– Как вы правы, мистер Шерингэм, – мягко улыбнулась Стелла, – когда говорите, что совсем не умеете предвидеть мои реакции. Не могу понять почему. В данном случае, как мне кажется, все очень просто. Вчера я убедилась, что вы прекрасно разбираетесь в женских нарядах, у вас замечательный вкус, я бы даже сказала чутье. Сегодня утром вы осудили мою шляпку; уважая ваше суждение, я ее и спалила. Разве это не логично?
– Стелла, – произнес Роджер, удостаивая ее высочайшего комплимента, какой представитель сильного пола только может сказать женщине, – Стелла, вы рассуждаете совершенно как мужчина!
– Надеюсь, что при этом я выгляжу как женщина, – отозвалась мисс Барнетт почти кокетливо. – Следует ли мне повторить свой вопрос? Вы, кажется, решили уклониться от ответа. Вам что, все еще стыдно находиться рядом со мной?
– Ни в коем случае, – решительно ответил Роджер.
– И вы не считаете, что я компрометирую ваш синий бархат?
– Я нахожу, что на меня снизошло вдохновение, когда я решил купить его и заставил вас надеть это. Так, значит, вы все-таки любите комплименты, Стелла?
– Да, когда они искренние. Также я склонна приветствовать и искренние оскорбления. Нет, вина больше не надо, благодарю вас.
– Да вы же выпили только бокал! Нельзя же оставлять на мою долю всю бутылку!
– Я же сказала: благодарю, больше не надо. Возможно, вы скоро усвоите наконец, что я всегда имею в виду то, что говорю. И разве, – насмешливо поинтересовалась мисс Барнетт, – разве это не так с другими девушками, с которыми вы знакомы?
Роджер взглянул на нее уныло и подумал с нежностью, что сегодня утром ранил самолюбие этой женщины и сейчас она благодарит его за это и похоже, что искренне.
Мисс Барнетт тем временем рассеянно съела кусочек груши.
– Между прочим, – проговорила она будто во сне, – сдается мне, мистер Шерингэм, что вы пытаетесь за мной ухаживать.
– Вот еще, с чего вы это взяли?
Роджер, который льстил себе, что в кои-то веки в обществе красивой женщины не делает ни малейшей попытки пофлиртовать с ней, был скорее удивлен, чем обижен.
– Когда мужчина говорит женщине, что она не похожа ми на одну из его знакомых, это с неизбежностью означает, что он просит ее принять его ухаживания, – объявила мисс Барнетт, холодно глядя на своего шефа из-под длинных ресниц. – Кроме того, насколько я понимаю, вы принадлежите к тому типу мужчин, которые начинают заигрывать с любой девушкой, оставшись с ней наедине хотя бы на пять минут. В любом случае, если вам это интересно, я отвечаю – нет. Поэтому будьте любезны оставить все свои старания.
– Да не просил я вас нисколько принять мои ухаживания, – яростно защищался Роджер, теперь уже скорей обиженный, чем удивленный такой явной несправедливостью. – И в голову не приходило!
– Да? – равнодушно промолвила мисс Барнетт, больше занятая своей грушей, чем Роджером.
– Да. Поскольку, если уж говорить откровенно, я нахожу вас самой хорошенькой и в то же время самой непривлекательной из всех знакомых мне девушек.
– Вот как? – совсем не безразлично отозвалась мисс Барнетт.
– И, как мне кажется, вам должно быть решительно все равно, комплимент это или оскорбление, – холодно добавил Роджер, – потому что, по вашим словам, вы рады и тому и другому, если они искренни, а это в данном случае именно так. Хотите кофе?
– Нет, благодарю.
– Тогда пошли.
И они весьма свирепо друг на друга взглянули.
Затем мисс Барнетт выпрямила ножки в новых чулках и туфлях, погляделась в новое зеркальце, вынутое из новой сумочки, – как сидит ее новая шляпка, коснулась губ новой помадой, счет за которую был уже внесен в статью «мелкие расходы», разгладила складки на своем новом платье, взяла свои новые перчатки и объявила, что готова.
Следуя за ней к выходу, Роджер внутренне злился. Сидит здесь в его платье и утверждает, что он пытается с нем флиртовать! Да ничего в мире не нужно ему меньше, чем флирт с ней! Он скорей примется ухаживать за белым медведем! И какого бы дьявола ему не пофлиртовать с ней, если захочется? И какого дьявола эта девица всегда ставит его на место, словно он школьник? И почему он ответил ей так по-мальчишески, так вульгарно? И почему она всегда вынуждает его думать, говорить и делать глупости, оставаясь при этом неизменно спокойной и собранной? И какого дьявола он вообще ее нанял? И почему, наконец, ее не хватает на то, чтобы благопристойно заявить об уходе?
Но более всего уязвила его мысль – когда она на это ему указала, – что самым определенным образом он таю флиртовал с ней: вкрадчиво, тонко, дразняще, но – флиртовал.
Черт!
Он мелко отомстил ей, заставив делать бесполезные записи в продолжение целого спектакля, и от всего сердца презирал себя при этом, как дешевого негодяя.
