В Травин
Наследник Абу-Саида


Травин В
Наследник Абу-Саида

В.ТРАВИН
НАСЛЕДНИК АБУ-САИДА
Нарком здравоохранения Каминский ждет в приемной, - вытянувшись на пороге, доложил Поскребышев.
Сталин, не отрывая взгляда от сафьяновой папки, произнес:
- Пригласите.
В дверях появился Каминский. Сталин кивнул на стул.
- Вы, Григорий Наумович, вероятно, знаете, что глава гоминьдановского правительства Чан Кай-ши болен. Не дают покоя гланды. Но вы, конечно же, не знаете, что своим китайским врачевателям он предпочел наших. Так вот, подумайте: кого бы мы могли направить в Шанхай? - Сталин неторопливо встал из-за стола, прошелся по кабинету, остановился напротив Каминского и добавил. - Это очень важно...
Во втором часу ночи 17 декабря 1937 года в квартире заместителя наркома здравоохранения Казахской ССР, доктора медицинских наук Владимира Георгиевича Ермолаева раздался телефонный звонок:
- Извини, Владимир Георгиевич, Семашко беспокоит. Завтра в 10 утра у подъезда будет ждать машина. В 12.00 вылетаешь в Шанхай. Это приказ Сталина.
Разбуженная звонком жена Ермолаева спросила:
- Если я поеду с тобой, рожать мне придется там?
- Рожать тебе придется здесь...
Лечение Чан Кай-ши подходило к концу, как вдруг 14 июня 1938 года около шести часов вечера жена Владимира Георгиевича зашла в его кабинет и прошептала:
- Владя, я, кажется, рожаю.
К восьми часам вечера посольская машина привезла их на аэродром под Шанхаем, откуда их поднял в воздух двухмоторный "Дуглас".
Над головами Тянь-Шаня правый двигатель самолета отчаянно завыл, извергнув из чрева лавину огня, и заглох.
На аэродром под Алма-Атой садились с грохотом, пропахав колесами шасси высушенную землю и уткнувшись носом в заросли арчи. На служебном ЗИСе Ермолаевых доставили в родильное отделение Алма-Атинской правительственной больницы, где все уже было готово к приему.
Акушерка - старая, полная Куляш, склонившись над кроватью роженицы, закачала головой:
- Ай-ай-ай... На седьмом месяце...
Первый удар подземной стихии обрушился на город с невероятной силой, как будто кто-то пожелал стереть его с лица земли. Город задрожал и, захлебываясь селевыми потоками, чудом не превратился в подобие каменоломни.
Из-под крыши полуразрушенной больницы кровати с роженицами вынесли на улицу. На одной из них уже рожала жена замнаркома. Куляш что-то причитала по-казахски, удерживая сотрясаемую подземными толчками кровать.
В час ночи 15 июня 1938 года среди хаоса и разрухи, среди стонов и плача под звездным небом родился ребенок в "рубашке".
Это была ночь, когда "Красная планета" приблизилась к Земле на 40 миллионов километров.
Это был год Великого противостояния Марса.
Детство Бориса прошло в алма-атинской квартире старого правительственного дома, который испокон века отапливали печами. Топили саксаулом, кишащим каракуртами и скорпионами. Трехлетний Боря, испытывая безудержную страсть к ядовитым тварям, цеплял их на палочку и переносил в подвал, который вскоре превратился в паучий питомник. Он их не боялся: паучье племя надолго цепенело, стоило ему лишь переступить порог.
Тогда никто не придал значения умению ребенка, подчинять себе несмышленых тварей. Как, впрочем, никто не придал значения и тому, что подаренный Павлом Алексеевичем Кадочниковым механический слоник в Бориных руках наотрез отказывался ходить. Кадочников тогда страшно смутился и начал оправдываться: "Ну позвольте, у меня он ходит!"
В школе Борис особых талантов в себе не обнаружил, а потому профессиональную стезю выбирал ему отец. По его настоянию после десятилетки Борис поступил в медицинский. Карьера врача его не привлекала, но если что-то и могло возбудить в нем любопытство, так только человеческая психика. На первом же курсе вместе с Василием Аксеновым и Ильей Авербахом он вступил в студенческое научное общество психиатрии. Профессор Васильев, широко известный в те годы, автор книги "Таинственные явления человеческой психики", начинал работу над новой книгой - "Внушение на расстоянии" и для экспериментов по телепатии отобрал в СНО из двадцати претендентов троих. Среди них оказался и Ермолаев.
Опыты давались ему удивительно легко, что всякий раз поражало видавшего виды Васильева своим однообразием. Да и отец был против: "Телепатия - лженаука. Ее не существует".
Через год он покинул лабораторию, но психиатрию насовсем оставить не смог. Месяц спустя он уже подрабатывал медбратом в психиатрической лечебнице у профессора Буля. И там весьма успешно занимался гипнозом.
