От Могенса пришло письмо, в котором сообщалось, что мы должны освободить ферму в течение месяца.
В семье Ольды в живых остались только брат и сестра, перебравшаяся в Исландию после того, как муж покинул ее. Единственные люди, к которым мы могли обратиться, были мои родственники.
Скрепя сердце я сочинил письмо брату, который вел дела семейной фермы. Я не был уверен, что он нас примет, ведь мы давным-давно не виделись. Даже если он нас пожалел бы, до места, где я вырос, было очень далеко, и я боялся, что нам не хватит денег на дорогу. Мы уже продали повозку и всю скотину с фермы, чтобы заплатить долг новому владельцу земли.
Но потом я взглянул на голодные лица, на старую заношенную одежду моих домочадцев и понял, что выбора нет.
Были мгновения, когда я приходил в отчаяние. Я называл себя неудавшимся мужем и отцом, и даже думал о самоубийстве.
В то нелегкое время Ольда была мне опорой и поддержкой. Несмотря на суеверия, она была сильной и преданной женщиной. Она никогда не обвиняла и не осуждала меня, не жаловалась на свою судьбу. Каким-то образом ей удавалось превратить одну ложку еды в две, починить самую ветхую одежду.
Правда, Ольда любила придумывать объяснения, основанные на суевериях, почему нам так не везет. Тем не менее она стойко взваливала на себя все тяготы нищеты и не давала нам раскисать.
И вдруг заболела Зара.

