Подъехав к воротам, Филипп щелкнул пальцами и сморщился от резкой головной боли, словно виски стиснули раскаленными клещами. Сворка медленно отъезжала, открывая широкий двор, куда выходили двери дома. На подъездной дорожке, выложенной мелкими каменными плитками, застыл желторотый огромный автомобиль отчима. Сбоку, будто скалясь, темнел большой гараж. Поставив машину рядом с серебристым Мерседесом сводного брата, парень забеспокоился – в доме горели все окна. В холле с широкой лестницей, ведущей на второй этаж, на мраморном полу чернел выложенный широкий круг с перевернутым треугольником внутри – гербом семьи. На шее Филиппа болтался медальон с подобным знаком. Вместе с истинным именем отметки фамилии вручали каждому ведьмаку, когда в нем проявлялась колдовская сила, дарившая способности. В пустом помещении шаги разнеслись неприятным эхом, заставляя поторапливаться. Гнездо выглядело понурым и расстроенным, и по собственному желанию открыло все окна в гостиной, впустив в комнаты прохладу.
В библиотеке горел единственный ночник, и комната с большими кожаными диванами, пушистым ковром и бесконечными полками со старинными ведьмовскими фолиантами утопала в полумраке. Здесь собралась вся семья.
По кислым и скорбным выражениям на лицах родственников Филипп догадался, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Его приход заставил всех оглянуться, и в знак приветствия Филипп молча кивнул присутствующим, вставая рядом с Заккери. Сводный брат, скрестив руки на груди, небрежно привалился спиной к деревянным полкам с пыльными книгами, которые давно никто не читал.
Ледышка Елизавета расположилась на диване, закинув ногу на ногу, и отсутствующе изучала идеальный маникюр на пальчиках. Ее мать Роза, откинувшись на кожаные подушки, дымила сигаретой, жеманно стряхивая пепел в маленькую золотую пепельницу, инкрустированную драгоценными камнями. Побрякушку ведьма носила у себя в кармане, а окурки в тайне высыпала в цветы на подоконниках или же напольные вазы. Роза выглядела милой дамочкой без возраста. Женщина всю свою жизнь находилась в одной поре – ей давали и тридцать, и сорок пять лет. Причем, в обоих случаях не угадывали.
Снежана, зажатая на диване между родителями, нетерпеливо прикусывала губку, похоже, семейное сборище сильно угнетало девочку. С каждым днем она хорошела и расцветала, ее глаза становились ведьмовского синего цвета, заменяя блеклую зелень радужки.
За огромным письменным столом, подпирая поникшую голову руками, отчего виднелся лишь его светлый кудрявый затылок, сидел отчим. Аида со слезами на глазах положила стареющие руки на ссутулившиеся плечи мужа. Мизансцена маленького спектакля дополнялась стройной фигурой Макса, застывшей у черного слепого окна.
Судя по горестной тишине, Хозяин семьи Лука, провалявшийся в больнице с конца апреля, умер. Единственная, кто в этой комнате действительно скорбел о нем, была Аида, всегда отличавшаяся излишней сентиментальностью и привязанностью к суровому, скорому на расправу свекру. Весной у деда Вестича неожиданно случился удар, парализовавший старика и приковавший к постели. К сожаленью, сила, охранявшая ведьмаков от несчастных случаев, не влияла на обычные человеческие болезни и не могла исцелить. Из Макса, несомненно, выйдет гениальный хирург, но он никогда не сможет залечить раны или ослабить гипертонический кризис одним прикосновением руки.
– Первый раз сердце остановилось днем, – едва слышно сквозь зубы пробормотал Заккери, не глядя на брата, – а пару часов назад все закончилось. Ты все пропустил, Аида устроила показательное выступление и закатила истерику. Как подружка?
– Нормально. – Отозвался Филипп, не спуская взгляда с бледного горестного лица матери, неожиданно постаревшей на десяток лет. Он никогда не видел, чтобы из ее идеальной прически выбился хотя бы волос, но сейчас шевелюра торчала в разные стороны, и на длинную шею жалко свисали черные локоны.
Неразборчивые шепотки братьев звучали почти кощунственно в царившем гробовом молчании, давившем на уши. От общего притворства в комнате вибрировал воздух, и становилось неловко.
– Дала? – Еле слышно поинтересовался Зак, покосившись в сторону Филиппа.
Оба молодых человека тут же заработали недовольный взгляд от Розы.
– Не захотелось. – Буркнул тот.
– Дурак.
Между тем, отец Зака поднял голову и обвел всех членов семьи утомленным взором, его глаза покраснели после тяжелого бесконечного дня, похожего на кошмар.
– Предстоят похороны. Нужно оповестить клан. – Торжественно подвел он черту.
Семейство зашевелилось, переглядываясь и, наконец, выдыхая, словно новобранцы в шеренге по приказу «вольно».
