- Кайся, - проскрипел Аким.
- Дам в морду, - повторил Аверя. - Не трожь ее, она не виновата.
Фима молчала в сторонке и не могла собраться с мыслями и чувствами, нахлынувшими на нее, - так все было сложно и запутанно: ей был неприятен Аким своим отношением к Авере, но с Алкой он вел себя как нужно; с другой стороны, в словах о диверсантах был удар и по Авере. Аверя хороший, но почему он вступается за Алку?
Ничего нельзя понять! Что за штука - жизнь: в хорошем есть и плохое, а в плохом - хорошее; и все это так перемешано, что не так-то просто отрезать ножом, отделить одно от другого. Это в кишмане - рыбьих кишках нетрудно отделить пузырь с желчью, чтоб все мясо не испортить, а в жизни...
От реки с котлом, наполненным водой, прошли мимо них две девушки в ситцевых платьицах. Лица их показались Фиме знакомыми.
- Куда это Левка запропастился? - спросила одна - Два часа, как пропал, сказал: "Не спится, пойду погуляю", - и нет.
- Вернется. Верно, набрел на что-то.
Девушки скрылись в огненно-красной палатке.
- Съел? - бросил Авере Аким.
- Это еще ничего не значит. Может, они и невиноватые, а один он и скрывает от них...
Фима вдруг хватилась, что пора домой: явилась вчера поздно и убежала тайком ни свет ни заря, когда все спали, чтоб мать не могла запретить ей уйти сегодня из дому.
Потом Фима вдруг вспомнила про бабку Матрену и про Авериного подшефного деда, которому тоже надо помочь. И побежала не домой, а к нему. Часа два таскала воду, мыла полы, сдувала пыль, бегала в магазин за хлебом и едва даже не столкнулась с матерью.
Перед тем как идти домой, решила искупаться. Добежав до реки, сбросила платье и готовилась уже нырнуть с мостков, как вдруг услышала голос Авери.
- Слабо, говорите? А вот смотрите...
Послышался плеск. Фима выглянула из-за кустов, росших у подножия корявой, полуразвалившейся от старости вербы, и увидела...
Нет, в это нельзя было поверить! На кладях на корточках сидел тот самый, в очках, тот самый, длинный, обнаруженный Аверей за неположенной съемкой, и, опустив вниз руки, смотрел на то место, где только что был Аверя.
Вот Аверя шумно вынырнул и поплыл к берегу, держа в руке, поднятой над водой, рака. Рак был крупный, яростно работал клешнями и всеми ножками, а Аверя хохотал.
- Ловите, Лева! Здесь обрыв, а в нем полно их нор... Хотите, еще поймаю?
- А не искусают тебя?
- Надо уметь брать их: за спинку - и тогда ничего, не дотянутся клешнями.
- Ну поймай еще трех: преподнесем Аркашке и двум нашим дамам как подарок от тебя... Не возражаешь?
- А чего? Не.
Аверя стал нырять, выбрасывая из воды ноги. Вода вокруг бурлила, пенилась, и Фима представила, как его пальцы скользят по срезу обрыва, влезают в норки, ощупывают их и, почуяв рачью спинку, берут за шершавый панцирь.
На этот раз Аверя вынырнул с двумя раками. Лев заворачивал их в носовой платок, а Аверька, дрожащий от озноба, посиневший и готовый, снова нырнул.
- Ну как, не напужались? - спросил он Льва, когда одевался. - А на заставе не выговаривали?
- Было... Неприятно, да что поделаешь... Не знал, что у вас здесь так строго.
- Очень. - Морщась, Аверя стал причесываться.
- Обошлось. Теперь умнее будем... А в общем, они неплохие ребята, даже пленку вернули, вырезав несколько кадров.
- Интересно, - вздохнул Аверька и посмотрел на шевелящихся в платке раков. - Раки - что! Теперича у нас никто их не промышляет, мяса у них кот наплакал.
- Ну, это ты брось - первейшая закуска под пиво.