Недди

Когда заболела Зара, я почувствовал, что в маминой душе поселился страх. До этого момента она была спокойна и уверена. Я понимал, что болезнь дочери заставила их с отцом вспомнить смерть Оливи.
В доме тогда осталось пятеро детей: я, Роуз, Зара, Зорда и Биллем.
Мы ждали ответа от брата отца. Это была наша единственная надежда. Но стало ясно, что, даже если он согласится нас принять, мы не сможем совершить такое далекое путешествие, пока Зара болеет.
К счастью, сосед Торск предложил нам на время перебраться к нему, чтобы мы не остались на улице, когда приедет владелец земли. Сам Торск тоже едва сводил концы с концами, но у него хоть осталась собственная ферма. Мы знали, что не можем задерживаться у него слишком долго и посягать на его скудные запасы.
Я для себя решил, что, как и старший брат Нильс, уйду из дома и попытаюсь сам устроиться в жизни. Тогда я буду посылать все, что заработаю, семье. Давняя мечта учиться в большом городе растаяла как дым.
Мама не отходила от Зары ни на минуту. Отец бесцельно бродил вокруг дома – он как будто постарел лет на двадцать. На ферме нам оставалось жить чуть больше двух недель.
В ту осень рано начались холода. Первый буран налетел еще до того, как удалось собрать последний урожай. Спустя несколько дней потеплело и снег стаял, но было уже поздно. А потом наступила обычная осенняя погода – бесконечный холодный дождь.
Как-то вечером, когда за окном дождь лил как из ведра, мы собрались у очага. Вдруг за дверью послышался какой-то звук. Мама сидела в глубине комнаты около Зары, которая только что заснула.
Звук повторился. Я обменялся взглядом с отцом, подошел к двери и осторожно приоткрыл ее, желая узнать, кто или что могло быть снаружи в такой вечер. И успел заметить только белое пятно, прежде чем дверь распахнулась. Я отступил, и что-то огромное и мокрое ворвалось внутрь.
Я увидел большого белого медведя, который остановился посреди комнаты.
В открытую дверь врывался ветер с холодным дождем, но никто этого не замечал.
– Закрой дверь. – Голос был странный, тяжелый.
Это казалось невозможным, но я сразу понял, что голос принадлежал белому медведю.
Сестра Зорда покачнулась, готовая вот-вот упасть в обморок. Я подскочил к ней и схватил за плечи. Она дрожала.
Роуз подошла к двери и захлопнула ее.
Это было похоже на сон: громадный зверь ворвался к нам в дом. Медведь стоял на четырех лапах и ростом был с меня. Вода лилась с его шерсти на деревянный пол. Когда-то давно я уже видел подобное.
Я сразу догадался, что это был тот самый медведь, которого я видел в детстве, тот, который спас Роуз. Даже если у меня и оставались сомнения, то они рассеялись, как только я взглянул в его черные глаза. Это был тот самый медведь. Дурные предчувствия переполняли меня.
Он оглядел комнату, нас всех – одного за другим. Дольше всего смотрел на Роуз. Потом повернулся к отцу.
– Если вы отдадите мне свою младшую дочь… – Зловещий голос эхом пронесся по комнате. Он говорил медленно, останавливаясь после каждого слова, как будто ему было очень трудно, даже больно произносить слова. – Тогда та, которая умирает, поправится. А сами вы станете богатыми, будете жить в довольстве и покое.
Тишину в комнате нарушали лишь шум дождя снаружи да потрескивание дров в очаге. Медведь снова заговорил:
– Если вы отдадите мне свою младшую дочь, тогда та, которая умирает… – Он повторил свою речь, так же переводя дыхание после каждого слова.
Мама поднялась с табурета около кровати Зары.
– Вы могли бы вылечить мою дочь? – спросила она почти шепотом, а в глазах засветилась отчаянная надежда.
– Да, – прорычал голос.
– Как?
– Если вы отдадите мне свою младшую дочь, тогда та, которая умирает… – начал медведь в третий раз.
Но тут встал отец. Он как будто только что собрался с мыслями – как после удара.
– Хватит, – сказал он громко. – Ты не получишь Роуз. И никого другого.
Медведь повернулся к отцу, потом к Роуз.
– Не решайте так скоро, – проговорил он. – Я вернусь через семь дней. Тогда вы мне и ответите.
И пошел к двери. Я сам видел, как Роуз ее плотно закрыла, но дверь распахнулась сама собой, и медведь исчез в ночи.
Отец быстро подошел к двери и захлопнул ее.
Мы все изумленно молчали. Если бы не большая лужа посредине комнаты, где стоял медведь, думаю, никто из нас, кроме Роуз и мамы, вообще не поверил бы в то, что все происходило наяву.
– Арни, – сказала мама.
– Отец, – послышался голос Роуз.
Они заговорили одновременно, но отец покачал головой.
– Тут нечего обсуждать, – произнес он не терпящим возражений тоном. – Это колдовство, мы не будем в нем участвовать. Ни за какие обещания или богатства.
– Но, Арни, – сказала мама, – подумай о нашей Заре…
– Нет! – резко ответил он. Никогда раньше я не слышал, чтобы отец повышал голос на маму.
Мама побледнела:
– Но мы должны уважить его просьбу. Иначе на нас обрушатся еще большие неприятности.
– Ольда, мы не будем больше об этом говорить, – отчеканил отец. – Иди к Заре. Холодный воздух не пошел, ей на пользу.
Мама вернулась к Заре, но, несмотря на бешенство отца, в ее глазах все еще светился лучик надежды. Было ясно, что она так этого не оставит. Я сходил за платком для дрожащей Зорды, потом повернулся к Роуз. Она сидела на стуле возле огня, я сел рядом и взял ее за руку. Та оказалась совсем холодная. Взгляд сестры испугал меня. В нем было волнение, смешанное со страхом и замешательством.
– Что все это значит, Недди?
Я покачал головой.
– Когда я была маленькой, мама рассказывала мне истории, в которых животные разговаривали. Я, конечно же, ей не верила, но теперь…
Я молчал.
– Ты видел, как переливалась его шерсть?
– Она была мокрая, – рассеянно ответил я.
– Белый медведь, – выдохнула она. – Как раз такой, с каким я мысленно дружила в детстве.
Я наклонился, чтобы помешать угли в очаге.
– А ты видел его глаза? Недди, как ты думаешь, это может быть тот же медведь, которого я повстречала на днях? Думаю, это он.
Я опять покачал головой, не желая по некоторым соображениям одобрять такую мысль. Но тут подошел отец и прервал нас.
– Надо еще помыть посуду, а потом, наверное, лучше пойти спать.
Мы послушно встали. Отец взял Роуз за руку.
– Не позволю ни одному дикому животному забрать тебя, Роуз. Ты это знаешь. Я всегда буду тебя защищать.
– Но, папа, а как же Зара?
– Мы будем о ней заботиться. И она поправится.
Теперь Роуз покачала головой:
– По крайней мере, нужно…
– Нет, – решительно оборвал отец.
Позже, когда мы укладывались спать, Роуз прошептала:
– Почему белому медведю понадобилась именно я, Недди?
Я понятия не имел, хотя в глубине души чувствовал, что ответ скрывается в грустных глазах животного. Ему было что-то очень-очень нужно.

