5

Наступила пятница. Хуан Молина считает часы, отделяющие его от первого выступления в «Арменонвилле». Молина твердо убежден, что борцовская схватка, которую он только что завершил, станет для него последней. Он уверен в себе. Молодой певец знает, что, как только публика услышит его песни, на него обрушится шквал аплодисментов, раз за разом будут вызывать на бис. Молина даже в глубине души не допускает сомнений, что и Андре Сеген тотчас же поймет, насколько более прибыльно помещать его перед оркестром, а не за канатами ринга. И все-таки теперь, когда ему предоставляется возможность, которую он ждал всю жизнь, Молина как никогда раньше мечтает о встрече с Добрым Духом, которому ребенком он поверял свои печали. Если бы Дух явился ему сейчас, юноша без колебаний попросил бы его исполнить одно-единственное желание: отыскать Ивонну. Представление окончено, Молина выходит из «Рояль-Пигаль». Вечер только-только начался. Юноша думает о своем певческом дебюте, но даже эти мысли не приносят ему радости. Вот он шагает по улице Коррьентес, засунув руки в карманы, и напевает себе под нос:

День заветный наступил,
но встречать его не буду
ни шампанским, ни пирушкой –
веселиться нету сил,
то, чего я ждал как чуда,
стало детскою игрушкой.

Что мне слава-непоседа,
что мерцание неона,
звон набитых кошельков?
Мне нужна одна победа
вместо этих пустяков –
отыскать тебя, Ивонна.

Кажется, старик небесный
надо мной шутить решил:
все сбылось, готова сцена,
где же счастье – неизвестно.
Жизнь, которая не стоит, чтоб я жил,
догорает, как полено.

Что за дело мне теперь
до легенд «Арменонвилля»
с потолком его высоким –
ведь войду я в эту дверь
тем же самым простофилей,
только злым и одиноким.

Вот жестокая судьба:
в час, когда достиг всего я,
старые закрылись раны, –
не хватает лишь тебя…
Так зачем мне все другое?

Молина едва успевает закончить песню – ему чудится, что его детские фантазии сбываются наяву: притаившись возле входа в магазин готового платья, закрывая лицо плотной вуалью, совсем рядом с ним стоит она!
– Я ждала тебя, – прошептала девушка, – только не нужно, чтобы нас видели вместе.
Молина не знал, что ему делать, что сказать. Ивонна все сказала сама: он должен как ни в чем не бывало двигаться дальше, зайти в кондитерскую Молино и дожидаться ее там. Певец зашагал вперед, как автомат, не отваживаясь обернуться. Сердце билось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Молина шел по Коррьентес, все больше ускоряя шаг, а когда он добрался до Кальяо, его охватил необъяснимый страх. Юноша почувствовал ужас от того, что никогда больше ее не увидит, что кошмар прошедших недель снова его настигнет. Не вынимая рук из карманов, волнуясь как никогда в жизни, Молина почти что бежал в сторону проспекта Ривадавия. Он ворвался в переполненную посетителями кондитерскую и стал искать свободное место где-нибудь в уголке; наскоро оглядел все помещение и направился в самую темную часть. Сел за столик, закурил и сразу же пожалел о том, что забрался так далеко от входа, что, может быть, Ивонна его не заметит, подумает, что он вообще не пришел, и уйдет прочь. Тогда Молина еще раз огляделся и метнулся к столику возле окна, который только что освободился. И тут же раскаялся в сделанном: наверное, здесь они будут слишком уж на виду, а ведь Ивонна только что сказала, что их не должны видеть вместе. Молина призвал себя к спокойствию и попытался усидеть на месте. Он не отрывал взгляда от двери. Впрочем, нет: столь же настойчиво он поглядывал на часы и мучил себя вопросом, почему же Ивонны до сих пор нет. Быть может, он плохо расслышал ее инструкции, и надо было идти не к Молино, а в «Оперу»? Или в «Оленя»? Прошло всего-навсего полторы минуты – однако для Хуана Молины это было равносильно полутора часам. Он уже обвинял себя в полном идиотизме: надо было сказать, чтобы Ивонна шла впереди него – тогда бы он не упустил ее из виду. Юноша не мог себе простить, что сразу же не взял ее под руку, не думая о последствиях. А если что-нибудь произошло с ней по дороге? В этот момент дверь распахнулась, и Молина приготовился к встрече. Каково же было его разочарование, когда вместо Ивонны он увидел какую-то пожилую супружескую пару! Юноша начал всерьез опасаться, что его мимолетная встреча с девушкой было всего лишь галлюцинацией, порожденной отчаянием. Он уже был готов встать из-за столика и бежать к кафе «Опера», когда наконец-то вошла она. Молина отчаянно замахал рукой. Ивонна его уже заметила. Девушка подошла ближе. Но подсаживаться не стала – попросила его перебраться в менее приметное место. Молине пришлось возвращаться назад и садиться за тот самый столик, где все еще дымилась зажженная им сигарета. Если целью этих двоих было остаться незамеченными, они ее не достигли: официант уже смотрел на них так, словно ожидал очередного пересаживания.
Ивонна не говорила, а бормотала и все время краем глаза косилась по сторонам. Молине пришлось просить девушку успокоиться, потому что он не понимал ровно ничего из того, что она пыталась сказать. Тогда ей пришлось подыскать более вразумительные слова. Теперь Ивонна говорила взволнованно, но четко. Молина слушал ее, как громом пораженный. Ивонна рассказала, что ее неожиданное исчезновение имело две причины. Первая: она решила сбежать из-под покровительства Андре Сегена. И вторая: она убежала вместе со своим возлюбленным. Молине было хорошо известно, что означает подобное предательство. Он был знаком с кодексом чести семьи Ломбард. Известие о том, что Ивонна скрылась вместе с возлюбленным, было для него как удар кинжалом в живот. Ивонна откинула с лица вуаль, пристально взглянула в самые зрачки Молины, взяла его за руку и прошептала:
– Ты мне нужен.
Певец уже собирался сказать Ивонне, пусть просит о чем угодно, что ради нее он готов на все, но тут же понял, что девушка ни о чем его не просит, что она просто хочет показать, насколько он ей дорог. В этот момент Молина едва сдержал себя, чтобы не объясниться в любви.
– Ты мой единственный друг, единственный, кому я могу довериться.
Хуан Молина чуть было не произнес ответного признания. Однако снова сумел удержаться от лишних слов. После долгого молчания Ивонна сплела его пальцы со своими и сказала так, словно молила о несбыточном:
– Пожалуйста, пойдем со мной.
Молина ясно расслышал ее слова, но он их не понял. Он был готов следовать за ней куда угодно, но ведь Ивонна только что призналась, что убежала вместе с возлюбленным. Тогда девушка объяснила, что ее друг очень известный человек, что ему нужен водитель – кто-нибудь, кому можно доверять, вот она и подумала о Молине; Ивонна заверила, что ее друг не только будет платить ему больше, чем платят борцам в кабаре, но и что к тому же он человек очень влиятельный в музыкальных кругах, что, может быть, работа шофера – это только начало, а потом, кто знает… в общем, Молина непременно должен ему спеть. Единственное, что понял юноша из этого монолога, – это первые слова: «Пожалуйста, пойдем со мной». Это было безумие.
– Обдумай мое предложение, – закончила Ивонна, – правда, времени у тебя совсем немного. Если ты согласишься, приступать к работе надо уже завтра. Тебе нужно будет отвезти его в Санта-Фе Санта-Фе – город в Аргентине на реке Парана.

