Но почему о всех тех расследованиях, которыми вы занялись, вы до сих пор мне ничего не говорили?
— Вы слишком хорошо знаете условия успеха в нашем ремесле, господин префект, чтобы я не убедил вас в двух словах! Мы ни одной минуты не были одни, между тем безусловно необходимо, для успеха составленного мной плана, чтоб никто не мог подозревать, что убийца известен мне. В противном случае, негодяй навсегда ускользнул бы от того наказания, которое он заслужил… и заметьте, господин префект, я не могу утверждать, что он не избегнет его, но, по крайней мере, при известных, предложенных мною условиях, которые должны быть приняты, это будет именно так.
— Вы меня пугаете, Люс, насколько я могу вас понять, убийца Фроле не принадлежит к той категории обыкновенных, профессиональных мошенников, старающихся только отомстить за то, что их осудили…
— Вы правы, господин префект, если судить по тому, кто нанес удар, Фроле пал жертвой интриг очень высокопоставленных людей, цели которых я пока не вижу.
— А имя этого человека?
— Я не могу его открыть.
— Мне?
— Особенно вам!
— Судя по тому обороту, который принял наш разговор, я ожидал этого!
— Умоляю вас, господин префект, не ставьте мне в вину мой отказ. Предположите, что в действительности это преступление было направлено против вас людьми, общественное положение которых так высоко, что против них вы ничего не можете сделать.
— Боже мой, Люс, что же здесь происходит, что вы мне говорите?
— Больше этого я уже не должен вам сообщать, господин префект… Вы еще настаиваете?..
— Нет, Люс! — ответил де Вержен, растроганный до слез… — Я предчувствую, предвижу, что во всем этом кроемся страшная мерзость… Вы правы, лучше мне ничего не знать… и передать вам заботу о своей защите, если действительно на меня направлен удар.
— Вам нечего бояться, господин префект пока я жив, не тронут ни вас самого, ни вашего положения… Позвольте мне теперь уйти из префектуры, так как во что бы то ни стало и как можно скорее нужно приготовиться к удару, пока ещё весть не распространилась за пределы здания префектура.
— Еще одно слово, Люс, наш разговор так уклонился в сторону, что я готов был уже отпустить вас, не сказав вам самого главного из того, что я хотел сообщить.
— К вашим услугам, господин префект!
— Вы знаете, что у моего шурина была бурная молодость?
— Да, я даже знаю о нем такие факты, что, если бы они не были скрыты благодаря влиянию и кошельку старого герцога де Жерси, то довели бы его совсем не до того, чтобы занять место заместителя прокурора в суде.
— Это правда!.. Фроле, знавший по этому поводу очень многое, гораздо больше, чем я, и который угадывал планы герцога де Жерси и моего тестя относительно префектуры, собирался составить секретную— записку о Поле де Марсэ, которая должна была быть передана, кому следует в надлежащий момент с целью отклонить его кандидатуру…
— Это — дело!
— Так вот, эту самую записку Фроле из предосторожности не держал в префектуре, и вам нужно как-нибудь взять ее из квартиры, пока о смерти его еще не известно, и его бумаги не опечатаны, как это обыкновенно делается при оставлении начальником полиции безопасности своей должности.
— Это будет сделано меньше, чем через час!
— Охрану я вверяю вам…
— И озаботиться ее увеличением, если понадобится!
— Пусть будет так… Во всяком другом случае мне было бы противно прибегать к подобного рода средствам своей защиты, весь позор этой борьбы пал бы на нападающих — моего шурина и его покровителей, но я вам уже сказал, почему не могу уйти со службы из префектуры в данный момент… Сколько несчастья… Сколько смертей… Сколько безвозвратно погибших! Если бы только я не был здесь, не следил шаг за шагом за следствием, не наталкивал его на новые следы с целью запутать в них… Ах, это такое ужасное положение, Люс!
Де Вержен закрыл лицо обеими руками и некоторое время оставался погруженный в свои тяжелые размышления. Между тем Люс поднялся с целью уйти от своего начальника…
Время было дорого, и он уже решился прервать размышления де Вержена, как вдруг раздался легкий стук в дверь кабинета. Де Вержен, вздрогнув, тотчас же вскочил на ноги.
— Велите войти! — сказал Люс. — Это Серван, мой секретарь, которого я узнаю по манере стучать, когда он имеет что-нибудь важное сообщить мне… Боже мой, что-то мы еще узнаем!
Только что вошедший молодой человек был так бледен и возбужден, что префект и новый начальник полиции безопасности не могли удержаться от восклицания.
— Что с вами, Серван? Что еще случилось? — тотчас спросил де Вержен.
