Ивлин Во.
Незабвенная
(англо-американская трагедия)
Глава I
Весь день жара была нестерпимой, но под вечер потянуло
ветерком с запада, оттуда, где в нагретом воздухе садилось солнце и
лежал за поросшими кустарником склонами холмов невидимый и
неслышный отсюда океан. Ветер сотряс ржавые пятерни пальмовых
листьев и оживил сухие, увядшие звуки знойного лета - кваканье
лягушек, верещанье цикад и нескончаемое биение музыкальных ритмов в
лачугах по соседству.
В снисходительном вечернем освещении обшарпанные грязные
стены бунгало и заросший бурьяном садик между верандой и
пересохшим бассейном уже не казались такими запущенными, да и два
англичанина, сидевшие друг против друга в качалках- перед каждым
стакан виски с содовой и старый журнал,- точное подобие своих
бесчисленных соотечественников, заброшенных в забытые Богом уголки
нашего мира, тоже словно бы подверглись на время иллюзорной
реставрации.
- Скоро придет Эмброуз Эберкромби,- сказал тот, что был
постарше.- Зачем - не знаю. Оставил записку, что придет. Найдите,
Деннис, еще стакан, если удастся.- Потом добавил с раздражением: -
Кьеркегор, Кафка, Коннолли, Комптон Вернет, Сартр, "Шотландец"
Уилсон. Кто они? К чему стремятся?
- Некоторые из этих имен я слышал. Говорили о них в Лондоне
перед самым моим отъездом.
- О "Шотландце" Уилсоне тоже?
- Нет. О нем, кажется, нет.
- Вот это "Шотландец" Уилсон. Его рисунки. Вы в них что-
нибудь понимаете?
- Нет.
- Я тоже.
Минутное оживление сэра Фрэнсиса Хинзли сменилось апатией.
Он разжал пальцы, выпустив из рук журнал "Горизонт", и неподвижный
взгляд его уперся в темный провал давно высохшего бассейна. У сэра
Фрэнсиса было нервное, умное лицо, черты которого несколько утратили
свою четкость за годы ленивой жизни и неизменной скуки.
- Когда-то говорили о Гопкинсе,- продолжал он,- о Джойсе, о
Фрейде, о Гертруде Стайн. Этих я тоже не понимал. До меня всегда туго
доходило новое. "Влияние Золя на Арнольда Беннетта" или "Влияние
Хенли на Флекера". Ближе я к современности не подходил. Мои
коронные темы были "Англиканский пастор в английской прозе" или
"Кавалерийская атака в поэзии" - все в таком роде. Похоже, тогда это
нравилось публике. Потом она потеряла к этому интерес. Я тоже. Я
всегда был самый утомимый из писак. Мне нужно было сменить
обстановку. И я никогда не жалел, что уехал. Здешний климат мне по
душе. Люди здесь вполне пристойные и великодушные, и главное - они
вовсе не требуют, чтобы их слушали. Всегда помните об этом, мой
мальчик. В этом секрет непринужденности, с какой здесь держатся. Здесь
говорят исключительно для собственного удовольствия. Ничто из
сказанного этими людьми и не рассчитано на то, чтобы их слушали.
- Вон идет Эмброуз Эберкромби,- сказал молодой англичанин.
- Привет, Фрэнк. Привет, Барлоу,- сказал сэр Эмброуз
Эберкромби, поднимаясь по ступенькам веранды.- Ну и жарища была
нынче. Присяду с вашего позволения. Хватит.- Он повернулся к
молодому англичанину, наливавшему ему виски.- Теперь дополна
содовой, пожалуйста.
Сэр Эмброуз носил костюм из темно-серой фланели, галстук
итонской крикетной команды и соломенную шляпу, на которой была
лента цветов фешенебельного крикетного клуба Англии. В этом костюме
он неизменно появлялся в солнечные дни, а когда погода давала для этого
повод, надевал фуражку с большим козырьком и шотландскую накидку с
капюшоном. Ему было, как туманно выражалась леди Эберкромби,
"около шестидесяти", однако, потратив долгие усилия на то, чтобы
казаться моложе своих лет, он уповал теперь на почести, которые
приносит возраст. В самое последнее время его почему-то стало тешить
прозвище "Наш Старикан".
- Давно уже собирался навестить вас. Вот что здесь паршиво, так
это то, что дел до черта, дела тебя засасывают и не остается времени для
контактов. А нам ведь не годится терять связь. Мы, англичашки, должны
держаться вместе. И ты тоже не должен прятаться, Фрэнк, слышишь,
старый отшельник.
- Я еще помню время, когда ты жил здесь по соседству.
- Правда? Подумать только. Ты, должно быть, прав. Давненько
же это было. Еще до того, как мы перебрались на Беверли-хилз. Ты
знаешь, конечно, что теперь-то мы в Бел-Эйр. Сказать по правде, там мне
тоже не сидится. Я купил участок на Пэсифик-Пэлисейдз. Жду только,
когда строительство подешевеет. Так где ж это я тогда жил? Вон там,
напротив, через улицу?
Именно там, через улицу, лет двадцать тому назад или больше,
когда этот ныне заброшенный район был еще самым фешенебельным.