Роуз

В течение следующего дня я вздрагивала из-за малейшего шума и не могла ни на чем сосредоточиться.
Мы все были раздражены, взвинчены и вообще не похожи сами на себя.
Отец запретил даже упоминать про белого медведя и его просьбу. Я слышала, как они с мамой ссорились по ночам. Они старались говорить тихо, но однажды я невольно подслушала их разговор.
– Я не буду жертвовать одной дочерью ради другой, – сказал отец.
– Дело не в этом, – отвечала мама. – Если мы ничего не предпримем, Зара точно умрет.
– Почему ты так уверена, что этот белый медведь вылечит Зару?
Мама тихо ответила, я не разобрала слов. Потом папа прервал ее:
– Неужели ты действительно хочешь доверить жизнь Роуз дикому северному созданию за призрачное обещание чуда? Это сумасшествие. Если Роуз уйдет с белым медведем, мы больше никогда ее не увидим. Обменять ее жизнь на здоровье Зары – тут даже не о чем спорить!
Прошло несколько дней, Заре не стало ни хуже, ни лучше. Местный лекарь сказал, что нам нужно продолжать поить ее травяными настоями. Мы готовились переехать к Торску на ферму, чтобы пожить там до тех пор, пока не получим известия от брата отца.
Я все время думала о белом медведе, ничто другое просто в голову не шло. И решила: несмотря ни на что, мне нужно принять его предложение.
Однажды днем я попыталась обсудить это с Недди, пока мы складывали наши скудные пожитки в дорожные сундуки.
– Я пойду с белым медведем, – выпалила я.
Недди с ужасом взглянул на меня.
– Не могу сидеть спокойно и смотреть, как Зара умирает. – Я заговорила быстро, чтобы убедить Недди. – Особенно теперь, когда знаю, что нужно сделать для ее спасения.
– Роуз, – умоляюще сказал Недди, – ты не должна об этом думать!
– Еще медведь сказал, что исчезнет нищета, в которой мы уже почти утонули. Только подумай, Недди, отец снова мог бы заняться картами. А ты поехал бы в Берген учиться – ты об этом всегда мечтал!
– Нет, – убежденно ответил Недди. – Если это животное и могло бы такое устроить, цена, которую ты должна заплатить, слишком высока.
Я молчала. Обсуждать это с Недди было бесполезно. Пришлось оставить все свои мысли и планы при себе.
Кроме этого, у меня был еще один повод уйти с белым медведем. Мне просто хотелось уйти с ним. Я понимала, что это безумие – отправиться в неизвестные земли с диким животным, которое, без сомнения, сожрет меня в конце путешествия. Я боялась умереть. Но все равно хотела уйти.
Я знала, что отец никогда не согласится.
Что касается мамы, меня очень смутило то, с какой легкостью она согласилась отдать меня белому медведю. Неужели она не любила меня? А если бы медведь попросил Оливи, так же охотно мама рассталась бы с ней?
На шестой день я рано вернулась от вдовы Озиг. Я вошла в дальнюю комнату и случайно услышала, как мама с папой громко разговаривают в гостиной. Я подумала, что они опять ссорятся, и чуть было не вошла к ним, но вдруг услышала, как папа сказал с тоской:
– Я не могу перестать думать о том, что за всем этим стоит ложь о рождении Роуз.
Ложь? У меня по спине побежали мурашки. Мама резко ответила:
– Никакой лжи. Она Ориана Роуз.
– Ольда, она не восточный ребенок. Мы оба это знаем.
– Она Ориана Роуз. – Мамины слова прозвучали медленно и твердо.
– Нет, – громко сказал отец. – Она – Ниам.
– Ниам? – Повисла пауза. – Она не Ниам, – холодно произнесла мама. – Я не думала, что ты веришь в родовое направление. Это же суеверие, ты всегда так говорил.
– Я и не верю. По крайней мере, не верил. Но когда я впервые взял ее на руки, посмотрел ей в глаза, то понял, что это Ниам. В глубине души я всегда звал ее Ниам.
Правда постепенно доходила до меня. Имя Ниам начиналось с буквы «Н» – норд. Я должна была заменить Оливи, но родилась на север. На компасе у меня было собственное место. Волнение поднималось у меня в груди. Потом к нему добавилась злость. Я покраснела и стала задыхаться.
Мама с папой обманывали меня все эти годы. Я резко повернулась и задела локтем миску, которая с грохотом свалилась на пол.
– Кто там? – крикнул отец.
Вдруг я поняла, что не хочу видеть их лица. Мне нужно было время подумать. Я вылетела из дому, на бегу застегивая плащ: стоял холодный осенний день.
Пока я бежала, вдобавок к злости во мне проснулось воодушевление. Я родилась на север. Это было ясно.
Неудивительно, что мама так старалась держать меня поближе к себе, чтобы превратить в точную копию Оливи.
Мы все хорошо знали, как мама относится к северным людям. Каждый раз, когда ей рассказывали о том, что кто-то плохо себя ведет или вредничает, она неизменно качала головой и с осуждением говорила:
– Он точно рожден на север, запомните мои слова.
Я знала, что роды начались внезапно в непогоду. Должно быть, мама придумала ту правду, с которой смогла жить. А отец с ней согласился. «Ложь о рождении Роуз… Ниам».
У меня было такое чувство, как будто я больше не знаю своих родителей. Или себя.
Потом я вспомнила про розу ветров, которую папа нарисовал для меня. Это тоже была ложь. Я сорвала плащ и расстелила его на земле.
Встала рядом с ним на колени. Да, вот солнце восходит. Но белое пятно, которое я всегда принимала за облако, было медведем. Теперь я точно разглядела. Белый медведь стоял, глядя на север. Папа не смог утаить правду. Она лежала передо мной. Правда и ложь – рядом.
Ниам. Он назвал меня Ниам, как только впервые взял на руки. Орианы не существовало. Мне никогда не нравилось имя Ориана, подумала я про себя. А Роуз тоже была ложью? Нет, Роуз была в центре розы ветров. Это имя вообще не относится к родовым направлениям.
И вдруг меня осенило.
Знал ли кто-нибудь еще об этом? Только мама и папа или?.. Недди знал?
Нужно обязательно выяснить.
Недди был у соседей, помогал чинить забор. Я подобрала плащ. Носить его мне больше не хотелось. Дрожа от волнения, я направилась на ферму Торска.

Недди

Смеркалось, когда мы закончили чинить забор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33