– Все и так почувствовали, что освободилась сила семьи. Гостей можно ждать уже завтра, как еще телефоны не разрываются? – Недобро хмыкнул Грегори, отец Снежаны, задумчиво потирая опрятную бородку.
– Я выключила домашний. Это же такое личное… – Аида всхлипнула, едва сдерживая рыдания. Быстро вытащив из длинного рукава старомодный кружевной платок, она приложила его к заплаканным глазам.
– Ох, как мне все это надоело! – Неожиданно и резко заявила Снежана, вскакивая со своего места, что ее мать, пытавшаяся схватить дочь за футболку, только бесполезно махнула рукой. – Как мне все мерзко! – Девочка поджала губы, с гневом уставившись на отчима Филиппа. – Это же все притворство! Эмиль, мы все и так знали, что он умрет! В нем находилось слишком много силы, старик не мог удержать ее!
Остальное семейство замерло в изумлении от выпада девчонки, дрожавшей от ярости. Аида, опешив, сглотнула, забыв вытереть текущую по бледной щеке слезу, и попыталась прервать обличительную речь:
– Снежана, довольно!
Грегори схватил дочь за плечи и хорошенько встряхнул, прошипев сквозь зубы:
– Закрой свой рот, девочка!
Эмиль, облокотившись о стол, медленно поднялся.
– В тебе слишком много злости для ведьмы, еще не получившей имени! Не много ли ты думаешь о силе? – Процедил он, разражаясь выходкой племянницы. – Лука был не просто Хозяином семьи, а твоим дедом, так что имей уважение!
– И вы все его ненавидели за то, что он удерживал силу в своем дряхлом теле! – С вызовом произнесла девочка.
Наступившая тишина показалась невыносимой, в воздухе витал скандал, а в следующее мгновение трагическим аккордом прозвучала оглушительная пощечина. Голова Снежаны дернулась, длинные русые волосы взметнулись. Мать девочки, Лариса, неуверенно потянула мужа за свитер, приводя в чувство. Снежана заорала в последовавшем напряженном молчании, вырываясь из рук отца:
– Я ненавижу вас всех! Вы притворщики, и вы мне омерзительны! Я не хочу вступать в клан, если мне всю жизнь придется врать, как врете вы все!
Девочка бросилась к выходу, уже задыхаясь от слез. Оглушительно хлопнула дверь, что с книг слетела пыль. Неловкая пауза заставила присутствующих взрослых заерзать на своих местах.
Грегори, устыдившись своей несдержанности, кашлянул и нервно спрятал руки, трясущиеся от перебора утреннего коньяка, в карманы.
– Ничего, – прошептала Аида, как всегда старавшаяся выглядеть благородной в самых паршивых ситуациях, – она всего лишь ребенок. У нее сейчас сложный возраст.
– Она оскорбила нас всех. – Пробормотал Грегори в замешательстве. – Иногда мне кажется, что она не просто девочка, а… – он запнулся, подбирая слова, – злобный демон.
– Грегори, она наша дочь! – С осуждением осекла его Лариса, нахмурив домиком выщипанные брови.
Филипп не выдержал и хмыкнул:
– Знаете, а она не так уж ошибается. – И сопровождаемый укоризненным молчанием он быстро вышел из библиотеки, где задыхался от спертого воздуха, наполненного ложью.
В отличии от Снежи, ему, конечно, простят дерзкие слова.
Девочку он нашел в зимнем саду, где сладко пахло розами и гардениями, благодаря стараниям Аиды не увядавшими круглый год. Зимний сад стеклянной стеной выходил в ухоженный задний двор, засаженный вишнями и цветами. Снежана, как в детстве, спряталась под раскидистым фикусом и сжалась в комочек, положив острый подбородок на колени. Она захлебывалась рыданиями, со злостью вытирая рукавом мокрые дорожки на щеках.
Филипп присел с другой стороны фикуса, спиной прислонившись к большой кадке. В цветочной тишине раздавались громкие всхлипы девочки.
– Я их ненавижу! – Прошептала она и шмыгнула носом. – Эмиль ведь ждал этого! Ждал с того самого момента, когда старика схватил удар! Через сорок дней твой отчим станет Хозяином. Он желает этого, как желает Зак или даже мой отец. Почему они должны врать?!
– Малышка, – хмыкнул Филипп, разглядывая потолок, откуда свисали тонкие стебли вьюнков, – ты во всем права, просто об этом не принято говорить вслух.
Она снова всхлипнула и затихла. Через долгие минуты девочка тихо спросила:
– А ты бы хотел стать Хозяином?
– Нет. – Честно признался он. – Да, и подобное невозможно – мы с Аидой пришлые в семье. Лука только приютил нас, и Аиде повезло, что Эмиль выбрал ее для роли хозяйки Гнезда. Она хорошо справляется, а мне приятно думать, что мы с ней свободны.