Сэр Фрэнсис, едва вступивший в средний возраст, был в те времена
единственным аристократом в Голливуде, старейшиной здешнего
английского общества, главным сценаристом компании "Мегалополитен
пикчерз" и президентом крикетного клуба. В те времена молодой или
моложавый Эмброуз Эберкромби мельтешил на съемочных площадках,
создавая свою знаменитую серию изнуряющих акробатически-
героически-исторических ролей, и почти каждый вечер заходил к сэру
Фрэнсису, чтобы подкрепиться. Теперь английские титулы наводняли
Голливуд, и некоторые были подлинными, а сэр Эберкромби, как
передавали, с пренебрежением отзывался о сэре Фрэнсисе, называя его
"аристократом эпохи Ллойд Джорджа". Сапоги-скороходы,
стремительная обувь неудачника, далеко унесли старого джентльмена от
стареющего. На студии сэр Фрэнсис опустился до отдела рекламы, а в
крикетном клубе был теперь лишь одним из десятка его вице-прези-
дентов. И плавательный бассейн, в котором некогда, точно в аквариуме,
поблескивали длинные конечности забытых ныне красавиц, был пуст,
потрескался и зарос сорной травой.
И все-таки между двумя джентльменами сохранилось какое-то
подобие рыцарственной связи.
- Как дела у вас в "Мегало"? - спросил сэр Эмброуз.
- Сильно обеспокоены. Неприятности с Хуанитой дель Пабло.
- Сладострастная, томительная и ненасытная?
- Эпитеты не совсем те. Ее называют, точнее сказать -
называли, "вспыльчивой, блистательной и садистски жестокой". Можешь
мне поверить, потому что я сам эти эпитеты придумал. Тогда это было,
как здесь выражаются, экстра-класс и внесло новую струю в рекламу
кинозвезд.
Мисс дель Пабло была с самого начала под моим особым
покровительством. Я помню день, когда она здесь появилась. Ее купил
бедняга Лео - за глаза ее. Звали ее тогда Крошка Ааронсон - у нее
были великолепные глаза и роскошные черные волосы. Так что Лео
сделал из нее испанку. Он больше чем наполовину укоротил ей нос и
послал на шесть недель в Мексику изучать стиль фламенко. Потом
передал ее мне. Это я придумал ей имя. Это я сделал ее антифашистской
беженкой. Это я объявил, что она возненавидела мужчин после того, что
ей пришлось претерпеть от франкистских марокканцев. Тогда это был но-
вый поворот. И он сработал. Она и впрямь была очень хороша в своем
роде - этакий, знаешь ли, устрашающий природный оскал. Ноги у нее,
правда, никогда не были фотогеничными, но мы выпускали ее в длинных
юбках, а в сценах насилия снимали нижнюю часть тела с дублершей. Я
гордился ею, и она годна была еще по меньшей мере лет на десять
работы.
Ну а теперь тут у них в верхах новая политика. В этом году мы
выпускаем только здоровые фильмы, чтобы угодить Лиге
благопристойности. Так что бедной Хуаните приходится начинать все
сначала - в амплуа ирландской простушки. Ей высветлили волосы и
выкрасили их в морковный цвет. Я им объяснил, что ирландские
простушки темноволосые, но консультант по цвету настоял на морков-
ном. Она теперь по десять часов в день учится говорить с ирландским
акцентом, а ей, бедняжке, еще вдобавок вытащили все зубы. Раньше ей
никогда не приходилось улыбаться открытой улыбкой, а для злой
усмешки ее собственные зубы были совсем не плохи. Теперь ей все время
приходится хохотать как безумной. Значит, нужны зубные протезы.
Я бился три дня, подыскивая для нее подходящее имя. Ни одно ей
не понравилось. Предложил Морин - так их тут уже две; Диэйдра -
никто не смог это выговорить; Уна - звучит по-китайски; Бриджит -
слишком банально. Просто она не в духе, вот и все.
Сэр Эмброуз в соответствии с местным обычаем не слышал почти
ничего из того, что говорил его собеседник.
- Да-да,- сказал он,- здоровые фильмы. Идея, конечно,
правильная. Я заявил в "Клубе ножа и вилки": "Всю жизнь я
придерживался в кинематографе двух принципов: никогда не делай перед
кинокамерой того, чего не сделал бы дома, и никогда не делай дома того,
чего не сделал бы перед камерой".
Он стал подробно развивать эту тему, а сэр Фрэнсис, в свою
очередь, углубился в собственные мысли. Так два аристократа добрый
час просидели рядом на качелях, то давая волю красноречию, то
рассеянно погружаясь в думы и созерцая вечерние сумерки сквозь
монокли, и молодой человек наполнял время от времени их стаканы, а
заодно и свой собственный.
