Уже одно его присутствие в зале, когда «Семь» не приглашали его остаться, было нарушением этикета. Он никогда и ни в каком случае не имел права присутствовать на совещаниях, и тот факт, что «Семь» остались в зале, указывал на необходимость ему удалиться вместе с джемедарами. Упорное стремление его остаться служило доказательством его желания вступить в борьбу с верховным трибуналом.
Арджуна предполагал, что его спросят о причине того, что он остался. Это облегчало начало спора, ибо ему было известно, что говорить в присутствии «Трех» без их разрешения запрещено. Но Арджуна ошибался. Члены верховного Совета на его вызов отвечали полным молчанием.
Однако он задумал опасную игру и после нескольких минут колебания решился первым нарушить молчание. Подойдя к столу, он сделал, по принятому обычаю, три поклона и сказал:
– Высокие и могущественные владыки, простите, что я прерываю течение ваших мудрых мыслей, но время бежит так быстро, скоро наступит день, и обязанности, лежащие на мне, заставят меня покинуть вас.
– Без сомнения, сын мой, – сказал древний из «Трех», – у тебя есть какая-нибудь важная причина, раз ты осмелился попирать самую священную свою обязанность – повиноваться правилам. Все же мы слушаем тебя, уверенные, что должны будем простить тебе это нарушение… Но почему твой голос дрожит, когда ты говоришь?
Председательское место «Семи» принадлежало по праву тому, кто был раньше всех избран в члены тайного трибунала. Вот почему его называли «древнейший из Трех». Он носил также титул «Адитья» или «сына Адити», то есть сына земли. Второй получал название «Двиты», то есть второго, а последний назывался «Пайя», или младший сын.
Каждый член трибунала по очереди проходил все три степени. «Пайя» передавал приказы, декреты и инструкции браматме и факирам. «Двита» управлял пятой провинцией, а именно Биджапуром, и руководил администрацией остальных «Четырех». «Адитья» председательствовал в Трибунале трех и Совете семи, когда они собирались.
– Да! – продолжал «древнейший из Трех», – мы хотим знать причину твоей тревоги.
– Я буду говорить, о Адитья, – отвечал Арджуна, – с твоего разрешения я открою сердце свое перед «Тремя» и «Семью» и объясню причину моей печали.
– Пусть истина без страха выйдет из твоей души. Если твои слова верны, ты не останешься недовольным.
– Возведенный вами в достоинство браматмы, чтобы передавать вашу волю народам и владыкам, я всегда старался исполнить ваши предписания во славу общества и для торжества правосудия, и вы всегда выражали мне одобрение. Почему же, о высокие и могущественные мужи, я сегодня потерял ваше доверие?.. Вот почему я нарушил установленный порядок и не стал ждать, пока вы позовете меня.
– Объясни лучше, о Арджуна, никто из нас не понял твоей мысли.
– Не по вашему ли приказанию, о светила истины, осквернился я прикосновением к нечистому белатти, иностранцу, который предложил открыть нам измену одного из наших?
– Ты говоришь правду.
– Когда я передал вам о цене, которую требовал он, не вы ли решили, что предложение это должно быть принято и виновный будет наказан в присутствии всех джемедаров?
– Совершенно верно, Арджуна!
– Почему же, о Адитья, скрыли вы от меня ваши настоящие намерения? Почему же, если разоблачение было ложным, вы допустили, чтобы я обвинил одного из наших, и наказали клеветника, не предупредив меня?
– Ты произнес слова, полные горечи, о Арджуна, забыв при этом, что решение «Трех» не подлежит обсуждению… Нас Трое, а не четверо, нас Семь, а не восемь, Арджуна, и помни, если ты дорожишь жизнью, что есть тайны, которые убивают. Та, о которой ты говоришь, принадлежит к числу убивающих… Достаточно и того, что ты ее заметил! Браматма не голова, это – рука, которая повинуется, не сознавая того, что делает, как дождь не сознает, почему он падает, гром – почему он гремит, ветер – почему он волнует море… В своей гордости ты дошел мало-помалу до того, что вообразил себя настоящим вождем общества «Духов вод», тогда как ты – старший слуга его… Я скажу больше – раб его! Благодари Шиву, что он разрешил тебе спросить «древнейшего из Трех» и остаться живым! Я сказал все. Убирайся теперь! Вон отсюда, собака!
Затем с мрачным видом, думая, что его понимают одни только товарищи, прибавил:
– Еще один браматма нуждается в покое!
Браматмы, если и отстранялись от должности, то отдыхали только в могиле. Они знали слишком много тайн общества, чтобы им позволяли вернуться к частной жизни. Последние слова Адитьи были подобны удару кнута, и браматма страшно побледнел. Несмотря на это, он три раза поклонился тому, кто нанес смертельное оскорбление его самолюбию, и вышел, бросив на Адитью украдкой ненавидящий взгляд, который ясно показывал, что теперь браматма не остановится перед самой жестокой местью.-
Опустив за собой тяжелую кашемировую портьеру, закрывавшую вход в зал заседаний, он еле слышно прошептал про себя:
– О! Я докажу тебе, что гром иногда сам выбирает, чью голову ему поразить.