— Эта ночь — ночь преступлений, господин префект! — отвечал вновь прибывший. — Почти в тот же час и таким же кинжалом, каким был убит Фроле, зарезаны господин Пет Лендрю, нотариус и Трэнкар, крупный подрядчик, тес де Марсэ. Убийцы, покончившие с ними, пока они были ей в постели, не оставили после себя ни малейших следов. Пи лицейские комиссары, в участках которых жили убитые, составили уже протоколы и ждут господина префекта в моей канцелярии.
Новый удар был очень силен, так как Трэнкар, тесть де Марсэ, приходился дедом госпожи де Вержен. Несколько мгновений пораженный префект оставался недвижим. Однако, тотчас же пришел в себя: его первая мысль была о женщине.
— Госпожа де Вержен еще ничего не знает? — спросил он секретаря.
— Ничего, господин префект! Комиссары сообщили об этом только мне, но это еще не все, мне остается еще сообщить вам…
Молодой человек, казалось, колебался, говорить ли ему.
— Говорите же, Серван! — сказал ему де Вержен таким спокойным тоном, точно эти события были ему совершенно безразличны.
— Полчаса тому назад, — отвечал своему начальнику Серван, — Поль де Марсэ, ваш шурин, возвращаясь из театра к себе домой, ехал по набережной Сены, как вдруг он услышал, что его зовет какой-то молодой человек, элегантно одетый по последней моде, экипаж которого остановился около дома № 18 — важно заметить эту деталь. Де Марсэ, рассчитывая, несомненно, на встречу с одним из своих друзей, приказал своему кучеру остановиться и вышел из кареты, приблизившись без всякого недоверия к человеку, который его звал, в то же мгновение четыре человека, которых он не мог заметить за каретой, бросились на него и, предварительно заткнув рот и связав его с ловкостью специалистов этого дела, потащили в карету незнакомца, которая быстро покатила, в продолжение всей этой сцены незнакомец держал кучера де Марсэ в почтительном отдалении, имея в руках револьвер.
Этот кучер, бывший агент полиции, которого ваш шурин взял к себе именно благодаря его прежней службе, видя кругом пустынную набережную, старался не делать ни малейшего движения, но когда карета, увозившая его хозяина, стала подъезжать к Новому мосту, он бросился за нею, твердо решив позвать на помощь при первом удобном случае.
Последний не замедлил представиться.
На расстоянии около двухсот метров старший агент, в сопровождении четырех человек, делал обход вокруг Лувра. Паскаль (имя кучера) сильным прыжком обогнал карету, которую он не выпускал из виду, стал поперек дороги с целью остановить ее, и позвал этот маленький отряд к себе на помощь, сопровождая свои крики определенным свистом, хорошо известным среди агентов.
По первому требованию подбежавших агентов таинственная карета остановилась, но отрывистый и повелительный голос изнутри кареты потребовал объяснения этого странного инцидента… В нескольких словах Паскаль быстро объяснил, в чем дело, едва он кончил, как особа, находившаяся внутри кареты, вышла оттуда и обратилась к старшему агенту:
— Милостивый Государь, я дон Фернандо Д'Альпухара, Португальский посланник, и мог бы воспользоваться своими преимуществами лица, принадлежащего к дипломатическому корпусу, но я все слышал и хочу, чтобы этот добрый малый, несомненно, изрядно заложивший за галстук, был вполне убежден, что я не прячу его господина в своей карете.
Звонкий, серебристый взрыв смеха, раздавшийся внутри кареты, сопровождал слова посланника, последний, сам взяв один из фонарей у кучерского сидения, осветил на минуту внутренность кареты, где сидела только одна молодая женщина, показавшаяся на мгновение присутствующим в волнах кружев, в бриллиантах, блистающая молодостью и красотой. Она грациозно приветствовала веером присутствующих, которые глубоко раскланялись, посланник занял свое место возле нее, и карета, запряженная кровным рысаком, не замедлила исчезнуть. Самое любопытное во всей этой истории то, господин префект, что кучер Паскаль настаивает, будто именно в этой карете исчез его хозяин и что он не мог ошибиться в экипаже, так как в этот час набережная бывает абсолютно пуста, старший агент и его люди, стоявшие уже около десяти минут у решетки Лувра, выходящего на набережную, "вполне подтверждают слова Паскаля, говоря, что за все время, пока они были на этом посту, мимо них не проезжало никакой другой кареты.
— Вот, господин префект, что я узнал из полученных донесений, в которых, ввиду странности происшествия, я считал, что не должен пропустить ни малейшей детали.
— Тайна! Все тайны! — бормотал де Вержен… — Еще два убийства, виновники которых не могли быть задержаны… Что же касается моего шурина…
— Не следует забывать того обстоятельства, — прервал Люс, — весьма странного, что обе жертвы были убиты таким же кинжалом, как и Фроле.