.
Ивонна достала из кошелька листок бумаги, что-то быстро записала и добавила, что, если Молина согласен, пусть приходит на следующий день в пять часов вечера по этому адресу. После чего набросила на лицо вуаль со шляпки, встала из-за столика и, не попрощавшись, ушла. Облокотясь на мраморную крышку стола, Молина думал о том, что на следующий день, в субботу, должен был состояться его дебют в «Арменонвилле». Певец взглянул на листок, оставленный Ивонной. Раздумывать, в общем-то, было не о чем: исполнить свою заветную мечту, войти через парадную дверь в концертный зал, о котором могли мечтать лишь избранные мастера танго, или снова усесться за баранку, как в старые времена, когда он работал шофером на судоверфи. Молина не колебался ни секунды.
В ту же ночь певец возвращается в «Рояль-Пигаль», заходит в кабинет Андре Сегена и решает проблему одним-единственным словом:
– Отказываюсь.
Выбравшись обратно на улицу, Хуан Молина во весь голос сообщает о принятом решении всем, кто только захочет слушать:

Все утрачивает цену:
чтобы рядом быть с тобой,
я в грязи готов ползти;
слава, гордость – звук пустой:
миг – и я оставил сцену,
не успев туда взойти.
Стал как тряпка – погляди,
как щенок, что вжался в стену,
весь избитый, чуть живой,
но поднять боится вой.

Зря терялся я в догадках:
у тебя давно любовник,
знать, надутый богатей
в белых шелковых перчатках…
Видел я таких раджей,
место для него – коровник.

Есть работа – не хотите ль
услужить его степенству:
чтоб возить его в салоны
и оберегать блаженство
этой царственной персоны,
нужен, паж, слуга, водитель!

Буду я ему с почтеньем
подавать с утра портки
и вылизывать до блеска
дорогие башмаки;
ты ответишь лишь презреньем –
знаю, но куда ж деваться?
Справлюсь я со службой мерзкой,
только б нам не расставаться.
Стану зеркало держать я,
если любит красоваться:
вот духи, а вот помада,
заварю покрепче мате,
что еще сеньору надо?
А когда он задымит
привозной сигарой штучной,
скроюсь в угол и беззвучно
зареву, как простофиля,
вспомню, что за гул оваций
ждал меня в «Арменонвилле»,
путь туда теперь закрыт –
только б нам не расставаться.


