И общий тон отзывался большим индифферентизмом к какому-нибудь интересному вопросу или к какому-нибудь явлению, действующему на нервы. Точно все на свете малоинтересно, кроме того, что делается в департаменте, а если в обществе о чем-нибудь и «болтают», – преувеличенно обвиняя правительственных агентов и находя недостаточно современными наши устои, – то этой болтовней занимаются неосновательные люди без положения или молодые люди, которых сбивают разные мерзавцы. Пусть-ка болтуны посмотрят, что делается теперь в Англии.
Все это были максимы, не подлежащие сомнению.
И Варенцовы, еще недавно часто водившие другие разговоры, должны были отмалчиваться или даже и поддакивать.
Посещали Варенцовых и прежние знакомые, поздравляли их не без завистливого чувства к счастливцам и, конечно, надеялись, что такой умный и либеральный человек, как Виктор Николаевич, сделает на новом месте много хорошего.
Однако два-три прежних знакомых перестали заглядывать к Варенцовым, и Лину это злило, хотя она и успокаивала себя тем, что эти господа не ходят из зависти.
«Ну, положим, Наумов и Иванов не могут простить Вике, что он получил блестящее назначение… А Биркин?..»
Ей нравился этот живой и интересный брюнет лет сорока, служивший после многих житейских невзгод в каком-то правлении, который, казалось ей, любил заходить к ним и особенно горячо говорил с нею о литературе, о жгучих злобах, об этике и часто приносил ей подписные листы на какие-нибудь благотворительные дела… Он, по-видимому, неравнодушен к ней, и не был узким прямолинейным ригористом, был умен, казалось, терпим к чужим мнениям и не стеснялся в знакомствах хотя бы и с людьми, как он говорил, иной веры.
И этот Биркин вдруг исчез…
Это особенно злило Лину. Ей хотелось, чтобы он мог ее видеть в ее простеньком домашнем платье или в ослепительном капоте. Биркин был таким близким знакомым, что его можно было бы принять и в капоте, сославшись на нездоровье.
И однажды вечером Лина сказала Вики:
– Биркин, верно, неожиданно уехал из Петербурга куда-нибудь…
Варенцов вдруг вспыхнул.
– Не уезжал, Лина… Я его вчера еще встретил на улице.
– И вы разговаривали?
– Он сделал вид, что не узнал меня…
– Конечно, в самом деле не узнал?
– Конечно, в самом деле отвернулся, Лина… Я думал, что он умней! – прибавил со злобным чувством Варенцов. – Надеюсь, ты не очень жалеешь, что он больше не благоволит к нам?
– Какая скотина! – вспылила Лина.
И тотчас прибавила:
– Точно он не знает тебя, милый!
Варенцов пожал плечами и презрительно промолвил:
– Верно, считает себя солью земли, потому что что-то болтает и чему-то сочувствует.
И снова вспыхнул, вспомнив оскорбительную для него встречу с Биркиным, о которой он не сказал вчера жене и которая напомнила Варенцову, что и он «чему-то» сочувствовал и даже об этом читал реферат.
«А теперь какой реферат!?» – подумал он.
– Я не думала, что Биркин так груб… Разумеется… мы незнакомы… И кузиночка Вава хороша! Вот дура!..
– А что?
– Пришла… Все осматривала. Злилась оттого, что она не может так жить… Ее-то друг, – я знаю, какой друг этот приват-доцент, с которым она всюду! – проповедует акриды и мед, и она, как попугай, за ним… «Ах, Лина, какая ты стала буржуазка… Ты совсем изменилась… Вместе со своим Вики вы, говорит, изменили своим честным взглядам»… Ну, я без церемоний и назвала ее дурой… Надеюсь, она больше ни ногой.
– Потеря невелика! – усмехнулся Варенцов.
– Еще бы! Я прежде думала, что она хоть и дура, но все-таки добрая… А выходит – и злая и… развратная… Удивляюсь, какой осел ее муж… Кажется, доволен своим менажем a trois… Воображаю, что станет она врать на нас…
Варенцов задумался и через минуту проговорил:
– Знаешь ли что я тебе скажу, Лина?
– Что, милый?
– Надо нам вообще быть осторожнее в знакомствах… Все-таки положение! Не следует компрометировать себя человеку, который… – ты понимаешь, Лина? – который может быть со временем государственным человеком и сделать что-нибудь хорошее для России!.. – не без апломба проговорил Варенцов.
– Умница! – восторженно проговорила Лина.
В эту минуту горничная подала Варенцову письмо.
Он взглянул на почерк и сказал:
– От отца.
– Откуда?
– Городское…
– Отчего же он не пришел к сыну?.. Хорош отец!
Варенцов прочел письмо и, передавая его жене, смущенно промолвил:
– Читай, Лина.
Лина прочла необыкновенно грустное письмо ех-профессора… Он писал, между прочим, что не может пока повидаться с ним… а почему?.. Виктор, верно, догадается.
«Я все-таки думаю, – прибавлял отец, – что твоя жена – главная виновница в том, что ты служишь делу, которому не веришь, и будешь равнодушен к правым и виновным».
– Хорош отец!.. – озлобленно проговорила Лина.
– Удивляюсь, что еще не ругается… Он-то что делал и какому именно делу служил?.. – сказал Варенцов.
– Только разорил семью и… давно отшатнулся от тебя, вики…
– Да… Неосновательный и беспутный человек, не понимающий, что у нас иные задачи и мы живем в другие времена! – высокомерно промолвил Варенцов.
– Эгоист твой отец, вот что!.. И смеет думать, что я могу влиять на тебя… Да разве это не вздор, милый?..
И Лина обняла Вики и напомнила, что они сегодня вечером едут на журфикс к директору департамента.
1902

1 2 3 4