- И под наше вино идет, - с видом знатока сказал Аверя, - да все равно это не промысел. Так только, для забавы. Хотите, я свожу вас на Крымское гирло? Бредешок захватим, будьте здоровы сколько рыбы наловим!
- А застава разрешит?
- А чего ей? Все по-законному оформим, лодку отмечу у причальщика в журнале, и порядок.
- А когда?
- Хоть завтра. Правда, лодка безмоторная, да это недалеко.
- Прекрасно, - сказал Лев. - Ты изумительный парень, Аверьян! А наша компания вместится в лодку?
- Запросто. Я еще Власа захвачу, чтобы с другой стороны заводил бредень, и Ваньку - этот пугать и воду баламутить будет.
- Давай и ту девочку возьмем, - сказал вдруг Лев, - ну, у которой дома жизнь нелегкая, родители религиозные.
Фима вся напряглась.
- А, это Фимку? А зачем она нам сдалась?
- Мне хочется с ней поговорить... Ты у нее дома бывал?
- Мильон раз! Старый дом у них, плохой, стены едва держат иконы.
- Позови ее, пожалуйста.
- Хорошо. Будет кашеварить... Мы такую юшку соорудим - закачаешься.
- Вот и хорошо. Можешь сейчас же прийти за ластами и маской. Через день вернешь.
Они ушли, а Фима так и осталась стоять возле развалистой вербы. Что ж это получается - то крыл его последними словами, то раков для него ловит, роется в иле... И зачем это еще она, Фима, тому потребовалась? Даже купаться расхотелось Фиме. Она оделась и быстро пошла к дому.
Глава 5
БЕЗРЫБЬЕ
Лев забрался в палатку.
- Влезай, не стесняйся, - донеслось изнутри.
Аверя просунул голову, влез и присел на корточки. У стенки на надувном матрасе в одних трусах посапывал Аркадий; другой матрас, очевидно Льва, пустовал; на ящичке стоял приемничек в кожаном футляре с ремешком, однажды на пляже Аверя уже слушал музыку. Тут же лежал рюкзак и валялись ласты с маской и трубкой.
- В этой - мы, в той - женское общежитие. - Лев хлопнул по пустому матрасу, приглашая Аверю присесть.
Аверя присел и зевнул от волнения: никогда еще такие люди не оказывали ему столько внимания.
- Слушай, друг, - Лев улыбнулся, - ты вчера что-то хотел рассказать про ваши церкви и попов, а потом не успел. Прошу. - Он протянул Авере пачку с сигаретами. - Надеюсь, куришь?
Нельзя сказать, что Аверя очень уж курил. Мог даже через нос дым пускать. Но до конца не пристрастился к курению: большого удовольствия оно ему не доставляло.
- А как же! - Аверя потянулся к пачке, хотел лихо вытащить одну, но, как назло, цеплялись сразу три. Он повлажнел от неловкости: у Льва, верно, рука заболела, пока Аверя отделял от трех одну.
Лев был очень вежлив, держался с ним как с равным: поднес горящую спичку вначале ему, потому прикурил сам.
- Слушаю.
- А чего там говорить... Работали две церкви старообрядческие, одну недавно закрыли. Почему? Небольшой городок, а две церкви метрах в трехстах друг от друга и одинаковые, только что названия разные: одна - Никольская, вторая - Рождественская. Ни к чему вроде держать обе. Нецелесообразно.
Лев улыбнулся краешками тонких губ. Он развалился на матрасе, пускал в потолок струи дыма и внимательно слушал. Его длинные ноги, туго обтянутые синими тренировочными брюками, с резинками у щиколоток и на поясе, свешивались, потому что на кончике матраса примостился Аверя. Горбоносое смуглое лицо Льва, досиня выбритое, четкое и напористое, с твердыми губами, все время было повернуто к Авере.
- Ну-ну, это очень интересно...
- Одну, значит, и прикрыли, сам епископ наш согласился, и батюшка обещался сдать ключи, сдать всю церковную утварь в епархию. А у нас церкви - будь здоров!..