Вечерний час располагал к воспоминаниям, и, когда собеседник
его брал слово, сэр Фрэнсис мысленно переносился на четверть века
назад на туманные лондонские улицы, только что освободившиеся на
вечные времена и покуда стоит мир от страха перед цеппелинами; перед
его глазами вставали то Хэролд Монро, читающий стихи в Книжной
лавке поэтов; то последнее выступление Бландена в "Лондонском
Меркурии"; то появление Робэна де ла Кондамина на утренниках в
"Фениксе"; то обеды со знаменитой Мод на Гровнер-сквер; то чаепития
со знаменитым Госсом на Хэновер-террас; то утро, когда он и еще один-
надцать рифмоплетов-неврастеников встретились в пивной на Флит-
стрит, чтобы отправиться на денек в Метроленд и поиграть в крикет, а
посыльный с гранками из редакции нашел его там и стал хватать за рукав
на ходу; то бесчисленные тосты на бесчисленных банкетах в честь
бесчисленных сынов отчизны, чья бессмертная память...
У сэра Эмброуза было больше всяких передряг в прошлом, но жил
он настоящим. Размышляя о своем нынешнем положении, сэр Эмброуз
неторопливо и любовно перебирал в уме все преимущества этого
положения.
- Ладно,- сказал он наконец.- Я, пожалуй, поплетусь.
Хозяюшка моя небось заждалась.- Однако он почему-то не встал, а
повернулся вместо этого к молодому человеку: - Ну а как ваши дела,
Барлоу? Что-то давненько вас не видно на нашем крикетном поле.
Должно быть, много работы на "Мегало"?
- Нет. Собственно говоря, срок моего контракта истек три недели
назад.
- Ах, вот как! Но вы, наверное, даже рады сейчас отдохнуть. Я
вот наверняка был бы рад.- Молодой человек промолчал.- Хотите
послушать моего совета? Сидите спокойно дома, пока не подвернется
что-нибудь приличное. Не хватайтесь за первое, что предложат. Эти люди
умеют уважать человека, который знает себе цену. И очень важно
сохранить уважение этих людей.
У нас, англичашек, положение тут особое, сами знаете, Барлоу.
Эти люди, может, и посмеиваются над нами слегка - над тем, как мы
говорим, как одеваемся, над нашими моноклями,- может, им кажется,
что мы слишком чопорны и держимся особняком, но, видит Бог, они нас
уважают. И ваше слово для них гарантия качества. Эти люди не станут
зря платить, так что здесь вы встретите только самый цвет английской
нации. Я иногда чувствую себя чем-то вроде посла, Барлоу. Я имею в
виду ответственность, и ее в той или иной степени несет здесь каждый
англичанин. Конечно, мы не можем быть все на самом верху, но все мы
на ответственных ролях. Вы никогда не встретите англичанина в самых
низах - кроме как в Англии, конечно. И здесь это понимают благодаря
тону, который мы задали. Есть должности, на которые англичанин просто
не пойдет.
Несколько лет назад произошел печальный случай с одним весьма
приличным молодым человеком, который приехал сюда на должность
художника-декоратора. Неглупый малый, однако он тут совсем одичал -
стал носить покупные туфли, ремень вместо подтяжек, расхаживал без
галстука и ел в этих аптечных забегаловках. А потом - вы просто не
поверите - ушел со студии и открыл ресторанчик на паях с каким-то
итальянцем. Тот его, конечно, надул, и вскоре он уже стоял за стойкой -
смешивал коктейли. Жуткая история. Мы собрали в крикетном клубе
деньги по подписке, хотели отослать его обратно в Англию, так этот
мерзавец не захотел ехать. Сказал, что ему тут, видите ли, нравится.
Человек этот причинил нам непоправимое зло, Барлоу. Иначе как
дезертирством это не назовешь. К счастью, тут началась война. Он
отправился домой как миленький и был убит в Норвегии. Он искупил
свою вину, но я всегда думаю, насколько же лучше не иметь вины,
которую следует искупить.
Так вот, у вас есть имя в вашей собственной сфере, Барлоу. Иначе
бы вы здесь не оказались. Конечно, сейчас спрос на поэтов не такой уж
большой, но рано или поздно поэт им понадобится, и вот тогда они
придут к вам на поклон - если только, конечно, вы не сделаете за это
время ничего такого, что уронило бы вас в их глазах. Вы меня понимаете?
Ну ладно, я что-то совсем заболтался с вами, а дома моя хозяюшка
ждет меня к ужину. Я уж поплетусь. До свиданья, Фрэнк, рад был с тобой
побеседовать. Заглядывал бы почаще к нам в крикетный клуб. До
свиданья, молодой человек, и запомните то, что я вам сказал. Вы можете
подумать: вот ведь старый хрыч, учить вздумал, но поверьте, уж в этом-
то я кое-что смыслю. Не надо, не провожайте, дорогу я знаю.
Было уже совсем темно. Фары автомобиля, ждавшего их гостя у
калитки, разбрызгали сверкающий веер лучей за пальмами, скользнули по
фасаду бунгало и постепенно померкли в стороне Голливудского
бульвара.
- Что вы поняли из всего этого? - спросил Деннис Барлоу.
- Он что-то прослышал. Оттого и приезжал.
- Это должно было выплыть наружу.
- Разумеется. И если расценивать изгнание из здешнего
английского общества как мученичество, можете приготовиться к нимбу
и пальмовой ветви.
1 2 3