— Таким же кинжалом! — добавил Серван.
— Что вы хотите сказать? — спросил его префект. — Я вас не понимаю!
— Я хочу сказать, что нотариус и господин Трэнкар были убиты точно таким же орудием, каким был поражен и Фроле.
— Дело запутывается! — задумчиво проговорил Люс.
— А где же эти кинжалы? — спросил де Вержен.
— Я приказал их положить на вашем столе, вместе с кинжалом от несчастного Фроле, чтобы вы могли их сравнить.
— Идемте, господа! — коротко ответил префект. Подняв портьеру, он вышел в маленький коридорчик, соединяющий его частную квартиру со служебным кабинетом.
Уже беглый осмотр оружия подтвердил точность слов Сервана: клинки всех трех кинжалов, напоминающие своей формой пламя обычной свечи, имели весьма широкие основания и суживались к концам, чрезвычайно солидно сделанные ручки были покрыты черной буйволовой кожей, посередине клинка до самого конца его шла маленькая бороздка, похожая на те, какие делаются на малайских кинжалах, предназначающихся для отравления ядом. Эта особенность тотчас же привлекла внимание Люса, жившего в Гвиане, он заметил в той части кинжала, которая не была в крови, какое-то вещество, похожее на смолу, взял частичку его на лезвие перочинного ножа и поднес ко рту. Присутствующие, среди которых были и два комиссара, с томительным любопытством следили за его действиями, не смея его остановить.
Пожевав несколько мгновений, Люс выбросил вещество, быстро выполоскав рот водой, которую на всякий случай держал де Вержен, и, поставив в сторону стакан, сказал глухим голосом:
— Господа, это кураре, самый сильный из известных ядов, в том смысле, что против него нет средств. Его добывают из желез некоторых, самых ядовитых змей тропических стран*note 1, его можно глотать без риска: желудок, сам уничтожит его в процессе пищеварения, как питательное вещество. Но горе тому, в кого он попадет через рану или когда ужалит змея. Яд проходит в кровь, и смерть наступает моментально. В данном случае он смешан с небольшим количеством древесной смолы, что делает наступление смерти более медленным, хотя также неизбежным. Этим и объясняется, почему Фроле мог жить еще около получаса, а его агония продолжалась лишь несколько мгновений.
Все эти подробности, как легко себе представить, повергли экспромтом собравшийся под председательством префекта совет в полнейшее недоумение. Каждый из присутствующих задавал себе вопрос, какое соотношение могло существовать между этими тремя таинственными убийствами, совершенными почти в один и тот же час и с помощью оружия, настолько сходного между собой, что их невозможно было отличить друг от друга. Однако, удивление присутствующих сменилось прямо столбняком при виде того несомненного доказательства связи, существовавшей между этими тремя преступлениями, которое у них оказалось в руках.
Люс, продолжавший свой осмотр, вдруг так вскрикнул от удивления, что думали сначала, не ранил ли он себя оружием, которое держал в руках.
— Ради Бога, что с вами? — вскричал де Вержен, погруженный, как и другие, в свои думы.
— Читайте! — просто ответил начальник полиции, указывая на три кинжала, положенные горизонтально один подле другого. Префект не мог удержаться, чтоб не вздрогнуть всем телом.
Он прочел только одно слово, ужасное по своей лаконичности, выгравированное на каждом клинке: Vendetta!
Vendetta, т. е. месть! Выражение это, заимствованное с корсиканского наречия, казалось от этого еще более ужасным.
Не могло быть больше сомнений, что одна и та же рука вооружила всех трех убийц с целью мести. Но чья рука? И какой смертный приговор должен был быть отомщен? Далее мы уже наталкиваемся на непроницаемую тайну, пролить свет на которую не могут никакие отвлеченные соображения…
Когда факт не объясняется сам собой, нужно искать объяснения, а не терять напрасно время на пустые рассуждения… Таково, конечно, было мнение Люса. Он с некоторого времени стал выказывать явные признаки нетерпения, которое могло умерить только присутствие де Вержена, впрочем то, что ему оставалось еще сделать за эту несчастную ночь, вполне оправдывало его желание скорее уйти. Он нервно прохаживался по кабинету, когда префект, рассказывавший двум комиссарам о различных обстоятельствах, сопровождавших смерть Фроле, заметил его возбужденное состояние и понял причину его: ему самому скорее хотелось узнать содержание записки, составленной в префектуре о его шурине. Префект поспешил закончить свой рассказ и представил Люса, как нового начальника полиции безопасности. После обычных поздравлений последнего комиссарами, префект прибавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16