6

Ровно в пять часов вечера Хуан Молина стоял у ворот дома, в котором располагалось «гнездышко Француза». По другую сторону решетки его ожидала Ивонна. Она впустила его внутрь, поправила узел на галстуке, разгладила ворот рубашки и смахнула с плеча ворсинку.
– Да ты просто красавец, – сказала она и, привстав на цыпочки, чмокнула его в щеку. Оглядев холл таинственного дома, Молина пришел к убеждению, что это здание ничем не напоминает особняк магната. Само собой, он не мог не испытывать естественной неприязни ко всему, что имело хоть какое-то отношение к его сопернику. Пока Молина и Ивонна поднимались на лифте, которому явно некуда было торопиться, певец пытался представить себе, как выглядит его будущий хозяин. Молину охватило болезненное любопытство: ему очень хотелось увидеть человека, покорившего сердце женщины, в которую он тайно влюблен. Было заметно, что юноша волнуется; причиной тому было вовсе не собеседование, которое необходимо пройти, чтобы получить работу: Молина только сейчас понял, что ему предстоит новое унижение. Молина успел хорошо изучить породу этих толстосумов и теперь, в присутствии своей любимой, не собирался прощать будущему работодателю ни малейшего проявления высокомерия. Такие вечно стремятся демонстрировать свое превосходство. Молина не хотел, чтобы Ивонна видела, как он опускает голову, признаваясь, что не окончил даже начальную школу, – Как будто бы это необходимо, чтобы водить автомобиль, и как ему приходится клятвенно заверять, что он человек хоть и бедный, но порядочный. И все-таки Молина был готов на все, чтобы только оказаться рядом с Ивонной. Когда они вошли в квартиру, меблировка сильно удивила юношу: как ни крути, это место больше всего напоминало притон. Стол, обтянутый зеленым сукном, цветные абажуры на светильниках, плотно закрытые жалюзи – все это источало терпкий аромат незаконной деятельности. Ивонна передвигалась по квартире так, как будто она была тут хозяйкой. Хуан Молина окончательно удостоверился, что эта юная иностранка, которая и города-то почти не знала, по своей наивности убежала от одной мафии, чтобы тут же угодить к другой, быть может, даже более зловещей.
– Пойду приготовлю кофе, произнесла Ивонна и, прежде чем выскользнуть за дверь, добавила: – Я вас оставлю, чтобы вы спокойно все обсудили один на один.
Только после этих слов Молина заметил, что над спинкой кресла, повернутого к нему спиной, виднеется затылок немолодого мужчины. Первое, что пришло ему в голову, – это подойти и развернуть кресло к себе, однако не успел юноша сделать и шага, как из-за кресла раздался голос:
– Так будет удобнее, присаживайтесь на стул – он стоит позади вас.
Если бы не креольский акцент, Молина поклялся бы, что этот голос принадлежит самому Аль Капоне.
– Со мной случилось несчастье: я потерял друга, которого очень ценил. Он был моим единственным водителем. Вообразите себе, первый экипаж, на котором он меня возил, был еще на конской тяге. Он всегда мечтал стать летчиком, и звали его дон Антонио. На прошлой неделе он умер. Я потерял друга, – еще раз сказал незнакомец.
Этот голос, откровенный и звучный, показался Молине странно знакомым.
– Поверьте мне, я очень сожалею, – искренне ответил юноша, и больше сказать ему было нечего.
– Я вам верю. Мне нравится ваш голос, я вам верю. Расскажите мне о себе.
Молина произнес несколько ничего не значащих слов, а потом, сам не зная почему, стал рассказывать о своем квартале, Ла-Боке, и о своей матери. Все это было совершенно не похоже на то, как, по его представлениям, должен был проходить прием на работу. В самой манере его собеседника говорить, в самом звучании его голоса присутствовало что-то, сразу внушавшее доверие. И самое главное, уважение. Юноша рассказывал невидимому собеседнику о верфи Дель-Плата и о том, как внушительно выглядел тот грузовик «Интернэшнл», который он водил; рассказывал о Южном доке и о доме, в котором он появился на свет. Потом он заговорил о танго. Однако не осмелился признаться, что и сам – певец. Он рассказал о «Рояль-Пигаль», но не упомянул про свои сокровенные мечтанья. А еще он сообщил, что до вчерашнего дня работал борцом на ринге, но не решился добавить, что сегодня ночью отказался от своего певческого дебюта в «Арменонвилле».
Не видя друг друга в лицо, эти двое вскоре уже разговаривали как два старинных друга; голос из-за спинки кресла, голос, уже успевший сделаться привычным и родным для Молины, говорил о тех самых вещах, о тех самых местах, которыми была полна его душа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23