Ева знала, что я соврал, и изменившееся выражение ее лица не скрывало того, что она считает меня лжецом. Я разозлился.
— Этому трудно поверить? — спросил я, делая шаг вперед.
Она собрала разбросанное по кровати белье, засунула его в сумку и поставила ее на пол.
— Чему трудно поверить? — спросила Ева, подойдя к трюмо.
— А тому, что у меня не бывает женщин.
— А мне-то какое дело до того, бывают они здесь или нет?
Она, безусловно, была права, но меня задело ее безразличие.
— Да, безусловно, это должно быть вам безразлично, — сказал я, чувствуя себя униженным.
Женщина сосредоточенно занялась собой: она стала причесывать волосы, внимательно глядя на себя в зеркало. Уход в себя произошел у Евы мгновенно. Я почувствовал, что она забыла о моем присутствии в комнате.
— Дайте мне вашу промокшую одежду, — предложил я, напомнив о себе, — ее следует повесить в кухне просушить.
— Я сама могу позаботиться об этом, — слова прозвучали резко и даже надменно. При этом Ева повернулась ко мне и плотнее запахнула халат. Две морщинки на переносице обозначились отчетливее и придали лицу хмурое выражение, которое совершенно опростило женщину. Но, несмотря на такое невыгодное для нее преображение — а женщина выглядела совсем простушкой, когда на ее лице появлялась зачастую странная, делающая лицо деревянным, маска — гостья по-прежнему продолжала меня интересовать. Ева посмотрела на дверь, потом на меня, еще раз повторила это движение глаз, и я понял, что мне отдается приказ уходить. Для меня это было в новинку и пришлось мне не по вкусу.
— Я хочу лечь спать… если вы не возражаете, — сказала женщина и отвернулась от меня.
Ни благодарности, ни единого доброго слова, ни извинения, что она выгнала меня из моей собственной комнаты, только холодность и упрямое желание остаться одной.
— Доброй ночи! — сказал я, удивляясь тому, что чувствую себя как-то смущенно и неуверенно. Я колебался, не зная, уходить мне или подождать, но Ева снова ушла в себя и забыла обо мне, как и прежде. Ее больше волновало, как уложить волосы для сна, чем я. Мне оставалось только одно: выйти из комнаты.
Когда я вернулся в гостиную, Бероу приготавливал себе виски с содовой. Он, шатаясь, подошел к креслу, сел и уставился на меня тяжелым взглядом. Словно для того, чтобы лучше разглядеть, протер глаза, не спуская их с меня. А начатый им разговор выдал те мысли, что не давали мужчине покоя в мое отсутствие.
— Выбросьте все мыслишки на этот счет, — сказал Херви, ударяя кулаком по ручке кресла, — держитесь от нее подальше. Ясно?
Я в упор посмотрел на порядком надоевшего мне гостя.
— Как вы смеете так со мной разговаривать? — спросил я, взбешенный его наглостью.
Красное лицо Херви вытянулось.
— Оставьте ее в покое, — пробормотал он. — Сегодня она моя. Я знаю, что вы затеяли, но хочу сказать вам пару слов. — Он наклонился вперед и наставил толстый палец в мою сторону. Его рот кривился. — Я купил ее. Она стоила мне сотню баксов! Вы слышите? Я купил ее! Она моя! Прочь руки.
Я не поверил ему.
— Вы не могли купить ее. Кто угодно, но только не такая трухлявая гнилушка, как вы.
Он расплескал виски на ковер.
— Что вы сказали? — слезящиеся злые глаза Херви уперлись мне в переносицу.
— Я сказал, что вы не могли купить эту женщину, потому что вы — трухлявая гнилушка.
— Вы еще пожалеете, что оскорбили меня, — заявил мужчина, не скрывая кипевшей в нем злости. — Как только я увидел вас, я сразу понял, что вы заварите кашу. Вы хотите отнять ее у меня.
Я усмехнулся:
— А почему бы и нет? Чем вы можете мне помешать, хотел бы я знать?
— Но я же купил ее, черт вас побери! — воскликнул он, колотя кулаком по ручке кресла. — Вы что, не понимаете, что это значит? Сегодня она моя! Неужели вы не можете вести себя как джентльмен?!
Я все еще не верил пьяному бреду Херви.
— Позовите ее сюда, — смеясь ему в лицо, сказал я. — В конце концов сотня долларов не такая уж большая сумма. Я готов предложить больше.
Бероу пытался встать с кресла. Он был пьян, но у него были мощные плечи. Если он набросится на меня и застанет врасплох, он сможет изувечить меня. Я отскочил назад.
— Не волнуйтесь, — сказал я, продолжая отступать. Он надвигался на меня. — Можно решить этот вопрос без драки. Позовите ее.
— Она получила от меня сотню баксов, — прохрипел он яростным голосом. — Восемь недель я ждал этого дня. Я просил Еву уехать со мной, и она соглашалась. Но когда я приезжал за ней, проклятая служанка заявляла, что хозяйки нет дома. Четыре раза сыграли со мной такую шутку, и каждый раз я знал, что Ева дома, что она смотрит на меня из окна и смеется надо мной. Но я хотел ее, я, простачок, понимаете? Я набавлял цену всякий раз, как приходил. И женщина поехала со мной, когда я сказал, что дам ей сотню баксов. Все было хорошо, пока не появились вы. Теперь ни вы, ни какая-нибудь человекообразная обезьяна не остановит меня.