– Но ведь мы, рожденные Вестичами, не свободны. Мы предназначены семье. Посмотри на Зака, он с ума сходит! Он же такой хороший, – она неуверенно запнулась, – красивый. Он может быть благородным и добрым, а вместо этого думает только о том, что когда не станет отца, перейдет ли сила к нему. Это так мерзко…
– Зак не сходит с ума, и он совсем не добрый и не хороший. – Отозвался Филипп и растер лицо ладонями. – Среди нас нет благородных, сила не терпит доброты.
– Однажды Лука мне сказал, что сила никогда не выберет меня, и мне не стать настоящей ведьмой, потому что я, – неожиданно призналась девочка, ее шепот снова прервал обиженный всхлип, – бракованная.
– Он шутил.
– Нет, не шутил. Я ненавидела его.
– Малышка, а ты бы хотела стать Хозяйкой? – Филипп улыбался. Он прекрасно знал о болезненных воспоминаниях сводной сестры, когда дед, рассердившись на очередную шалость маленькой настырной девчонки, в сердцах буркнул о ее неполноценности.
– Нет. – Ее голос дрогнул от насквозь лживых слов. – Ведь ты не хочешь.
– Снежана, – Филипп резко схватил ее за руку и быстро наклонился, заглядывая в зареванные глаза, что от неожиданности девочка вздрогнула, – прекращай это. Ладно? Грегори уже пару раз высказывал мне недовольство. Я не хочу портить отношения с семьей. Она у нас одна.
Девочка, прикусив губу, мелко закивала.
– Вот и умница. – Филипп быстро встал и ласково потрепал ее, как не разумного ребенка, по макушке, взлохмачивая волосы.
Когда его шаги затихли в коридоре, Снежа сморщилась и снова разревелась, спрятав опухшее от слез лицо в ладонях, но уже совсем по другой причине.
* * *
Все будильники заорали разом – на тумбочке, в стареньком мобильном телефоне и на письменном столе у компьютера. Какофония звуков вонзилась в голову горящей стрелой, и я тут же открыла глаза. Комнату заливал солнечный свет, в желтом столбе лучей беспорядочно летали мошки-пылинки.
Раньше я бы сильно рассердилась, если бы меня попытались разбудить в субботу до обеда, только сейчас дела обстояли иначе. Каждую ночь я закрывала глаза, и каждое утро открывала их, словно только моргнула. Сон был необходим уставшему за день телу, а не голове.
Мне не повезло один раз в жизни, но крупно: родиться в семье практикующих психотерапевтов, и когда они не торчали в больнице, изучая пациентов, как лабораторных мышей, то читали лекции в институте. Всю мою жизнь разбирали на составляющие: изучали, описывали и демонстрировали в качестве живого примера психического развития сначала младенца, дальше ребенка, потом подростка, а теперь больного, перенесшего смертельный шок. Родители от всей души беспокоились, что после аварии меня будут мучить кошмары, но все равно потирали руки, надеясь добавить в диссертацию очередной пункт о ночных ужасах, и оказались жестоко разочарованы. Хотя постоянные черные дыры вместо снов тоже определялись, как депрессивный психоз, и весьма кстати вписывались в доклад о нервных расстройствах. Мне даже страшно становилось, какой бы бурный восторг у них вызвала новость о видениях.
Во рту стояла сухость, будто на ночь я выкурила блок сигарет. Маленькая кухонька со светло-желтыми шкафчиками встретила меня полной раковиной грязной посуды и запиской на холодильнике. На большом листе, прижатом магнитом-клубничкой, мамаша криво нацарапала: «В три прическа, в шесть встречаемся в ресторане. Выгляди, как одуванчик, мы дошли до темы твоего выздоровления. Французы жаждут увидеть цветущую молодую женщину. Мама. P.S. Надень изумрудное платье, повергни моих профессоров в шок! Папа». Я сдернула бумажку, недоуменно почесывая всклокоченный затылок. Очередной курс лекций, очевидно, заканчивался, и всем не терпелось лицезреть выздоравливавшего психа.
Чистых чашек не нашлось, и пришлось заварить чай в граненом стакане. Покосившись на часы, я охнула – стрелки показывали половину третьего. Вот тебе и раннее утро! В спешке я сделала большой глоток, обожгла язык и кинулась умываться со стаканом в руке, споласкивая рот от зубной пасты горячим зеленым чаем.
На счастье лето не собиралось сдаваться осени, и по-прежнему грело любяще и сладко. Город позабыл про недавние ливни, радуясь последнему теплу. Легкое открытое платье из изумрудного шелка в метро смотрелось неуместно, а неудобные туфли на высоких каблуках натерли пятки. К тому же у меня предательски сползал чулок в мелкую сетку, и приходилось делать хитроумные движения правой ногой, чтобы вернуть кружевную резинку на прежнее место. За моими манипуляциями следил усатый мужчина, сидевший как раз напротив, и радостно улыбался, уверенный, что попал в передачу «Скрытая камера».
– Вам очень идет цвет платья! – Не выдержал он, предательски облизываясь, пока я переминалась с ноги на ногу, повиснув на поручне.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6