Три года, проведенных среди психически больных, оставили в его душе кровоточащую рану. Однажды, проходя мимо столовой, он увидел, как больной с равнодушным лицом, пригвоздил вилкой к столу свою ладонь. Бориса стошнило. Он вдруг отчетливо понял: страдания, крики, смерть, жизнь наизнанку - не для него. Утром он позвонил Булю: "Я больше не могу...".
Вечером того же дня он пришел к соседу - Георгию Александровичу Товстоногову и сказал: "Я хочу стать актером". Товстоногов пожал плечами: "А как на это посмотрит отец?"
Для отца это был удар.
Летом 1957 года он уехал в Москву и с триумфом поступил во ВГИК.
- Звонил Гена Полока, - сказал Борис, положив телефонную трубку. Приглашает в гости. Обещает нечто... Поедем?
Савва Кулиш потянулся в кресле и с полным безразличием ответил.
- Как хочешь...
Вечером, в начале двенадцатого они отправились на Васильевский остров.
Это было летом 1967 года. Лето удачного творческого дебюта молодого кинорежиссера: дипломная работа Ермолаева - полнометражный фильм "Поворот" на кинофестивале в Риге получил первую премию и теперь приехал со своим создателем в Ленинград.
По дороге на Васильевский остров Ермолаева осенило:
- Савва, - сказал он виновато, - я не спросил адреса.
Кулиш интеллигентно выругался.
- Не злись. Полока наверняка позвонит мне домой и назовет маме адрес. Надо только зайти к кому-нибудь и позвонить ей.
Они вошли в подъезд первого попавшегося дома и не поверили своим ушам; откуда-то сверху раздался приятный баритон:
- Простите, вы не Савва и Боря? Поднимайтесь, Гена у меня в гостях.
Ермолаев и Кулиш переглянулись.
В дверях их встретил Геннадий Полока. И, не дав Ермолаеву опомниться, выпалил: "Я знал, что ты найдешь!"
Компания оказалась удивительно скучной, но уходить никто не торопился: ожидали обещанного нечто.
Во втором часу ночи хозяин квартиры - некто С., выдержав паузу, равнодушно сказал:
- Я могу взглядом подвешивать предметы.
Сонная компания оживилась: "Как это?"
С. взял из вазы цветок, зажал его между ладонями и, судорожно вздохнув, задержал дыхание. Его лицо исказила гримаса, мышцы напряглись, и на лбу выступили капельки пота. В комнате повисла напряженная тишина. С невероятным усилием он оторвал ладони от цветка, и тот же неподвижно застыл в воздухе. Тотчас же лепестки едва заметно дрогнули и бутон раскрылся.
Под утро между его ладонями уже зависало все, что попадалось под руку. Ермолаев был потрясен.
- Простите, а вы кто? - спросил он.
- Инженер, проектирую, извините, унитазы.
... С той ночи увиденное Ермолаевым на Васильевском острове не давало ему покоя. Он возил конструктора унитазов по крупным ученым, которые, посмотрев на чудо, или разводили руками, или говорили: "Ваше место на сцене".
С помощью Жана Татляна была собрана авторитетная комиссия, решавшая быть или не быть феномену на эстраде. Увидев впервые в жизни подвешенные в воздухе платок, книгу и плюшевого мишку, председатель комиссии потер затылок и выдавил: - Это не эффектно. С третьего ряда уже ничего не видно.
- А вы шкаф п-подвесить м-можете?
- Шкаф? - С. задумался. - Нет, шкаф не могу. Подвесить можно только то, что под силу поднять руками.
- Н-ну, тогда не п-пойдет...
Через два дня расстроенный инженер сказал Ермолаеву:
- Значит, не судьба... А хотите, я вас научу? У вас это получится даже лучше.
"Ермолаев настойчиво работал под руководством С. на протяжении двух недель, но умение подвешивать предметы не приходило. Часами держал он предметы в пальцах рук, время от времени перебирая пальцами. С. сказал ему, что он должен ждать эффекта "прилипания пальцев к предмету", но этого удивительного эффекта не было. Наконец однажды, в значительной степени утомившись и придя в какое-то своеобразное полудремотное состояние, Ермолаев почувствовал, что пальцы его "прилипли" к предмету настолько, что их было трудно от него оторвать. С большим усилием Ермолаев раскрыл руки, и предмет, правда, ненадолго, повис в воздухе под руками.
В тех случаях, когда ему было необходимо, чтобы эксперимент получился наверняка, он всегда приводил с собой какого-нибудь друга, который должен был сидеть около него во время эксперимента. Друг этот нужен был Ермолаеву отнюдь не только для моральной поддержки. Скорее, можно предположить, что он выполнял в экспериментах функцию своеобразного энергетического донора. От него Ермолаев брал недостающую ему энергию.
Многое в механизмах этих явлений представляется еще очень сложным для объяснения. Одно из возможных объяснений может быть связано с воздействием на объекты различных по знаку излучений, идущих через кожу".
(Из книги А.П.Дуброва и В.Н.Пушкина "Парапсихология и современное естествознание").