После спектакля она отказалась от не вполне чистосердечного предложения выпить чаю под тем предлогом, что ей надо вернуться к нему в Олбани и расшифровать записи по пьесе, чтобы завтра быть свободной для работы над рассказом. И с огромным облегчением Роджер ее отпустил.
Только после того, как она ушла, он сообразил, что, несмотря на проявленную утром заботу, она не задала ни единого вопроса о положении дел с расследованием убийства ее тетки и даже не поинтересовалась, изложил ли он в Скотленд-Ярде свои соображения по этому поводу.
– Ну ничего человеческого, – простонал Роджер. – Решительно ничего. Вот порода какая! Неудивительно, что кто-то прикончил тетку.
Он зашагал в направлении Уордер-стрит.
Адрес, по которому находилась фирма мистера Эннисмор-Смита, уже имелся в досье Роджера. Сейчас он медленно прошел мимо дома с медной табличкой на двери: «Кэррол и Смит». Кэррол, выяснил Роджер, уже несколько лет как вышел из дела и контора съежилась с пяти комнат до одной: более того, когда фортуна отвернулась, «Смит» в порядке самозащиты сделался «Эннисмор-Смитом», и только старенькая медная табличка как была, так и осталась.
Роджер не собирался навещать мистера Смита в конторе. Ему хотелось, чтобы встреча выглядела случайной. Глянув на часы, он обнаружил, что уже полшестого, осмотрелся вокруг и легко нашел идеальное место – прямо напротив.
Он пересек улицу, вошел в заведение под названием «Павлин» и спросил кружку пива. Как бы там ни было, подумал он все еще раздраженно, пиво в любое время дня куда лучше чая.
Ждать долго не пришлось. Ровно через три минуты, так, словно он пришел в родной дом, на пороге появился мистер Эннисмор-Смит.
Роджер изобразил удивление:
– …Эннисмор-Смит, вот так встреча! Как это вы тут оказались? Что будете пить?
Во взоре мистера Эннисмор-Смита читалось сомнение Что там говорить, он не отличил бы сейчас Роджера от Адама библейского, но в делах такого сорта был достаточно искушен.
– Спасибо, старина, – сказал он. – Шерри с горькой настойкой.
Ему принесли шерри с настойкой, мужчины обменялись ритуальными кивками, жестами и широкими улыбками, всегда предшествующими приближению спиртного к губам.
Роджер быстро соображал. Поскольку его явно не узнали, что лучше – напомнить, где они виделись, или скрыть свою связь с полицией? Последнее показалось ему курсом более надежным.
С четверть часа они обсуждали бега, регби и прискорбное состояние кинопроизводства, ни словом не коснувшись такой малоприятной темы, как убийство. Много раз беседа прерывалась приветствиями друзей Эннисмор-Смит но Роджер ухитрился загнать его в угол, припереть к стенке и прочно загородить собою от внешнего мира. Шерри с горькой настойкой непрерывным потоком лилось в глотку мистера Эннисмор-Смита.
– Между прочим… – сказал Роджер, когда решил, что тот уже созрел, между прочим, у вас там по соседству, кажется, кого-то убили, верно? Я припоминаю, будто вы живете в доходном доме на Юстон-роуд?
Мистер Эннисмор-Смит уже примирился с тем, что Роджер знает его имя, профессию, привычки и даже жену, тогда как сам он не может припомнить даже лица своего собеседника, но с характерной для него вялостью ничего не мог с этим поделать. Роджер как раз на это и рассчитывал.
Тут Эннисмор-Смит приосанился.
– В моем доме, старина, – не без гордости заявил он. – В квартире прямо над нами.
– Да ну! Значит, вы живете в «Монмут-мэншинс»? Ну да, конечно же! Я вспомнил. Вот так совпадение! У меня там приятельница живет, старая приятельница, Эвадина Деламер. Вы, наверное знакомы?
– Знаком? Еще бы! Еще бы я не был знаком с Эвадиной! Она, старина, она, знаете, хоть куда!
– Ну да. Я забегал к ней на днях, и мы поболтали немного. Она рассказала, что полиция допрашивала всех жильцов. Как-то немножко нервничала.
– Нервничала? – участливо переспросил мистер Эннисмор-Смит. – Да отчего же?
– Ну, знаете, надо же подробно рассказать полиции, как положено, что вы делали в день преступления. Она сказала, что никто никогда не может с точностью вспомнить, что он делал в определенное время день или два назад. Она как-то особенно на это упирала. Наверно, у вас та же история?
– Нет, – задумался мистер Эннисмор-Смит. – Нет, я не помню, чтобы меня спрашивали об этом.
– Ну, это вам повезло, – фыркнул Роджер.
– То есть?
– Ну, я не думаю, чтобы вы смогли вспомнить все так, чтобы это устроило детективов, – как не смогла и Эвадина.
– Да почему, старина? Я совершенно уверен, что могу. Почему ж нет?
– Спорю на выпивку – не сможете, – быстро проговорил Роджер.
– Принято, старина! – так же быстро откликнулся мистер Эннисмор-Смит.
