Патриаршество не было
восстановлено.
В церковно-общественной жизни Филаретовской эпохи по определению митр.
Антония "продолжалось протестантское влияние, внесенное в русскую церковную
жизнь, церковной реформой Петра I, соединенное при этом с духом формализма. В
богословско-научной и учебной области было непререкаемым авторитетом
"Исповедание Петра Могилы", находившееся под влиянием католических идей. Такое
сочетание протестантских, католических и православных идей и создало тип
Московского иерарха сановника (Митр. Филарета. — Б. Б.), надолго подчинившего
своему влиянию церковную жизнь не только Москвы, но и всей России.
Благодаря такому направлению в деятельности высшей иерархии в России
закреплялось то положение, при котором духовенство было одним из сословий, а
Церковь одним из ведомств в государстве и притом ВЕДОМСТВОМ ВТОРОСТЕПЕННЫМ,
ПОЧТИ НЕ ИМЕВШИМ ВЛИЯНИЯ НА НАПРАВЛЕНИЕ ГОСУДАРСТВЕННОЙ И ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ, а
священники становились ВТОРОСТЕПЕННЫМИ ЧИНОВНИКАМИ В ГОСУДАРСТВЕ.
Конечно, громадное большинство российских епископов были людьми
безупречной жизни и высокого личного религиозного духа, но общая тенденция этой
эпохи заключалась в проникновении их казенно-формальным духом. Среди низшего
духовенства было большое число самоотверженных пастырей, но в своей духовной
жизни они питались не столько влиянием своих архипастырей, сколько неисчерпаемым
запасом церковно-народного духа" (Еп. Никон. Жизнеоп. Блаж. Антония., I, стр.
115).
После запрещения масонства Николаем I, во главе Синода не смогли быть уже
более масоны и атеисты, как это было ранее, но поскольку Церковь по-прежнему
управлялась назначенными царем чиновниками, она по-прежнему не обладала
необходимой ей духовной свободой действий в религиозной сфере. Преследования
кончаются, но духовное порабощение остается.
Процесс управления Православной Церковью с помощью чиновников, выбиравших
членами Синода наиболее покладистых князей церкви, развивался в николаевскую
эпоху все дальше, по линии дальнейшего попирания остатков духовной независимости
Церкви.
До 1833 года, обер-прокурором был кн. П. С. Мещерский, занимавший эту
должность с 1817 года и бывший в эпоху активного наступления русского и мирового
масонства на Православие правой рукой министра Духовных дел и Народного
Просвещения кн. А. Н. Голицына, которому он, как обер-прокурор подчинялся.
После кн. Мещерского обер-прокурором стал: С. Д. Нечаев. Автор книги
"Император Николай I — Православный Царь". Н. Тальберг пишет: "При нем усилилось
значение занимавшейся им должности". После Нечаева обер-прокурором был назначен
воспитанник иезуитов... гусарский полковник Протасов. Протасов стал командовать
Церковью, как подчиненной ему воинской частью". "Сказалась и прежняя его служба,
— отмечает Тальберг. — ...Им еще более усилено было значение обер-прокурора и
налажен административный аппарат Синода". Протасов был рационалист, поклонник
Запада.
За туманными намеками Тальберга скрывается трагедия усиливающегося
административного нажима на Православную Церковь в эпоху КОГДА ОКОНЧАТЕЛЬНО
РЕШАЛАСЬ СУДЬБА ПРАВОСЛАВИЯ И ПЛЕНИВШЕЙ ЕГО СВЕТСКОЙ ВЛАСТИ. Ведь годы
царствования Николая I, когда еще не окреп духовный отпрыск запрещенного
масонства, только что возникший Орден Р. И. — были последними годами, когда
Православная Церковь в случае восстановления патриаршества, может быть, смогла
бы еще вернуть свою былую духовную силу и свое влияние на народ.