Меня тошнило от этого типа. Я не вполне еще поверил ему, но определенно знал, что не потерплю его больше в своем доме. Он должен уйти. Я вытащил бумажник и бросил к ногам Бероу стодолларовый билет. Туда же полетело еще десять долларов.
— Убирайся! — сказал я. — Вот твои деньги с процентами. Убирайся из моего дома.
Бероу уставился на деньги. Кровь отлила от его лица. Из горла у него вырывались какие-то странные, квакающие звуки. Потом он поднял голову, и я понял, что придется применить силу. Я не хотел драться, но если он предпочитает пустить в ход кулаки, пусть пеняет на себя. Херви бросился на меня, вытянув свои длинные руки, словно собирался самым решительным образом разделаться со мной, и схватил меня за лацканы пиджака. Я не отстранился, я даже шагнул навстречу и, опередив его, с размаху ударил своего гостя кулаком по лицу. Большое кольцо-печатка, которое я носил на мизинце, врезалось ему в щеку, оставив глубокую кровоточащую царапину. И тут же второй рукой я нанес Херви сильнейший удар по голове. Бероу качнулся, хватая воздух ртом. Мой следующий удар пришелся мужчине в переносицу, от него Херви упал на четвереньки. Тогда я подошел к нему и, тщательно прицелясь, стукнул его ногой в подбородок. От удара голова Бероу запрокинулась, и он растянулся на ковре. С Бероу было покончено, причем он даже пальцем не прикоснулся ко мне. Ева стояла в дверях и наблюдала за дракой. Ее глаза были широко открыты от удивления. Я улыбнулся ей.
— Все в порядке, — сказал я и подул на кулаки. — Ложитесь в кровать. Он сейчас уйдет.
— Вы не имели права бить его ногами, — холодно сказала женщина.
— Правильно. — Мне понравилось, что глаза ее горели гневом. — Я не должен был делать этого. Я, наверное, сошел с ума. А теперь я хочу, чтобы вы ушли.
Ева ушла, и я услышал, как закрылась дверь спальни. Бероу, сломленный и неприятно дрожащий, приподнялся и приложил руки к лицу. Кровь стекала между пальцами и заливала манжеты рубашки. Он удивленно посмотрел на кровь и дотронулся до горла. Присев на край стола, я наблюдал за Херви.
— До Биг-Биэ-Лейка две мили хода. С дорога вы не собьетесь. Идите прямо по направлению к горе. Недалеко от озера имеется отель. Они пустят вас. А теперь убирайтесь!
Внезапно Херви закрыл лицо руками и заплакал. Да, с ним действительно было покончено.
— Вставайте и уходите, — с отвращением сказал я. — Меня тошнит от одного вашего вида.
Бероу встал, подошел к двери, закрыл глаза ладонью и снова заплакал, как обиженный ребенок. Я поднял деньги и сунул их в карман его пиджака. При этом он даже поблагодарил меня. Этот тип оказался еще и трусом. Я подвел его к двери, подал ему чемодан, который стоял в прихожей, и выпихнул его за дверь, в непогодь, из которой Бероу и появился у меня в доме.
— Я не люблю таких слюнтяев, как вы, — сказал я. — Держитесь от меня подальше.
Он спустился по ступенькам — и тут же ветер, дождь и темнота поглотили его. Я запер дверь и постоял в прихожей. Мне ужасно хотелось выпить, но прежде всего следовало кое-что выяснить. Выпивка подождет. Я подошел к спальне и открыл дверь. Ева стояла у трюмо, сложив руки на груди. Мой приход не удивил женщину. Она спокойно смотрела на меня.
— Он ушел, — сказал я, останавливаясь в дверях, — я отдал ему сто долларов, которые вы от него получили, и он горячо поблагодарил меня.
Выражение ее лица не изменилось. Ева молчала и была похожа на опасное, готовое наброситься на свою жертву животное. Я посмотрел на нее и спросил:
— Вам не жаль его?
Ее губы презрительно сжались.
— С какой стати я буду жалеть мужчину? — прозвучало в ответ.
Когда были произнесены эти слова, я понял, кто она. Сомнений не осталось. Значит, Бероу не лгал. Слишком гладко он рассказал, как купил ее, и слишком точно назвал цену. Если раньше я и надеялся, что Херви наговаривает на Еву, чтоб быть с ней и обезопасить таким образом меня как соперника, то теперь знал, что он говорил правду. Да, Ева была одной из тех, кто принадлежит всем, кому это захочется. Никто не подумал бы этого при взгляде на нее. И она, эта женщина, на которую в обществе смотрели, как на отброс, смела игнорировать меня, она имела наглость пренебрегать мною. Внезапно у меня появилось желание унизить ее, причинить ей боль. Раньше я никогда не испытывал такого желания ни к одной из женщин.