И после этого, разумеется, все пошло как по маслу.
Рассказ мистера Смита оказался достаточно откровенным. В тот вторник он явился с работы в начале седьмого. Откуда он это знает? Ну, просто потому, что это часом раньше обычного, старина. Ему немножко повезло в тот день, и он отправился домой, чтобы захватить жену и повести ее ужинать, а потом в театр. Немножко развлечь старушку, для разнообразия. Не часто выдается такой день в наши жестокие времена, чтобы его да не запомнить, а?
– У, – разочарованно протянул Роджер. – Так вы с миссис Эннисмор-Смит ходили по театрам и ресторанам?
– Нет, старина, не получилось, – энергично возразил мистер Смит. – Жена моя, знаете, женщина немножко старомодная, все еще верит, что надо платить по счетам и все такое.
– Не хотите же вы сказать, что оплачивали в тот вечер счета?
– Нет, конечно, – отринул мистер Эннисмор-Смит столь нелепое предположение. – Но жена, сказать вам правду, старина, она определила весь мой случайный приработок на уплату долгов. Так что ни в каком театре мы не были. Вы женаты?
Роджер покачал головой.
– Да, брак – это отдельная тема, – вздохнув, философски заметил мистер Смит.
– Так что же вы делали в этот вечер?
– Как что? Дома сидели, старина. Весь вечер! С полседьмого до полдвенадцатого, когда улеглись спать. Я хотел было пойти на компромисс и сторговаться хоть на кино, да жена принесла домой какое-то чертово платье, чтобы переделать, из ма… – мистер Эннисмор-Смит оборвал себя и поглядел на Роджера. Тому стало ясно, что магазин – больное место мистера Эннисмор-Смита, которое он, скорее всего безуспешно, старается скрыть от своих друзей.
– Значит, вы так вдвоем и просидели весь вечер? – как ни в чем не бывало осведомился Роджер. – Как это мило, по-семейному.
– Весь вечер, старина. Вот именно мило. Еще выпьете?
– Нет, сейчас моя очередь. – И Роджер сделал заказ. – Но ведь жена не была с вами в комнате весь вечер? Послушайте, тут я вас, по-моему, поймал.
– Как раз была, старина. Рядышком, на диване. А кто сказал, что не была?
– Кажется, я видел что-то в газетах насчет того, что она в одиннадцать вечера находилась на лестничной клетке. Как-то это всплыло в связи с тем, кто в последний раз видел мисс Барнетт живой.
– Если и видели, старина, то это ошибка, – серьезно сказал мистер Смит. – Что вы, она весь вечер просто не выходила из комнаты, пока мы не легли спать. Я могу под присягой подтвердить. Усердно шила.
– Вот вам пример того, как легко ошибиться, – наставительно заметил Роджер. – Она должна была бы хоть раз выйти – к примеру, чтобы приготовить ужин.
– Я сам приготовил, – коротко сказал мистер Смит.
– А! – отозвался Роджер, и наступило молчание. – Ну, похоже, выпивка за мой счет.
– Да, кстати, – начал мистер Смит с мужской прямотой. – Кстати, раз уж мы об этом заговорили, старина, я, знаете, сейчас в ужасно неловком положении. Оставил бумажник дома и совершенно нет мелочи. Очень неловко, старина, понимаете ли, потому что у меня назначена встреча с одним приятелем… приятелем, да, и – ну, не могли бы вы одолжить мне немного до завтра? А, старина?
«Если он еще раз назовет меня „старина“, – подумал Роджер, доставая бумажник, – я, как дитя, разрыдаюсь».
– Ну конечно. Сколько вам нужно?
– Ну, фунта мне вполне бы хватило, – раздумчиво протянул мистер Смит, оценивая Роджера опытным взглядом, – или два фунта, это будет вернее. Или если вы можете дать три, ста…
– Берите пять, – перебил его Роджер.

Глава 15

Было очевидно, что мистер Эннисмор-Смит говорил правду. По крайней мере, он сам в это верил. Кроме того, подтвердилось прежнее впечатление Роджера: задумай и осуществи миссис Эннисмор-Смит убийство мисс Барнетт, самое последнее, что пришло бы ей в голову, – это довериться мужу. Нет, если она виновна, значит, ей удалось обмануть его и в том, что она совершила, и относительно своего пребывания в гостиной. На первый взгляд ее алиби несокрушимо.
Но только на первый взгляд. На самом деле прорех сколько угодно. Сам мистер Эннисмор-Смит волен верить своим словам, но что могло помешать ему вздремнуть часок этим вечером? Что могло помешать жене использовать старый трюк с тряпичной куклой, которую полусонный муж из-за спинки кресла вполне мог принять за жену? Она могла даже затеять ссору, чтобы оправдать затянувшееся молчание, каким было бы встречено любое обращение к ней супруга. Да здесь с полдюжины прорех, в этом алиби. И тем не менее все это не более чем разыгравшееся воображение.
У ближайшего телефонного автомата Роджер на несколько минут задержался, а потом, не зная, что с собой делать, направился домой в Олбани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29