IX

"Несмотря на провозглашение лозунга "Православие, Самодержавие,
Народность" в царствование Николая I, — как указывает митр. Антоний, —
"церковная жизнь подвергалась все большему порабощению со стороны государства и
такое направление жизни последнего подчеркивалось и во внешних символах
правительственных действий. Здание Синода было переведено в другое помещение,
рядом с совершенно одинаковым зданием Сената". "...В синодальном зале было
поставлено председательское царское кресло. Но еще более унижающий характер
имели в этом зале два больших портрета, остававшиеся там до последних дней.
Первый — портрет Петра I, указывающего рукою на книгу Регламента со словами:
"Для сего постановили мы учредить такую коллегию", и проч. (Слова кощунственные
в отношении Богоучрежденной церковной власти). Левою рукою император грозил
заседанию Синода. Наверно во всей Империи нет учреждения, в коем был бы
изображен Государь, с угрожающим этому учреждению жестом. Впрочем, дело,
конечно, не в символах, а в том, что в это время, а также в следующее
царствование, церковная иерархия и церковная жизнь были явлением не
покровительствуемым государством, а разве только терпимым с неудовольствием".
"Мы хотим сказать, — писал в одной из статей митр. Антоний, — что
отношение правительства к Церкви с 18-го и 19-го веков было не столько
покровительственное, сколько подозрительное, враждебное". Покровительствовался
только известный минимум религиозности, необходимой для сохранения воинами
присяги и нравственного благополучия в общественной жизни" (См. "Епископ Никон".
Т. I, стр. 53). "На всякое сильное проявление православного религиозного
чувства, — пишет он в другой статье, — в народе и в духовенстве взирали с такою
же враждебной опасливостью, как в Регламенте Петра Великого. И в этом
трогательно объединились и правительство, и школа, и общество и притом в
одинаковой степени общество КОНСЕРВАТИВНОЕ и ОППОЗИЦИОННОЕ".
Таков был трагический результат того, что в течение 150 лет Православная
Церковь жила и действовала согласно неправославного по духу своему Духовного
Регламента Петра I. Ибо этот Регламент, как пишет современный богослов, "лишал
духовенство первенствующего положения в государстве и делал церковь уже не
указательницей идеалов, которые призвано воспринимать и осуществлять
государство, а просто одним из учреждений, департаментом полиции нравов".
Церковь уже — не сила нравственно-воспитательная, а учреждение, в котором
физическое принуждение возводится в систему. Сама проповедь церковная из живого
слова превращается в сухую мораль, регламентированную правительством до мелочей,
и Церковь лишается положения свободной воспитательницы народа, свободно
отзывающейся на все явления жизни" (М. Зызыкин. Патриарх Никон),
Пламя Православия тихо горело только в "тиши монастырей, и особенно в
лице "старцев", к которым прибегали для поучения и утешения тысячи людей из всех
слоев русского народа. Художественное изображение того, как действует "старец"
известно всему миру из романа Достоевского "Братья Карамазовы", где дан образ
старца Зосимы" (Н. О. Лосский. Характер русского народа, стр. 19). "Православие
блюлось верующим, но чуждым научной формулировке своей веры народом, в
монастырях с учениками Паисия Величковского, в Саровской Пустыни, одним словом
там, где истинам веры научились не в богословской школе, а в творениях св..
Отцов и в православном быте" (Прот. Граббе, "А. С. Хомяков и его богословские
взгляды", "Прав. Путь", 1954 г., стр. 3).
Упадок Православия в его целом, порождал опасные явления: если высшее и
низшее духовенство коснело, по определению митр. Антония "в традициях латинской
школы и теоретической богословской схоластики" то "народ отстранялся все далее и
далее от церковной книги и от церковного клироса, и, что еще печальнее, остался
одиноким в своем религиозном быту, в своих постах, богомолениях, паломничестве.
Духовенство делалось все ученее, все культурнее, а народ все невежественнее и
менее освоенным с православной дисциплиной".

* * *
Преследования старообрядчества продолжаются и в царствование Николая I. А
старообрядцы являлись в это время духовно наиболее стойкой частью русского
народа. Еще в 1866 году большой знаток старообрядчества Мельников-Печерский
писал министру внутренних дел: "Главный оплот будущего России все-таки вижу в
старообрядцах. А восстановление русского духа, старобытной нашей жизни все-таки
произойдет от образованных старообрядцев, которые тогда не раскольники будут".
Преследование же старообрядцев, разорение их скитов настраивало их враждебно к
правительству. В отчете Ш отделения за 1839 г. Николаю I есть, например,
следующая фраза "и в последние годы преследования раскольников вооружило их и
против правительства так, что их скиты сделались центром этого зла (осуждения
крепостного права. — Б. Б.). Там наиболее пророчеств и толков, основанных на
священном писании".