И с горящим от волнения лицом он бросился вон из дворца Омра. Повернув к развалинам, он заметил факира Утсару.
– Это ты, Утсара? – окликнул он его.
– Да, господин! – отвечал факир.
Факир этот служил Арджуне и был безгранично ему предан. Под влиянием только что полученного им смертельного оскорбления, браматма решил открыть ему план мести.
– Утсара, – спросил он, – могу ли я рассчитывать на твою преданность?
– До самой смерти, господин, – отвечал факир.
– И даже, если бы я захотел отомстить врагу, который вот уже давно осыпает меня оскорблениями и унижает меня?
– Скажи только слово, господин, и завтра же этого человека не будет.
– Кто бы он ни был?
– Будь это даже сам «древнейший из Трех», – отвечал Утсара.
Он произнес фразу так тихо, что ее трудно было расслышать. Однако браматма вздрогнул.
– Тише! – сказал он. – Есть имена, которые нельзя произносить… Если тебя слышали, то мы не увидим восхода солнца.
– Знаю, господин!.. Каждый куст вокруг дворца…
Он не закончил фразы и, схватив кинжал, бросился в чащу кустов, росших рядом.
Пронзительный крик огласил воздух… Послышалось падение тела на землю, и в ту же минуту Арджуна услышал, как Утсара говорит ему вполголоса:
– Скорее за мной! Негодяй успел крикнуть… через десять-двадцать минут сюда сбегутся все.
Браматма поспешно повиновался. Утсара с телом своей жертвы, которое он взвалил на спину, бежал впереди.
Он делал множество поворотов, стараясь запутать следы, и с необыкновенной быстротой находил дорогу среди развалин, где спутник его не мог бы пройти и днем.
Вдруг Арджуна услышал всплеск от падающего в воду тела. Утсара, не замедляя шага, бросил труп, от которого надо было во что бы то ни стало освободиться, в один из многочисленных колодцев древнего Биджапура.
– А теперь, – сказал он, ускоряя бег, – слышите, они бегут по нашим следам.
Крик факира, а тот, кого Утсара поразил кинжалом, тоже был факиром, поднял тревогу среди его товарищей, и все они бросились по следам беглецов.
Прислушавшись, факир и браматма поняли по раздающимся восклицаниям, что они окружены со всех сторон.
– Круг сужается, – сказал Утсара, – через три минуты они будут здесь… Надо спрятаться…
– Куда?
– О! – отвечал факир, ударяя себя по лбу, – как это я не подумал раньше!.. Еще одно усилие, и мы, быть может, добежим…
Они молча продолжали бежать по направлению к мавзолею Адил-Шаха. Не пробежав и пятидесяти шагов, Утсара остановился.
– Скорее! – сказал он своему господину, – садитесь мне на плечи, крепко держитесь за шею руками… и не мешайте мне…
Спрашивать было некогда, преследователи приближались… Браматма повиновался. Одаренный геркулесовой силой, Утсара вскочил на край колодца и, придерживаясь за выступы стенок, исчез среди ползучих растений и лиан, росших в изобилии из расщелин камней. Пропустив беглецов, растения плотно соединились над их головами, скрывая от взглядов. Факир остановился, упершись головой в стену, чтобы ни малейший шум не выдал их убежища.
Он нашел широкий каменный выступ, которые устраивают в колодцах на определенном расстоянии друг от друга для облегчения работ. Браматма сидел у него на плечах, крепко держась за растения.
В ту же минуту послышались шаги и голоса преследователей, но тревога, сжимавшая сердца беглецов, продолжалась недолго. Преследователи пробежали дальше к мавзолею Адил-Шаха, огромному зданию, занимавшему около мили в окружности и имевшему так много подвалов и подземных ходов, что браматме и спутнику его легко было бы скрыться там от всяких преследований.
– Они думают, что мы в мавзолее набоба, господин, – сказал Утсара. – Воспользуемся тем, что еще темно, и уйдем отсюда… Скоро будет поздно…
– Ты думаешь, нас отыщут здесь?
– Факиры решат, что это ложная тревога, поднятая каким-нибудь английским шпионом: ведь мне удалось скрыть труп. Но днем следы крови и отсутствие одного из товарищей откроет им истину, и тогда они обыщут все колодцы… Нам тогда не убежать… Но не об этой опасности я хотел сказать…
– Что же случилось еще?
– Мы находимся над убежищем гремучих змей. Они любят заброшенные колодцы.
– Гремучие! – воскликнул Арджуна, вздрогнув всем телом, – один укус этих тварей – и верная смерть… Что, если они нападут на нас?
– Пока ночь, мы ничем не рискуем. Эти твари не видят в темноте, но при первых лучах солнца они нападут на нас, а никто не знает, сколько их здесь.