- Она внутри была такая же, как и Никольская? - перебил Лев.
- Пожалуй, почище. Бывали в Никольской?
- Захаживали. Ну-ну, дальше.
- Обещался, значит, сдать всю утварь, а колокола, как по закону полагается, должны перейти государству на цветной металл...
- Скажи, а иконы там были?
- Видимо-невидимо, и очень старые, писанные, сказывают, настоящими художниками и еще в древности. На некоторых и Христа-то с богородицей не увидишь - сквозь гарь и копоть едва пробиваются. Едва выглядывают из потемок, как живые.
Лев задрыгал ногами и скосил глаза на Аркадия. Тот все еще спал, слегка посвистывая и отдуваясь. Кожа на полноватой шее под круглым подбородком собралась складками - в таком положении Аркадий казался просто толстяком.
- Ну, и что дальше?
- Уйма недовольных было.
- Еще бы!
- Особенно старики. Даже делегацию специальную командировали в Москву на Рогожскую, в епархию, к главе нашей церкви, чтоб помог. Кучу денег собранных проездили, а ничего не добились: архиепископ не поддержал. Горсовет решил пустить закрытую церковь под какое-нибудь помещение, под склад или что другое, а они ключей не дают. Знаете, какие у нас старики из церковного совета?
- Какие?
- Неподступные. Да и другие дедки не хуже их. Липован за стол не сядет не перекрестившись, стакан воды в киоске не выпьет, мимо церкви не пройдет... Да что там "мимо" - купола издаля увидит, и сама рука тянется ко лбу...
- А ты-то рад, что закрыли?
- Мне все равно: что была, что нет... Бог мне не мешает. Правда бабушка стала как больная, все охает и ахает по Рождественской, отца Василия жалеет. Любили его все, а епархия отправила его в соседний городишко Плавск. А этот, который остался, хочет его со свету сжить...
- Что ты говоришь! - воскликнул Лев и ударил себя по коленям. - Не думал, что такие страсти могут кипеть в вашем городке! И главное, среди кого - среди самих служителей культа... - И, сказав это, он вдруг так громко засмеялся, что Аркадий зашевелился и перестал посвистывать.
Он полудремал: одна рука его сгоняла надоедливую муху, что садилась то на плечо, то на грудь, безмускульную и рыхловатую, поросшую золотистыми волосками.
- А вы думали! - сказал Аверя, польщенный, что его слушают с таким интересом. - Батюшка из Никольской, отец Игнатий, вообще хотел отделаться от нашего, от отца Василия, писал на него, что он венчает дальних родственников, а это по церковному закону не положено, что... Ну и много там всякого.
- И сняли его?
- Нет. Народ отстоял. Стал отец Василий служить в Плавске, а к нам приезжать на службу только по воскресеньям.
- А служат оба в одной и той же церкви?
- Ну да.
- Ой и смех! Аркадий, да проснись же ты, соня! - Лев зажал ему пальцами нос; Аркадий замотал головой и открыл глаза. - Здесь такое рассказывают, а ты дрыхнешь!
Аркадий сел и стал тереть заплывшие со сна глаза.
- Скажи, - спросил Лев, - а почему закрыли именно Рождественскую?
Аверя напрягся, по лбу побежали морщины. Ах, как хотелось ответить и на этот вопрос!
- В точности сказать не могу, но думаю, потому, что Николай-угодник является покровителем всех моряков. Ну, а всякий рыбак - моряк, вот он и помогает нашим рыбачкам. Потому и оставили Никольскую.
У двери раздался женский голос:
- Можно? - И тотчас всунулось полненькое личико с челочкой на лбу Вера. - Ого, у вас гости... Пошли, ребята, поедим в чайной, спиртовка что-то забарахлила.
- Я не против, - сказал Лев. - А вы знаете, куда мы завтра отправляемся? Не отгадаете. Не буду мучить. На рыбалку. Аверьян зовет. Вот дунайскую юшку отпробуем!