II. РОЛЬ ГОГОЛЯ В РАЗВИТИИ РУССКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО МИРОВОЗЗРЕНИЯ

I

Ход идейного развития образованного общества в царствование Николая I
двигался в направлении раскола общества на два идейно непримиримых лагеря.
Николаевская эпоха — эпоха упорной беспрерывной идеологической борьбы между
сторонниками восстановления исконных русских традиций и членами возникшего
Ордена Русской Интеллигенции. ЭТО ЭПОХА ТРЕТЬЕГО И ОКОНЧАТЕЛЬНОГО РАСКОЛА
РУССКОГО ОБРАЗОВАННОГО ОБЩЕСТВА. Это — эпоха напряженной политической и
идеологической борьбы, Николая I и его немногих единомышленников с непримиримыми
врагами Православия, Самодержавия и русской самобытной культуры и ее самобытных
политических, религиозных и социальных традиций — с масонами и их духовными
учениками внутри России и вне ее.
В этой борьбе победить должны были представители того лагеря, в ряды
которого вольется большинство жертвенно настроенной молодежи, готовой во имя
исповедуемых ею идеалов на любые жертвы во имя блага России. Главных,
определявших судьбу России, решения могло быть два. Первое — если бы в
исковерканной духовным подражанием Европе России, сторонникам самобытного
развития, удалось бы создать Орден Борцов за Святую Русь и вовлечь в ряды его
большинство политически активной идеалистически настроенной молодежи. Этот
орден, конечно, не должен был бы носить столь высокопарное название,
высокопарность не в русском духе, он мог бы носить какое угодно название, но он
должен был стать подлинным национально-консервативным слоем, который был
разгромлен Петром I и без восстановления которого не могла быть правильно решена
задача национального возрождения. Второе решение — вовлечение идеалистически
настроенной, политически активной молодежи, идейными выкормышами русского
вольтерьянства, в Орден Борцов против Православия и Самодержавия.
"Где же тот, — писал Гоголь во второй части "Мертвых душ", — кто бы на
родном языке русской души нашей умел бы нам сказать это всемогущее слово:
ВПЕРЕД? Кто, зная все силы и свойства и глубину нашей природы, одним чародейным
мановением мог бы устремить на высокую жизнь? Какими словами, какой любовью
заплатил бы ему благодарный русский человек. Но века проходят за веками,
позорной ленью и безумной деятельностью незрелого юноши объемлется... и не
дается Богом муж, умеющий произносить его..."
Нет, уже в эпоху Николая I был тот, кто в огненных словах сказал на
русском языке, что наступили последние сроки борьбы за будущее России, что ждать
больше нельзя, что все кому дорога судьба России должны вступить в Орден Борцов
за Святую Русь. Гоголь, также как и славянофилы, с которыми он был идейно
близок, сказал почти все, что было необходимо в основном знать для желающих
вступить в Орден Борцов за Святую Русь.
Смерть Пушкина затруднила борьбу за национальное возрождение, но тем не
менее борьба продолжалась. Выдающимся борцом за русское мировоззрение был Н. В.
Гоголь. Гоголь не только гениальный писатель, творческие устремления которого
совершенно лживо, в своих политических целях истолкованы идеологами Ордена Р.
И., но и выдающийся религиозный мыслитель. Но это замалчивается до сих пор, как
замалчивается, что Пушкин является выдающимся политическим мыслителем
национального направления. Вот, где истинные причины плохо скрытой, а иногда и
не скрываемой ненависти к Пушкину и Гоголю со стороны доживающих свои последние
презренные дни членов Ордена Русской Интеллигенции.
Гоголь так же, как и зрелый Пушкин, отрицательно относился и к заговору
декабристов и к масонам. Во второй части "Мертвых душ" описывая приезд Чичикова
к Тентетникову Гоголь писал: "Андрей Иванович струсил. Он принял его за
чиновника от правительства. Надобно сказать, что в молодости своей он было
замешался в одно неразумное дело. Два философа из гусар, начитавшиеся всяких
брошюр, да не докончивший учебного курса эстетик, да промотавшийся игрок затеяли
какое-то филантропическое общество под верховным распоряжением старого плута и
масона и тоже карточного игрока, но красноречивейшего человека. Общество было
устроено с обширною целью — доставить прочное счастие всему человечеству, от
берегов Темзы до Камчатки".
Члены Ордена Р. И., используя жульническим образом литературное
наследство Гоголя в своих политических целях, до наших дней сохранили черную
ненависть к Гоголю, как мыслителю. Член Ордена наших дней Н. Валентинов пишет,
например, в статье "Европейцы и русские поля" ("Новое русское слово", август
1957 г.)
"Но я вступаю на Никитский бульвар и иду мимо дома с мемориальной доской:
здесь жил и скончался Гоголь. Вот уж поистине черная противоположность светлому
Пушкину. Как бы мы ни ценили его "Мертвые Души", нельзя забыть отвратительную
книгу "Выбранные места из переписки с друзьями". В ней до конца выговариваются
идеи, инспирировавшие "Мертвые Души", все помыслы его последних лет. Эта книга
дышит черносотенным, "стрелецким" антиевропеизмом, тупым ультранационализмом и
реакцией. Гоголь желал превратить всю Россию в деспотически организованный и
управляемый монастырь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34