Сергей Щепетов
След кроманьонца


След кроманьонца Ц 1



Сергей Щепетов
След кроманьонца

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1. Вожак

– Уай-ай-и-и-а! Ты больше не встанешь! Уа-йа! Я победил тебя! Ты больше не встанешь! – кричал Дах и бил себя кулаком в грудь.
Холодный ветер трепал его спутанную, грязную шевелюру, пронизывал тело до костей, но он не чувствовал холода – так велика была радость! Его люди стояли чуть поодаль, изголодавшиеся и смертельно усталые. Они опирались на копья и тоже смотрели вниз. Их заросшие, почерневшие лица с ввалившимися глазами щерились в улыбках: «Он больше не встанет!»
Много дней назад на стоянку прибежал мальчишка и сказал, что Вожак подрался с молодым самцом и проиграл. Над ним смеялись, ему не верили: Вожак был всегда, ведь никто не помнит времени, когда его не было. А Дах поверил. Поверил – и повел людей. Это было много дней назад, а теперь…
Теперь Вожак лежал внизу, возле мелкого прозрачного ручья, придавив боком непролазный кустарник. Он шумно дышал, пытался поднять голову с огромными бивнями, судорожно захватывал хоботом кусты и выдирал их с корнем: «Нужно, обязательно нужно поднять голову, потом подогнуть ногу и рывком перевалиться на живот, встать на колени, а потом потихоньку…» Но сил не было, тело больше не слушалось, угасала боль, отступал голод. Пелена смертельного покоя заволакивала мир…
Что ж, он прожил долгую жизнь, в которой было много голода и вкусной еды, много битв, много самок. Кто знает, может быть, именно от его семени родился тот маленький смешной детеныш, который когда-то впервые встал на подгибающиеся ножки и начал ощупывать тонким голым хоботком окружающий мир. Тот, который потом вырос, налился силой и однажды ответил на вызов Вожака. Надо было остановиться и уйти, отдать молодому победу – он, наверное, станет хорошим вожаком, а прежний, старый, будет идти за ним – на его долю хватит и еды и самок. Но он не остановился, просто не смог остановиться! И молодой сбил его на землю, пропорол своим еще не изогнутым бивнем бок почти до ребер…
Когда он пришел в себя, когда из раны перестала хлестать кровь, когда почувствовал голод и жажду, вокруг уже была пустота: выщипанная трава, обглоданный до пеньков кустарник и редкие кучи навоза. Стадо ушло вперед, втянулось в соседнюю долину: до будущего года здесь больше нечего делать. А он остался – раненый, обескровленный, голодный. Ему сейчас нужно много, очень много еды, но здесь тысячи хоботов работали день и ночь, собирая все, что годится в пищу, все, что можно перемолоть, перетереть зубами.
Шатаясь от слабости, он побрел вслед за всеми – а куда он мог еще пойти? Чтобы было много еды, нужно быстро двигаться, ведь лучшее достается первым, но, чтобы двигаться, нужны силы. Он выискивал и выдирал с корнем пропущенные пучки травы, пытался жевать начисто ободранный кустарник, но этою было мало, очень мало… А потом появились падалыцики.
Сколько помнил себя Вожак, они всегда были где-то рядом: мелькали на вершинах холмов, иногда ветер доносил отвратительный запах их стоянок. Мелкие, трусливые, воняющие дымом, они никогда не приближались к тем, кто здоров и силен. Но стадо огромно, и в нем всегда кто-нибудь умирает. Ослабевший отстанет и, подбирая остатки еды за другими, будет слабеть все больше и больше. И тогда двуногие соберутся в стаю. Вожак никогда не видел, что бывает потом. Проходя через год или два по старому маршруту, он старался не приближаться к местам, где все пропахло дымом, а в траве белеют кости тех, кто когда-то жил в его стаде.
Один раз Вожаку повезло: в узкой долине среди огромных валунов кусты были почти не тронуты. Их не заметили, а может быть, никто не захотел пастись тут в тесноте, рискуя застрять среди камней. Здесь много листьев и тонких веток – он будет их есть! Он 6удет выдирать, выкорчевывать их из всех щелей, трещин и жевать, жевать, пока не наполнится наконец желудок!
Но порыв ветра принес отвратительный запах чужого пота и дыма, совсем близко раздался визг двуногих: «Уай-йа-аа!!! Ты не уйдешь от нас!!!» Вожак поднял голову: они стояли на кромке обрыва, визжали и размахивали палками. Один, чуть крупнее других, поднял над головой и кинул в его сторону камень. Камень упал на склон и покатился вниз. Это было непонятно, это было неправильно. Он потянулся хоботом и обнюхал брошенный обломок базальта. Что-то слабо стукнуло его по загривку, потом по раненому боку.
Вожак торопливо жевал ветки и пытался понять, что происходит: «Они бросают камни, они кричат… Может быть, они играют? Детеныши иногда швыряют друг в друга пучки травы и камни. Но эти – не детеныши. Нет, они не играют… Они нападают? Они нападают… на меня?! На меня, на Вожака!!!»