— Он сказал мне, что купил вас, — сказал я, закрыв за собой дверь и пройдя в глубь комнаты. — Ваша внешность обманчива. Знаете, а мне и в голову не приходило, что вы — продажная женщина. Ваша такса сто долларов, не так ли? Я перекупил вас у изгнанного мной из дома Бероу. Только не воображайте, что я заплачу больше. Я не добавлю ни цента. На мой взгляд, ваша красная цена — сто долларов.
Ева не сделала ни единого движения. Лицо ее хранило знакомое уже мне деревянное выражение, только потемнели глаза и побелели ноздри. Она наклонилась над трюмо. Ее маленькая, белая рука поглаживала тяжелую медную пепельницу. Я подошел к Еве.
— Незачем бросать на меня такие свирепые взгляды. Я не из трусливого десятка. Пойдем, покажи мне, на что ты способна.
Когда я протянул к ней руку, женщина внезапно схватила пепельницу и ударила меня по голове.
4
Большинство мужчин ведет двойную жизнь: явную и тайную. Люди судят о нас, о наших характерах только по фактам явной жизни. Однако если мужчина допускает ошибку и скрываемые им пороки становятся достоянием многих или всех, его осуждают, хотя никаких перемен в мужчине ни в лучшую, ни в худшую сторону не произошло, он остался тем же самым человеком, который совсем недавно пользовался благосклонностью общества. Но теперь вторая, тайная суть мужчины раскрыта, и отношение к нему резко меняется. Большинству мужчин, по крайней мере, многим удается дурачить общество, и оно принимает их за людей достойных и приятных только потому, что никто не знает их постыдных тайн, которые держатся в секрете. Я абсолютно откровенен с вами. Возможно, из-за этого вы пришли к заключению, что я чрезвычайно неприятный человек: бесчестный, тщеславный и недостойный любви. Такой вывод вам удалось сделать благодаря тому, что я сам разоблачил себя, изобразив себя без всяких прикрас. Но если бы вы встретили меня в обществе и мы стали бы друзьями, вы сказали бы, что я милейший человек: ведь я был бы с вами не до конца откровенным; осторожничал в словах и поступках и старался бы казаться лучше, чем я есть на самом деле. И теперь, когда я откровенно написал о невыгодных для меня, а в общем-то, о понятных, известных и элементарных вещах, у вас может возникнуть вопрос, за что же меня полюбила такая хорошая девушка, как Кэрол. Прошло много лет, но я до сих пор вспоминаю ее с чувством глубокой привязанности. Какой она была сердечной, терпеливой и доброй!
Кэрол знала обо мне только то, что я открывал ей сам о себе. Когда настало время разрыва, обстановка настолько обострилась, что я был уже не в состоянии скрыть свои недостатки. Но до этого я обманывал ее так же успешно, как некоторые из вас обманывают тех, кто любит вас. Кэрол всегда понимала меня, всегда была очень дружелюбной, именно поэтому на четвертый день после того, как я встретил Еву, я отправился в Голливуд повидаться с Кэрол.
Работники станции обслуживания в Сан-Бернардино позаботились о моей машине и «паккарде». Когда я спустился по горной дороге из Биг-Биэ-Лейка, я увидел группу мужчин, занятых расчисткой дороги. Несмотря на то, что их работа близилась к концу, проехать все равно было трудно. Руководитель работ был моим знакомым, поэтому он приказал положить на размытую дождем землю доски. Несколько человек практически перенесли машину на руках и опустили ее на сухом месте. Я приехал к Кэрол на Сансет-стрит около семи часов вечера. Франческа, горничная Кэрол, сказала, что мисс только что вернулась со студии и переодевается.
— Входите, мистер Фарстон, — улыбаясь, проговорила горничная, — подождите немного.
Я последовал за пышными формами Франчески в гостиную. Это была красивая, современная и уютная комната со скрытым освещением. Пока горничная готовила мне виски с содовой, я ходил взад и вперед по комнате. Когда я бывал в этом доме, Франческа всегда начинала суетиться, стараясь услужить мне, и Кэрол как-то, смеясь, сказала мне, что служанка считает меня самым почетным ее, мисс Рай, гостем. Я сел к с восхищением осмотрелся. Обстановка была предельно простой. Кресла и большая кушетка были обиты серой замшей и прекрасно гармонировали с винно-красными портьерами.
— Каждый раз, когда я прихожу в эту комнату, — сказал я, взяв из рук девушки виски с содовой, — она нравится мне все больше. Мне нужно проконсультироваться с мисс Рай, как обставить свой дом, чтоб в нем было так же уютно и мило, как здесь.
В это время в гостиную вошла Кэрол в прозрачном пеньюаре, перехваченном в талии широким красным поясом. Волосы ее были распущены и лежали на плечах. Выглядела она прекрасно, хотя ее нельзя было назвать красавицей согласно штампованным стандартам Голливуда. Когда она вошла, я подумал, что она очень похожа на Одри Хепберн: такая же изящная фигурка, бледное, без единой морщинки лицо и очень яркие губы. Но самым красивым у Кэрол были глаза:
1 2 3 4 5 6