...Коренастый мужик в засаленном ватнике и пакетом сосисок в руках выбежал на дорогу, неловко перепрыгнул лужу, подскользнулся и с трудом удержался на ногах.
Тормозить на асфальте, который под моросящим дождем покрылся "салом", не было смысла. Ермолаев выругался и вывернул руль влево. Навстречу ему шел "МАЗ".
Это было в Москве 30 октября 1968 года. Вместе с ассистентом Володей Зеличенко он ехал на своем "Москвиче" на киностудию имени Горького к Сергею Аполлинарьевичу Герасимову. Дипломной работе - фильму "Поворот" - предстояло сдать очередной экзамен.
...Удар был настолько сильным, что Зеличенко выбил собой дверь и пролетел 18 метров. Насмерть перепуганный мужик в ватнике бросился бежать.
В больницу Ермолаев ездил по два раза в день, когда вдруг 3 ноября Зеличенко сказал:
- Поздравь. Меня сегодня выписывают.
- Ты с этим не шути - встрепенулся Ермолаев. - Лучше полежать еще денек - другой. Это я тебе говорю как врач.
Шестого ноября Зеличенко уехал в Ленинград, а Ермолаева все не покидало смутное чувство надвигающейся беды.
После ноябрьских праздников в его коммуналке раздался телефонный звонок:
- Товарищ Ермолаев? Вас беспокоит следователь с Петровки, 38, Егоров Валентин Иванович. Вы не могли бы подъехать ко мне завтра к 18.00?
Вечером следующего дня в кабинете на Петровке Егоров встретил его приветливой улыбкой:
- Рассказывайте, как это вы попали в аварию.
Ермолаев рассказал, Егоров долго и тщательно записывал, а потом захлопнул папку и сказал:
- Ну что ж, на сегодня все.
- А права? - удивился Ермолаев. - Мне вернут права?
- Да что вы, Борис Владимирович, какие могут быть права? Ваши действия на дороге подпадают под статью Уголовного кодекса. От трех до семи...
Ермолаев побледнел.
- А что вы так переживаете? Другие по пятнадцать получают!
С этого дня Ермолаев стал моральным инвалидом. Егоров таскал его к себе каждый божий день, тряс перед ним какими-то бумагами и приговаривал: "Свидетели показывают, что мужика-то с сосисками не было!"
В день их последней встречи Егоров, откинувшись на спинку кресла, внимательно посмотрел в глаза Ермолаеву и сочувственно произнес:
- Понимаете, Борис Владимирович, если бы ваш Зелинченко провел в больнице менее трех суток, то это означало бы, что у него легкая травма. Но он там пробыл шесть дней! Я знаю, что об этом позаботились вы сами. И по времени пребывания в больнице обеспечили ему уже "тяжелую травму". Извините, но вы сами себе подписали приговор. Завтра ваше дело передается в суд.
Это был конец. В ту страшную минуту Ермолаева вдруг осенила мысль - удивить. Обстановка - мягкий, рассеянный свет и мертвая тишина располагала как нельзя лучше. И тогда он поднес ладони к стоящему на столе следователя стакану с карандашами...
"Господи, - прошептал он, - если ты есть, помоги мне!"
Это был первый раз в его жизни, когда он подвесил предмет, не зажав его прежде между ладонями, а вынул из стакана. Карандаши послушно поползли за его руками, замерли между ладонями, а потом начали плавно вращаться.
Егоров, не поднимая головы, сосредоточенно смотрел в потолок и не спеша писал.
"Господи, - повторил Ермолаев, - если ты есть, пусть он увидит!"
Следователь оторвал глаза от бумаги, поднял голову и с неподражаемым равнодушием сказал:
- Вы мне это бросьте...
Карандаши посыпались на пол. Егоров снова уткнулся в протокол.
Уголовное дело Ермолаева до суда не дошло. Его Величество случай, неожиданно подвернувшийся "свыше", избавил Ермолаева от роковых перипетий судьбы...
Восьмого апреля 1980 года американский журнал "Нэйшил энкуайрер" под заголовком "Медиум заставляет женщину плавать в воздухе" писал:
"Удивительный русский медиум действительно левитировал женщину на стуле, ноги которой отделились от земли на 15 секунд, - и это потрясающее зрелище засвидетельствовано репортером и двумя врачами.
"Она сидела на легком деревянном стуле, который поднялся сначала прямо, потом зигзагообразно стал двигаться вверх, точно как штанга в руках напряженного штангиста", - сказал Генри Гри, репортер, который был свидетелем невероятного события в Ленинграде.
Левитация была совершена Борисом Ермолаевым, 42 лет, известным русским кинорежиссером, который выбрал одаренную пианистку Нону Скомаровскую для своего опыта.
"Нона сидела на деревянном стуле, тогда как Ермолаев стоял в углу комнаты. Его руки были протянуты, пальцы раздвинуты до тех пор, пока он не заставил стул зависнуть", - говорил Гри.
- Пока стул поднимался, на лице Ермолаева было страшное напряжение. Вены на его висках напряглись до предела.
1 2