Волна гнева прокатилась по телу, плеснула в голову. Он выплюнул ветки, поднял хобот и хрипло взревел-протрубил: «Кто на меня?!!» Исчезли боль, слабость, голод. Он ринулся могучей, всесокрушающей массой вверх по склону: убить, растоптать, уничтожить!
Когда Вожак выскочил наверх, там уже никого не было. Только вдали – тут и там – мелькали темные фигурки: двуногие, побросав свои палки, разбежались в разные стороны.
Гнев требовал выхода, и Вожак заметался по степи, пытаясь догнать хоть кого-то. Он долго бегал, трубил, ловил двуногих. Одного он затоптал на ходу, другого ухватил хоботом, сломал и бросил далеко в сторону, а потом… Потом он оступился в какой-то яме, ноги его подкосились, он рухнул и сполз вниз по склону к мелкой воде, обдирая о камни раненый бок.
Он долго лежал, оглушенный болью, задыхаясь от собственного веса. В конце концов боль отступила, он опять увидел свет, почувствовал запахи, услышал звуки окружающего мира. Лучше бы он их не слышал: «Уай-йа-а-а!!! Ты не уйдешь от нас!!!» Двуногие опять собрались в стаю и подобрали свои палки…
Нужно было обязательно подняться на ноги. И он поднялся: превозмогая боль и слабость, не сразу, но все-таки встал. Он покачивался и никак не решался сделать первый шаг, чтобы не упасть снова. А двуногие не разбегались: они стояли наверху, они визжали, махали палками. Они больше не боялись его.
Солнце спускалось почти до горизонта и опять поднималось, усиливался и стихал ветер, начинал моросить дождь, и опять светило солнце, а он все брел и брел. Переходил ручьи, речки, обходил скалы и шел, шел… Ему казалось, что он уходит от них, от этой трусливой визжащей стаи, а он давно уже двигался кругами, петляя между одних и тех же холмов. Сначала он еще пытался пастись, пить воду, но каждый раз они приближались, орали, бросали камни. И он уходил от них, он больше не нападал – он был уже не Вожак, а Тот, Кто Проиграл Поединок, Тот, Кто Отстал От Стада… Он несколько раз падал, долго лежал задыхаясь и снова вставал. А потом была мелкая речка с прозрачной водой и вязким галечным дном. Он застрял, кое-как выбрался и упал, упал в последний раз. И в гаснущее сознание сквозь пелену смерти пробился визг двуногих: «Уай-йа-а-а!!! Ты больше не встанешь!!!»
Женька бежал уже несколько часов, но усталости не было. Наоборот: тело просило движения, эйфория не проходила. Был момент, когда он даже забеспокоился: может быть, здесь что-то не так, в этом чужом мире, в этой параллельной реальности? Повышенное содержание кислорода в воздухе, пониженная сила тяжести? Нет, все нормально, просто он опять стал самим собой, и ему хорошо! Вот только интересно, кто же это – он сам? А какая, в конце концов, разница?
Под хмурым небом раскинулась бескрайняя холмистая равнина, заросшая редкой травой, и по ней, принимая холодный ветер на грудь, бежит он: Васильев Евгений – 176 см роста, 73 кг костей и мышц, возраст – лет 18, наверное. Что ж, он может считать себя цивилизованным человеком, ведь большую часть сознательной жизни провел в уютном и почти безопасном «мире Николая». Но теперь вновь на нем набедренная повязка, два ножа на поясе, за плечами плотно увязанный тючок – там меховая рубаха, штаны, сапоги.
Он одинок и свободен! Те, кого он любит, для кого и ради кого стоит жить, остались позади – в иной реальности. Вар, Коля… Эх! А вдруг он больше не вернется к ним? Не-е-е-т, обязательно вернется! Ведь когда-то его звали «Зик-ка», и все знали, что этот мальчишка никогда не промахивается и всегда возвращается!
Что-то нарушило монотонность зеленовато-желтой степи – вон там, впереди справа. Не сбавляя скорости, Женька изменил курс и двинулся к неясному пятну на низком холме. Он пересек мелкую, едва текущую среди камней речку и начал подниматься на склон.
То, что этот мир населен, он понял давно: несколько раз он видел на горизонте группы каких-то крупных животных, но рассмотреть их на таком расстоянии не смог. Собственно говоря, это был далеко не первый мир, в который он попал, и везде были люди. Должны быть и здесь…
Что-что, а читать следы Женька умел. Умел задолго до того, как попал в мир Николая и научился просто читать. Он пошел вперед широкими зигзагами от границы паводковых вод внизу к вершине холма, где на голых камнях почти ничего не было видно.
Это была стоянка или покинутый лагерь охотников: большое кострище на вытоптанной площадке, раздробленные кости животных, низкое широкое жилище – полуземлянка, когда-то, наверное, накрытая шкурами. Собирать и рассматривать осколки кремня Женька не стал – тут все ясно: каменный век, чем же еще им скоблить и резать? А вот кладбище, расположенное в соседней ложбине, изучил внимательно: большинство останков детские, взрослых не много, но почти все имеют повреждения – проломленные черепа, переломы костей рук или ног. Он даже затосковал на минуту: повеяло чем-то знакомым, вспомнился родной Поселок на берегу большой реки, побои, драки и извечный, неистребимый голод. Да, там люди тоже редко умирали от старости.