- Прекрасно! - Вера принялась рассматривать ногти. - Как быстро лак слезает...
- Ну забирай ласты и прочее, - сказал Лев, - только смотри потуже на ногах затягивай, а то потеряешь в реке.
- Будьте спокойны.
Туристы стали готовиться, а Аверя, сам не зная почему, все не уходил. Он стоял между двух палаток - ярко-красной и зеленоватой - со снаряжением для подводного плавания, завернутым в оберточную бумагу, стоял и чего-то ждал. А когда все пошли в город, пошел за ними и он.
Они были хорошо и модно одеты: у девушек - открытые цветастые платья, у парней - легкие светлые рубахи навыпуск, узкие брюки и сандалии на босу ногу.
На боку у Льва болтался "Зоркий", у Веры - маленький приемничек; из Москвы передавали последние известия. Аверя шел за приемничком и отчетливо слышал каждое слово.
Чувствовал себя Аверя очень хорошо. Приятно было идти в компании этих ярких, по-столичному одетых туристов, разговорчивых, веселых, которые могут ценить дружбу даже таких мальчишек, как он. Ему очень хотелось оказаться нужным, показать им что-то, предостеречь от чего-то, направить куда-то.
- Поймай-ка Бухарест, - попросил Аркадий, - до него отсюда рукой подать, в Москве не берет.
Вера стала медленно двигать красный диск на передней стенке. Передача наплывала на передачу: четкий мужской голос вдруг разбавлялся грустной музыкой, музыка сменялась свистом и грохотом джаза, а из джаза рождался быстрый, огненно-легкий веселый марш.
- Стоп, - сказал Аркадий, - законсервируй.
Они шли вдоль опустевших полдневных ериков, с распластанными на поверхности лягушками, шли под лязг медных тарелок, под ошалелые стуки барабана и переливы кларнета. Из одной калитки высунулся стриженый малыш и тут же в испуге убрал голову. Бородач, сидевший у кладей на лавочке спиной к дощатому заборчику, поднял на них мутноватые глаза, полные хитрости и лукавства, и провожал их глазами, пока компания не скрылась.
По дороге уточняли подробности завтрашней вылазки.
- Хотите, я возьму еще Алку, - предложил Аверя, но, вспомнив, как она критиковала на пляже его длинные трусы, пожалел.
Спас его Лев:
- Пожалуй, не стоит. Девочка она симпатичная, но, как мне кажется, не ахти как... - Он повертел указательный палец у лба. - Верно?
Аверя не совсем понял, что хотел сказать Лев, но, чтоб не показаться малосообразительным, кивнул:
- Точно... Не ахти.
Шедшие впереди девушки рассмеялись, и Аверя был вне себя от гордости.
- Только Фиму не забудь прихватить.
- Что вы, она такую юшку варит! Я на что уж рыбак, а и то три раза после оближусь.
- Скажи, а отец Василий живет в Шаранове или переехал в Плавск? спросил вдруг Лев.
Этот вопрос немного удивил Аверю.
Странно, что Лев так интересуется религией. Точно третьим хочет вступить в борьбу двух батюшек за приход в Никольской церкви...
- Здесь... Хотите, покажу его дом?
- А это недалеко?
- Рядом!
- Ребята, я сейчас. - Лев быстро зашагал за Аверей по поперечному проулку.
А сзади раздавались иронические возгласы Аркадия:
- Честное слово, братцы, он с ума сойдет от них: с севера привез мало, Смоленщину обшарил - мало...
"Чего это ему все мало?" - подумал Аверя, подводя Льва к поповскому дому. Он был такой же, как и все рыбацкие дома, может, более щеголеватый, со свежей белизной стен, с более затейливыми наличниками и новеньким - ни трещинки, ни зазубринки - шифером на крыше...
Возле чайной Аверя спросил у Аркадия:
- Из чего, вы думаете, этот дом?
- Как - из чего? Из камня. - Аркадий окинул взглядом прочный двухэтажный дом с большим и вполне современным обувным магазином внизу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14