В эту минуту, как бы подтверждая слова факира, под ногами беглецов послышался концерт из пронзительных свистов.
– Скорее! – крикнул Утсара. – Ужасные твари проснулись от звука наших голосов… Идите первым, я поддержу вас…
– Тише! – приказал ему Арджуна, выглядывая из колодца. – Слышишь шаги… факиры возвращаются…
– Наклонитесь, трава скроет вас, – отвечал шепотом Утсара.
– Нет, напротив, следуй за мной, – сказал ему браматма, выскакивая из колодца. – Нам нечего больше бояться.
Факир подумал, что его господин, испуганный змеями, сам не знает, что делает. Удивление его возросло, когда он вылез из колодца и увидел, что тот совершенно спокойно направился к мавзолею великого властителя, высокий купол которого уже заблестел в первых лучах солнца.
Их преследователи возвращались назад, отказавшись от дальнейших поисков. И несчастный Утсара, не понимая ловкого маневра своего господина, приготовился уже пожертвовать жизнью. Но теперь, когда труп исчез и следы их были потеряны, нечего было бояться… Кто посмел бы обвинить верховного вождя в убийстве факира, служившего обществу? Это было то логичное рассуждение, которое сделал Арджуна, и дальнейшее подтвердило его правоту. Заметив своего начальника, высокочтимого браматму, факиры попадали ниц перед ним и три раза коснулись лбами земли.
– В чем дело, друзья мои, – спросил Арджуна, – что случилось? Я возвращался домой после заседания верховного Совета, когда услышал крики и увидел, что все бросились к развалинам… Кого вы преследовали?
Факиры рассказали ему, что услышали крик о помощи, когда были на страже дворца Омра, но, несмотря на самые тщательные поиски ничего не нашли и решили, что это была шутка кого-нибудь из товарищей.
– Наверное, Утами сыграл с нами такую шутку, – сказал Варуна, – одного его нет между нами… Теперь он боится показаться нам.
Арджуна вздрогнул при этих словах. Утсара убил Утами, доверенного факира «древнейшего из Трех». Глава тайного судилища перевернет вверх дном и небо, и землю, чтобы найти убийцу и отомстить ему.
– Спешите домой, – приказал факирам браматма, желая прекратить неприятный разговор. – Вы знаете, что вице-король Индии приезжает сегодня во дворец Омра, а вы не должны попадаться на глаза ни одному англичанину.
Факиры снова преклонились перед своим начальником и направились в сторону таинственного здания.
Дойдя до седьмой стороны семиугольника, они подали условный сигнал. Одна из гранитных плит в стене повернулась, и над рвом тотчас опустился подъемный мост, по которому ввесь отряд двинулся к отверстию, ведущему к верхним этажам.
Браматма удалился довольный собой. За ним следовал Утсара, еще не пришедший в себя от удивления. Верховный вождь общества «Духов вод» был бы далеко не так спокоен знай он только, что факир Варуна, уходя, заметил, что несколько маленьких капель крови осквернили непорочную белизну его кашемировой туники.


Часть седьмая
СМЕРТЬ УОТСОНА

ГЛАВА I

Встреча падиала – Показания предателя. – След найден. – Декрет о ликвидации общества «Духи вод». – Переодевание. – Старый пандаром.

Продолжая идти к своему дворцу, а древняя столица Декана всегда была резиденцией браматм, Арджуна, вспоминая ночную сцену во дворце, придумывал разные способы мести.
Он хорошо знал вековые обычаи таинственного Совета, чтобы не понять значение презрительных слов: «Вон отсюда, собака!», которые были не чем иным, как кратким приговором к смерти.
– Дней через восемь, быть может, – говорил он себе, – Утсара получит приказ заколоть меня кинжалом. Разве только поручат это сделать кому-нибудь другому. С сегодняшнего дня, во всяком случае, я должен смотреть на себя, как на человека, имеющего законное право принимать все меры для своей защиты.
Браматма и факир подходили уже к концу необитаемой части развалин и приближались к старой пагоде, когда, проходя через высокую рощу тамариндов, куда еле проникал дневной свет, Арджуна вдруг споткнулся о чье-то тело и едва не упал. Он наклонился, ожидая увидеть какого-нибудь нищего, спавшего под открытым небом, и внезапно вскрикнул от удивления.
– Дислад-Хамед, падиал!
– Не случилось ли с ним несчастья? – сказал Утсара, подходя ближе.
– Он не ранен, – отвечал Арджуна, осмотрев падиала. – Странно! Совсем не слышно стука сердца, а между тем он дышит… Нельзя оставлять его здесь без помощи.
Роскошное жилище браматмы находилось всего в нескольких шагах оттуда. Арджуна сделал знак факиру, который взвалил падиала себе на плечи, и оба направились к Джахара-Богху, или дворцу святых, как величалось жилище браматмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77