А куда теперь двигаться? Он осмотрелся и подумал, что, пожалуй, вон туда. Чутье, интуиция подсказывали, что людей он встретит, скорее всего, именно там – впереди.
Дах перестал орать, успокоился. Он почувствовал наконец холод ветра и тяжесть чужих взглядов. Люди смотрели теперь на него, и Дах знал, чего они ждут. Он – вожак человечьей стаи, он повел их за большой добычей, они много дней почти не ели и мало спали. Трое погибли, но мамонт больше не встанет. Теперь нужно подойти и добить его. Лучше подождать – сейчас это слишком опасно. К утру Вожак, наверное, умрет сам, но доживет ли тогда до утра Дах? Ведь мамонт убил только двоих людей, а третьего – он, Дах! Он убил его, чтобы заставить остальных идти дальше. Теперь эти остальные смотрят на него и ждут поступка – поступка вождя. Только Рам, гад, опустил глаза, но ему не обмануть Даха!
– Рам, брось камень! Я сказал: подойди и брось камень!
Казалось, люди перестали дышать: сейчас Рам откажется, и Дах убьет его. А потом еще кого-нибудь.
Рам не отказался: покорно опустив плечи, не поднимая глаз, он стал выковыривать ногой небольшой гранитный валун. Потом прижал камень к груди и побрел вниз, обходя мамонта по широкой дуге так, чтобы подойти со спины.
Камень глухо стукнул в заросший бурой шерстью бок и скатился на землю. Кажется, ничего… Или вздрогнула огромная туша, почувствовала удар? Нет, это ветер шевелит длинную свалявшуюся шерсть. Все: он, Рам, сделал свое дело, можно повернуться и бежать назад к людям.
Дах забрал у молодых свое копье – тяжелое копье вождя. Оно сделано из тонкого прямого ствола сухостойной лиственницы с массивным кремневым наконечником на конце. Его не сможет метнуть далеко Даже самый сильный мужчина – оно не для этого.
Он сжимал отполированное до блеска древко и смотрел, как возвращается Рам: «Этот не испугался! Или боится меня больше, чем мамонта? Не важно: я все равно убью его – убью сегодня вечером или, может быть, завтра. А сейчас…»
– Разводите огонь! Я иду!
Трое совсем молодых парней испуганно переглянулись: «Разве можно зажигать костер, если охота еще не закончена?» Дах шагнул к одному из них и сильно толкнул в грудь:
– Ты понял?! Я буду есть жареное мясо!
Парни засуетились, выбирая место для костра, стали собирать растопку.
«Ну, все: больше оттягивать некуда», – понял Дах, поудобней перехватил копье и пошел вниз, к огромной туше, бурым холмом возвышающейся среди кустов. Он никогда не делал этого раньше, но знал, что от него требуется: ударить вон туда, под ухо. Для этого нужно или подойти с той стороны, где ноги и хобот, или влезть на тушу и бить сверху. Дах выбрал последнее, но прыгать не решился. Он прислонил копье, ухватился за длинную спутанную шерсть, осторожно вскарабкался и встал ногами на теплый неподвижный бок. Потом втащил наверх копье, примерился, коротко размахнулся и ударил.
Вздрогнула теплая плоть под ногами, дернулся могучий хобот и… остался лежать неподвижно. А Дах давил и давил, загоняя обколотый кремень все глубже и глубже в череп того, кто раньше был Вожаком Стада: «Уай-йа-а-а! Ты больше не встанешь!»
Женька отполз за валун, возле которого лежал, спустился в ложбинку и начал разминаться – наносить невидимому противнику серии ударов руками и ногами. Вскоре ветер принес от ручья новый запах. «Это, наверное, охотники разожгли костер, – догадался он. – Хорошего зверя они добыли: вряд ли у старого мамонта нежное вкусное мясо, зато его много и хватит надолго».
Рот наполнился слюной, захотелось есть. Приятных воспоминаний из детства у Женьки было очень мало, и среди них одно из самых ярких – это вкус полусырого, несоленого, волокнистого мяса, которое можно отрезать и глотать, отрезать и глотать! И знать, что никто не отнимет, что его много, что завтра тоже будет! Он бы и сейчас с удовольствием отведал мамонтятины, но не сомневался, что местные угощать его не станут – попытаются убить или прогнать. Пришлось рыться в собственном мешке в поисках завалявшейся шоколадки.
И вдруг… Женька не увидел и не услышал ничего нового, но отчетливо ощутил чье-то внимание, направленное на него: кажется, он прошляпил!
Они появились бесшумно: заросшие лица, грубо раскрашенные бурыми и черными полосами, одежда из поношенных, потертых шкур, копья и длинные составные луки, изготовленные для стрельбы оперенными стрелами с кремневыми наконечниками.
1 2 3 4 5 6 7