Вернее, усох так, что присох к затылку. Маленький кусочек оказался. Это всё на почве «делириум тременс». Что значит: «Трясущееся безумие». А по-простому – «белая горячка» на почве беспробудного русского народного пьянства. А еще проще – «белочка», как в народе говорят. Прыг-прыг по веточкам – белочка.
Выкидывает вещи на пол.
О, моль как поднялась, как полетела, как крыльями захлопала! Прям не моль, а летучие мыши, аисты, динозавры с крыльями! О, сколько добра! О, какая я богатая! Берите. Мне не надо. Пригодится для какой-нибудь премьеры постановки нового спектакля облдрамтеатра. Это редкая вещь. И еще очень редкая вещь. А это – какая редкая вещь. Еще редчее. А это редчайшая. Вот еще очень редкая вещь. Знаете что такое? Радиоприёмник «Дельфин – 18-17 дробь 34». Сбоку отбит краешек, но он работает. Скоты тараканы сели на проводки и замкнули. Но вы вставите батарейку «Крона-23жэпэзэ57вэхатэ плюс депозит 17 серия УЦЙ» и будет работать как новая. Выпускают такие еще? Выпускают, не рассказывайте мне. Не может быть, чтобы для такой редкой вещи батарейки не выпускали. Незаменимая вещь в хозяйстве. Редкая вещь. Я слушала по ней «Голос Чили», «Свобода Австро-Венгрии», «Телеканал Аль-Джазира» и всё, что глушили. Всё было слышно, как будто они в моей квартире жили за стенкой. Вот так. Берите, берите, не смотрите так, будто мне жалко. Не жалко совсем. Немножко жалко, но не сильно. Жалко, потому что это ведь моя молодость. Ах, молодость, молодость! Я не буду вам рассказывать про молодость. Не поверите. Всё равно не поверите. Одно могу сказать, молодой человек, запомните урок Амалии Носферату: лучше один раз живого мяса покушать, чем всю жизнь мертвечиной питаться. Понимаете? (Долго, хрипло хохочет). Понимаете? Нет? Не важно. Берите. Пригодится для премьеры новой постановки. Батарейку только купите и будет порядок. А нет – им, радиоприёмником этим, можно легко гвозди забивать.
1 2 3